Из третьей машины выходит хрупкая старушка. Такого не должно быть никогда – мать не должна хоронить свою дочь. Я чувствую скорбь. Независимо от того, как я относилась к Ханне Гилберт при жизни, смерть меняет все. И Ханна не заслуживала такой судьбы. Женщина средних лет (возможно, сестра Ханны) ведет хрупкую старушку в самое начало очереди, ей помогает Флоренс Максвелл. Вероятно, Флоренс и Ханна были близки, раз директриса занимает место вместе с членами семьи. И на самом деле тот факт, что Флоренс обнимала дочь Ханны, показывает, что они очень хорошо друг друга знали.
Почему Ханна Гилберт так сильно ненавидела Элли? И почему она столько говорила про зло? Несмотря на все свои недостатки, Ханна на самом деле верила в то, что говорила. Я нацелена выяснить, почему она так считала. Хотя не сегодня и не сейчас. Сегодня нам нужно похоронить человека.
Глава 54
Имоджен
– Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось с твоей учительницей, – медленно произношу я, наблюдая за Элли, чтобы оценить ее реакцию. Она не поднимает голову, смотрит в землю у себя под ногами. Мы идем по тропинке вдоль канала, того самого канала, в который я свалилась, как кажется, целую жизнь назад. Сейчас день, и это место совершенно меня не пугает, хотя я больше не рисковала возвращаться этим путем домой по вечерам после своего неудачного купания.
– О чем там говорить? – спрашивает Элли, не встречаясь со мной взглядом. – Я не знаю, что случилось.
– Я уверена, что знаешь, – мягко говорю я. – Это маленький городок, люди обсуждают случившееся, в особенности в школе. Я подумала, не говорил ли кто-то что-то тебе?
– Никто мне никогда ничего не говорит, – угрюмо отвечает Элли. – Со мной вообще почти не разговаривают в школе, ну, если только обзываются. Однако это не означает, что я сама ничего не слышу, – добавляет она. – Я слышу больше, чем люди подозревают.
У меня появляется нехорошее предчувствие.
– И что ты слышала?
Элли поднимает голову и смотрит на меня.
– Мисс Гилберт и мистер Хокер крутили роман. Занимались сексом за спиной у всех.
Я не в первый раз слышу нечто подобное от ребенка, другие дети мне тоже это говорили, но никто не выражался так прямо.
Элли поддевает ногой камушек, попавшийся на тропе, и откидывает его в сторону.
– Если они предавали людей, с которыми состояли в браке, то, может, один из них и убил ее. Чтобы наказать.
Я останавливаюсь, и Элли наконец смотрит мне прямо в глаза.
– Что?
– Никто не убивал мисс Гилберт, Элли. Это был несчастный случай.
– Это не несчастный случай. Ей проткнули грудь…
– Достаточно.
Мой голос прозвучал резче, чем я хотела. Откуда дети берут эту информацию? И как так получается, что они знают все поразительно точно? Я знаю детали смерти Ханны Гилберт благодаря моим рабочим контактам. Я говорила себе, что мне это нужно не из-за любопытства, а чтобы помочь детям справиться со случившимся. Мне нужно знать детали, чтобы меня не шокировало то, что я могу услышать. Однако очевидно, что это не сработало – я все равно шокирована, услышав такие вещи, вылетающие изо рта такой юной девочки, как Элли.
– Прости, – мягко произношу я, чтобы сгладить резкость своего тона в предыдущий раз. – Просто об этом не очень приятно говорить. Дети в школе не знают деталей, они просто приукрашивают историю, чтобы та получилась захватывающей.
– Вы на самом деле считаете случившееся с мисс Гилберт несчастным случаем?
Теперь мы приближаемся к городу: я вижу верхушки зданий над деревьями, растущими вдоль канала. Тропа заворачивает в огромный парк, в этом месте канал соединяется с рекой. Я помню, как летом тут собиралось невероятное количество подростков, они загорали и устраивали пикники. И я задумывалась, куда же они все деваются в зимние месяцы, мне казалось, что в Гонте и окружающих его деревнях нет достаточного количества домов, чтобы вместить всех этих детей. Раз в год в городе устраивали ярмарку, и мы с Пэмми украдкой сбегали из дома, чтобы отправиться в парк после наступления темноты. Ну, то есть Пэмми украдкой сбегала из дома, моей матери было плевать на то, как я провожу любую часть дня. Даже теперь, по прошествии всех этих лет, заворачивая за угол и выходя на широченное зеленое поле, я могу поклясться, что чувствую запах бургеров и донатов. Запах пота смешивается с запахом солнцезащитного крема, я слышу музыку и крики людей, танцующих вальс и твист.
– Прости, что ты сказала?
– Мисс Гилберт, – нетерпеливо повторяет Элли. – Вы на самом деле считаете, что это был несчастный случай? Что это не было сделано преднамеренно?
– Да, считаю, – твердо говорю я. – Нет никаких доказательств, подтверждающих, что кто-то находился там вместе с ней.
– Доказательств нет – это правда. Значит, вы не думаете, что кто-то мог это сделать, не зная, что делает?
Я смотрю на нее с любопытством.
