– Что это?
Судя по виду, Мэри в отчаянии, когда Элли просматривает листы бумаги формата А4. Они смяты, сверху и снизу к ним приклеен скотч. Похоже, их сорвали с тех мест, где они были приклеены. Элли понимает чтó на них написано и нарисовано, и внутри у нее все сжимается при виде грубого рисунка маленькой девочки, у ног которой собралась лужа, и надписи в нижней части: «От Вонючки Элли воняет мочой».
– Мэри?
Мэри вздыхает и опускается на пол рядом с Элли, обнимая ее за плечи.
– Я сорвала их с автобусной остановки – до того, как ты вышла из класса. Я сорвала все, которые нашла. Я не думаю, что их многие видели.
Элли считает листы в пачке; всего их десять, все – копии первого.
– Ты думаешь, что это сделала Наоми?
– Я так считала, – признается Мэри. – Но после того, как ты рассказала, как она была с тобой мила, я думаю, что это не она. Я не хотела, чтобы ты их видела, Элли. Мне очень жаль.
Элли сидит молча, уставившись на рисунок, не может отвести от него взгляд. Рисунок детский, но это совершенно точно Элли, да и, конечно, ее имя есть в подписи под рисунком. Тот, кто это написал, нарисовал крошечные сердечки над буквами «i» вместо точек, и Элли их узнает. Это фирменная фишка Наоми. Элли видела бессмысленные рисунки в блокнотах Наоми и помнит, как еще подумала, что рисование таких сердечек сильно замедляет письмо. И одновременно она подумала, что ей тоже хотелось бы писать подобным образом, быть достаточно крутой, чтобы использовать какую-то подобную фишку. Хотя это ничего не значит: любой человек может добавить сердечки вместо точек над буквами «i», и будет казаться, что картинку нарисовала Наоми. Но у себя в сознании Элли видит, как одна из подружек Наоми крепко ее держит, а вторая выливает мочу ей в брюки. Элли думает о том, что это было запланировано заранее: ведь требовалось принести контейнер, сходить в туалет, где одна из них в него написала. Элли представляет, как они хихикали, когда все это делали, и говорили про Вонючку Элли, воняющую мочой. Как она могла быть такой дурой? Почему пары добрых слов хватило, чтобы стереть эти образы и воспоминания у нее из памяти, пусть и временно?
– Это была она, – шепчет Элли и точно знает это – она никогда ни в чем не была так уверена. Элли задумывается, что бы могло с ней случиться, если бы она во время обеда уселась за один стол с Наоми. Благодаря своей трусости она неосознанно избежала еще одной порции шуток в свой адрес? Было глупо думать, что у нее когда-нибудь появятся подруги в месте типа Гонта, в городе, который пережевывает пришельцев и выплевывает их в канаву. Этот город объявил, что она – злодейка, но при этом обладает самым злым и жестоким сердцем, которое Элли когда-либо встречала. – Она не хочет быть моей подругой, – тихо произносит Элли себе под нос. – И никогда не хотела. Никто не хочет.
Мэри сжимает ее плечо.
– У тебя еще появятся подруги, Элли, я обещаю. Тебе просто нужно быть более осторожной, не доверять кому попало. Ты такая милая, ты хочешь думать только хорошее обо всех людях, но нужно быть немного пожестче. Ты должна им показать, что так нельзя относиться к людям, или это будет продолжаться столько времени, сколько ты живешь здесь.
– Я не стану спускать ей это с рук, – клянется Элли, говоря натянутым и почти неузнаваемым голосом. – Я покажу ей, что так к людям относиться нельзя. Я покажу ей, Мэри. Я всем им покажу.
Глава 62
Элли
Как и всегда, Элли приходит в класс первой. Ей это нравится: это означает, что она может спокойно посидеть и почитать книгу, и только потом придут другие. Они будут заходить в класс и не обращать на нее внимания, словно ее и не существует. Сегодняшний день – не исключение.
Класс начинает заполняться, дети заходят по двое и по трое, обсуждают, что делали вчера вечером, что смотрели по телевизору, кто кому писал сообщения и что говорилось в этих сообщениях. Вскоре гул переходит в шум, но к Элли так никто и не подходит.
Наоми Харпер приходит одной из последних. Волосы у нее растрепаны, словно она только что встала с кровати и не успела причесаться, но это такой стиль. Вероятно, она потратила час на то, чтобы волосы лежали идеально. На красивое лицо наложен легкий макияж. Она несет школьный рюкзак, совсем не сутулясь, Она несет его как дорогую сумочку и ожидает каждым своим шагом привлечь внимание. Другие дети приветствуют ее как знаменитость. Элли сдается и поднимает голову, случайно встречаясь с Наоми взглядом. Наоми легко улыбается ей. Еще вчера на сердце у Элли потеплело бы от этой улыбки и у нее зародилась бы новая надежда, но сегодня она испытывает только легкое недовольство, и в животе у нее сжимается небольшой узел.
Наоми занимает свое обычное место в передней части класса и, как обычно, сразу же поворачивается, чтобы поболтать с двумя девочками, сидящими за ней. Элли наблюдает за ней, стараясь не привлекать к себе внимания.
«Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ».
