Она все еще не слышит слов девочки, но может прочитать у нее по губам.
– Ее волосы, – говорит подружка Наоми. – Что случилось с ее волосами?
И как раз в последнюю минуту перед тем, как учительница рисования, имя которой не имеет значения, выводит Элли из столовой. Она успевает заметить волосы Наоми Харпер на полу. Теперь они лежат отдельно, отрезанные так, что остались только короткие пучки, торчащие под странными углами к ее черепу.
«Очень впечатляюще, – с улыбкой думает Элли. – На самом деле очень впечатляюще».
Учителя не знают, что с ними делать. Вся школа гудит, обсуждая случившееся в столовой, ученики полностью вышли из-под контроля, они неуправляемы. Никто не знает, жива Наоми или мертва, и как это произошло, и почему. Но Элли знает как, и Элли знает почему, и когда она выскальзывает из пребывающей в замешательстве толпы, никто не замечает, что она ушла. Как и всегда.
Она открывает свой рюкзак и заглядывает внутрь, улыбаясь, когда видит именно то, что ожидала. Поверх ее учебников лежат ножницы, их блеск напоминает злобное подмигивание. Они словно говорят: «Мы это сделали, Элли, ты и я. Мы ей отомстили».
Она уходит быстро и целенаправленно, у нее уже готово оправдание на тот случай, если кто-то поймает ее на территории школы. «Я испугалась, – скажет она. – Я испугалась, что тот, кто убил мисс Гилберт, пришел убить нас всех». В этом оправдании есть восхитительная ирония – что бы там ни убило Ханну Гилберт, оно на самом деле идет за ними за всеми, и Элли – единственная, кто об этом знает.
Когда Элли добирается до цели, она опускает руку в рюкзак, достает ножницы, быстро вытирает их о рукав и бросает сквозь решетку, закрывающую сточную канаву.
Глава 65
Имоджен
Я смотрю на таблицу, и мне кажется, что каждый квадратик увеличивается в размере, когда я их рассматриваю. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… С моей последней менструации прошло девять недель. Это означает, что через три недели мне нужно делать первое УЗИ, а я все так и не сказала Дэну про ребенка. Один раз я подошла так близко к тому, чтобы признаться, но тут зазвонил телефон, и я словно вышла из транса. Тогда я стояла в кладовке, и вернулись все мои прошлые страхи и неуверенность, а когда Дэн снова спросил, в честь чего у нас устроен такой ужин, я, заикаясь, ответила, что просто потому, что его люблю. Может, все всегда будет так: я буду метаться между отчаянным желанием иметь собственного ребенка, которого буду любить, и страхом перед тем, что я не смогу обезопасить маленького человечка и не смогу не испортить ему жизнь безвозвратно. Каждая беременная женщина испытывает такие страхи? Тогда удивительно, что человеческая раса давно не вымерла.
– Я готов. – В мои мысли врывается голос Эдварда, и я рада, что он меня отвлек.
Вчера мне позвонила Флоренс Максвелл и попросила о помощи после жуткого инцидента в школе. Они вызвали полицию, одного ребенка отправили в больницу. Я даже не удивилась, услышав имя девочки: Наоми Харпер. Я понеслась в школу, чтобы поговорить с пострадавшими детьми – конечно, кроме Наоми, которую продолжали лечить в связи с травмами головы. Но Элли не оказалось в списке тех, кому требовалась помощь. У меня даже не нашлось времени между сеансами, чтобы ее поискать, хотя я увидела Мэри, когда выходила из кабинета, чтобы сбегать в туалет.
– Мэри!
Услышав мой голос, она подпрыгнула и резко повернулась.
– О, это вы.
– Ты видела Элли? С ней все в порядке?
Мэри нахмурилась.
– Она в классе. Почему с ней что-то должно быть не в порядке? Она же… – Мэри закрыла рот.
– Что она, Мэри? Ты утверждаешь, что она имела какое-то отношение к случившемуся?