– Ты спрашиваешь очень странную вещь, Элли Аткинсон. Как можно погубить человека и не знать, что ты это сделал?
– Ну, может, если человек был в трансе или что-то в этом роде.
– Ты имеешь в виду под гипнозом? Знаешь, Элли, тебе с таким воображением нужно стать писательницей. Так, давай вот здесь срежем путь.
Я показываю на траву. Таким образом мы здорово сократим себе путь – или придется обходить парк с внешней стороны. Трава мокрая, но грязи тут нет, мы оставляем следы в росе.
– Нет, не под гипнозом. Может, человек ходил во сне?
Я смеюсь.
– Мы все еще обсуждаем эту тему? Нет, никто не убивал мисс Гилберт, зная или не зная об этом, – твердо говорю я, глядя ей прямо в глаза. – Она упала. Все. Хочешь поговорить о своих чувствах из-за того, что ее больше нет?
– Помните, как вы говорили, что это не сеанс? – Элли показывает на меня пальцем. – Вы сказали, что сейчас выходные, и мне не нужно говорить о чувствах.
– Не нужно, – отвечаю я. – Я просто уточнила.
Она права. Когда я вчера вечером позвонила Саре и Марку Джефферсон и спросила, не будут ли они возражать, если я свожу Элли пообедать, Сара согласилась практически мгновенно, и в ее голосе слышалось явное облегчение. Она даже не поинтересовалась, допустимо ли мне брать на целый день кого-то из детей, чьи дела я веду (это недопустимо), и знает ли об этом мое начальство (не знает). Сара просто крикнула Элли, которая согласилась так же быстро, как Сара, при условии, что от нее не потребуется говорить «про все эти чувства».
Следующий час мы ходим по магазинам, Элли мерит одежду и украшения, я с радостью наблюдаю, как она кружится в них, как вбегает в примерочные и выбегает из них. Она выглядит такой счастливой в одном модном наряде, который примеряет, что я импульсивно прошу продавщицу отнести его на кассу после того, как Элли снимает одежду.
– Вы уверены? – спрашивает Элли, глаза у нее блестят, радость бьет из нее фонтаном.
Я улыбаюсь и киваю.
– Нельзя оставить в магазине такую прекрасную вещь. Как насчет того, чтобы подобрать к ней ожерелье?
Я знаю, что мне не следует этого делать – я нарушаю все неписаные правила, внесенные в несуществующий свод правил у меня на работе, но выражение лица Элли и то, как она бросается ко мне с объятиями, стоит тех проблем, с которыми я могу столкнуться, если Эдвард об этом узнает.
– Я буду выглядеть, как другие девочки в школе, – заявляет Элли, и у меня сжимается сердце от того, что я слышу в ее голосе. Дело в том, что Элли совсем не такая, как большинство девочек в этой школе; а от того, что она так отчаянно пытается встроиться, разрывается сердце.
Глава 55
Элли
Если и есть что-то хорошее во всем этом дерьме, связанном с удочерением младенца, так это то, что через несколько недель Билли навсегда уедет из дома Джефферсонов. Они говорят, что дело не в младенце – Билли возвращается к своей матери; только эти слова кажутся Элли ножом в сердце. Как так получается, что такой монстр как Билли возвращается домой к своей маме, а Элли не вернется никогда? Стоило им услышать новость, как Сара отправилась в его комнату делать замеры – она собирается ставить туда детскую кроватку, которая пока стоит упакованная и несобранная в столовой.
– Я тебе говорила, что это случится, – с несчастным видом заявляет Мэри, когда они втроем сидят на старых заржавевших качелях в саду позади дома и неспешно качаются. С этого места они видят, как Сара то заходит в комнату Билли, то выходит, переносит туда мебель. У нее на лице глупая улыбка.
– На самом деле ты говорила, что они избавятся от меня, – напоминает Элли. – По крайней мере, это не сбылось. А Билли хочет вернуться к своей маме, правда?
– Это лучше, чем оставаться здесь с вами, – отвечает Билли. Элли высовывает язык, но ей плевать. Он съезжает, а больше ничего не имеет значения. – Подожди, ты будешь следующей, – добавляет он тихим и зловещим голосом.
– Наверное, он прав, – соглашается Мэри. – Говорю вам: они бы и меня отправили прочь, если бы могли забить весь дом младенцами. У нее эта навязчивая идея уже много лет. – Она кивает на Сару, которая стоит у окна, а заметив их, машет им рукой со счастливым видом. – С тех пор, как умерла моя маленькая сестра.
– У тебя была сестра, которая умерла? – спрашивает Элли.
– Да, но я почти ее не помню. Я сама была маленькой, когда она родилась, и она умерла вскоре после рождения. Мама сломалась, и создается впечатление, что с тех пор она пытается ее кем-то заменить. Она словно собирает пазл, и одного кусочка не хватает, а она думает, что может взять другой пазл, вытащить оттуда кусочек и вставить его на место отсутствующего.
Мэри говорит это деловым тоном, но для Элли это многое объясняет в поведении Сары после того, как она оказалась в этом доме. Словно у Сары в голове был написан сценарий, а Элли неправильно играла свою роль, потому что даже не видела сценарий. Билли вообще не играл никакой роли: ведь Сара пыталась заменить маленькую девочку.