Наоми потряхивает волосами и кокетливо хихикает. Она достает что-то из рюкзака, и Элли видит, что это та футболка, которую она ей вчера подарила. До того, как она узнала, что собой представляет Наоми. Девочки вокруг Наоми ахают и притворяются заинтересованными, берут футболку из рук Наоми, расправляют, поднимают, передают дальше. Наоми улыбается, что-то говорит и показывает на Элли. Все девочки поворачиваются и смотрят на нее. Наоми приветственно поднимает руку, Элли отводит взгляд, притворяясь, будто этого не видит.
«ТЫ ПОЛУЧИШЬ ТО, ЧТО ЗАСЛУЖИЛА, НАОМИ ХАРПЕР».
Глава 63
Элли
Наоми больше не предлагает Элли сесть за ее стол во время обеда, и Элли устраивается за одним из столов неподалеку. Она не видела ни одного из нарисованных Наоми постеров вокруг школы, хотя и искала их специально – вероятно, те, которые Мэри сняла на автобусной остановке, были единственными, но Элли в этом сомневается. Они где-то ждут и вскоре появятся на стенах библиотеки или спортзала, в каком-то месте, куда одновременно зайдет весь класс и увидит их. Каждый раз, представляя в своем воображении эту сцену. Элли чувствует, как кровь буквально закипает под поверхностью ее кожи. И она представляет это и теперь. Наоми начинает смеяться и показывать пальцем, весь класс смотрит на Элли и сгибается пополам от приступов смеха – до тех пор, пока постеры не начинают сами отклеиваться от стен, рвется скотч, удерживающий их на месте, Они летят к Наоми и ее хихикающим подружкам, оборачиваются вокруг их лиц, сжимаются в шарики, и эти шарики залетают в глотки этих моральных уродов – глупых подхалимок Харпер и их злой королевы.
Теперь у Элли горит все тело. Кровь, пульсирующая у нее по венам, – это густая лава, выбивающая ритм в ушах. Бах, бах, бах – и она больше не слышит хихиканье глупых девчонок, непрекращающуюся болтовню и гиканье мальчишек, крики учителей, которые приказывают сесть прямо или подобающе себя вести. Все звуки исчезают или становятся приглушенными, слышен звук разряда статического электричества.
Свет в столовой мигает, и все погружается во тьму.
Глава 64
Элли
В столовой кричат. У Элли закрыты глаза, чтобы не видеть тьму, но она чувствует, что происходит что-то плохое, хотя она не боится. Это плохое пришло не за ней. Плохое проходит сквозь тьму, становится сильнее и сильнее. Элли очень хорошо его ощущает, словно это и есть она, хотя вполне может быть и так. Может, это плохое – часть ее. Она сосредоточивает все силы, которые есть в ней, на том, чтобы отправить это плохое в Наоми Харпер и ее подруг.
Учителя кричат, убеждают детей успокоиться. Элли открывает глаза и видит, как учителя дергают за шнурки, чтобы раздвинуть тяжелые шторы, закрывающие высокие окна в столовой. Они и раньше были задернуты? Или она и это сделала? Когда Элли пытается вспомнить, как выглядела столовая перед тем, как начались крики, она видит только яркий искусственный свет. Кто-то обратил бы внимание, если бы шторы закрывали дневной свет? Иногда учителя их задергивают, если идет репетиция спектаклей, чтобы проверить освещение сцены. Может, кто-то просто забыл их раскрыть.
Никто ничего не забыл. Это сделала ты. Ты знала, что это случится…
Тяжелые шторы медленно расходятся в стороны, и в столовую попадает дневной свет. К этому времени крики уже прекратились, в помещении стоит гул, все возбуждены. Слышатся голоса учителей, пытающихся успокоить возбужденных подростков, собравшихся в столовой. Помещение полно людей. Ничего подобного никогда не случалось в Гонтской средней школе. Элли слышит, как вокруг нее все обсуждают, что же случилось с электричеством, почему погасли все лампы, почему были задернуты шторы, но ее глаза неотрывно смотрят на один стол, единственный стол, где продолжаются крики.
– Мисс! Миииисссс!
Одна из подружек Наоми вскочила на ноги и отчаянно машет группе учителей. Две другие сидят на корточках рядом с кем-то, лежащим на паркетном полу.
Через несколько секунд их окружают учителя, но Элли успевает заметить, что на полу лежит Наоми, лежит спокойно, словно решила вздремнуть.
Мисс Максвелл словно чувствует взгляд Элли на Наоми и на окружающем хаосе, потому что впивается в глаза Элли, а не кого-то из других детей, наблюдающих за происходящим. Элли не кричит, не бьется в истерике, а внимательно наблюдает. Лицо директрисы мрачнеет, на нем появляется страх, а затем она резко начинает действовать.
– Выведите детей отсюда, – рявкает она, обращаясь к одной из учительниц. Это учительница рисования, и Элли не знает, как ее зовут. – И вызовите «Скорую».
Одна из подружек Наоми плачет, это громкие, некрасивые рыдания, полные излишнего драматизма, который бывает свойственен девочкам младшего подросткового возраста. Еще одна подружка что-то бормочет себе под нос, снова и снова. Элли напрягает слух, чтобы ее услышать, наслаждаясь удовольствием при виде всего этого безумия. Она буквально подпитывается им. Разве она не говорила, что они заплатят? Разве она не обещала Мэри, что Наоми Харпер будет страдать? И вот они все здесь, орут, рыдают и боятся, а ей практически ничего не пришлось делать. Она просто все это представила. Да, отдать должное, получилось не так весело, как она представляла – никакие листы бумаги не плясали в воздухе, не душили Наоми и ее подхалимок, но все равно Элли добилась того, чего хотела.