Мэри посмотрела на меня с разочарованием на своем юном лице.
– Я собиралась сказать, что она – единственный человек, о котором нам сегодня не нужно беспокоиться. Не потому, что она это сделала, а потому, что для разнообразия все те, кто ее третирует, держатся от нее подальше. – Мэри внимательно посмотрела на меня. – Я думала, что вы на ее стороне. Я думала, что вы в нее верите?
– Так и есть. – Я проклинаю себя за глупость. Одно дело – самой испытывать сомнения, и совсем другое – показывать их детям. – Просто, когда знаешь, что Наоми… а Элли такая хрупкая… Может, Наоми на этот раз зашла слишком далеко, и Элли не выдержала. Я просто не знаю.
– Наоми получила то, что заслужила. А если Элли и сделала что-то, я лично ни в чем ее обвинять не буду.
Я впервые услышала, что Мэри допускает, будто Элли могла участвовать в чем-то из случившегося, пусть и частично, но тогда у меня просто не было времени с этим разбираться. Теперь я задумываюсь, не стоило ли это сделать.
– Имоджен? – Голос Эдварда снова возвращает меня в маленький кабинет. – Я хотел поподробнее узнать про случившееся вчера в школе. У меня назначена встреча с директором, но нам пришлось ее несколько раз переносить. Я слышал про то, что произошло, в общем и целом. Там все в порядке?
Я вспомнила разговор с Флоренс Максвелл в ее кабинете, который состоялся всего несколько дней назад – когда она сказала мне, что с моим появлением в школе многое изменилось в лучшую сторону и она хочет, чтобы я была их правозащитницей. Она до сих пор так считает после случившегося вчера? С моей стороны глупо было думать, что это в какой-то степени и моя вина – «Добрый помощник» помогает ученикам высказаться, при необходимости оказывает поддержку, но не может за один день искоренить все случаи насилия и третирования. Тем не менее я не могу отделаться от чувства, что мне следовало это предвидеть, может, мой затуманенный взгляд на Элли сыграл свою роль в случившемся с Наоми.
Я нервно сглатываю. Я не могу обуздать свое воображение. То, чем все закончилось в предыдущий раз, когда я оказалась не права, давит на меня и затуманивает оценку этого случая. Элли Аткинсон такая же дьяволица, как я мать Тереза. Когда шторы в столовой раздвинули, она сидела на том же месте, где и несколько минут назад. Она не имела к случившемуся никакого отношения – очевидно, что в этом году Наоми расстроила больше чем одного человека.
– Насколько мне известно, Флоренс на самом деле довольна моей работой в школе. Вчера был особый случай, никак не связанный с делом, которым я занимаюсь. Похоже, все идет прекрасно. Не думаю, что есть поводы для беспокойства.
Глава 66
Элли
Элли быстро идет по лесу, иногда вытягивает руку, чтобы удержаться на ногах. В таких случаях она касается холодной коры толстых дубов. Свет здесь тусклый, над головой густо растут ветки, хотя теперь на них почти не осталось листьев. Она одна, идет на встречу с Мэри, но не боится. У нее под ногами хрустят прутики, время от времени она слышит, как птицы садятся на деревья у нее над головой. Ноги не двигаются так быстро, как ей хотелось бы, ей кажется, что поляна находится на миллион миль дальше, чем в последний раз, когда Мэри приводила ее сюда.
Мэри хочет ей что-то показать. Что-то интересное. Элли не видела ее целый день, хотя ждала встречи с тех самых пор, как во время обеда получила СМС, и после того, как занятия закончились, сразу же побежала сюда. Она точно знает, какую поляну имела в виду Мэри: в прошлом они дюжину раз приходили сюда. В середине поляны растет самое большое, самое крепкое дерево в лесу, и кажется, что здесь светлее.
Мэри еще нет, но ничего страшного, она всегда опаздывает. Однако дерево сейчас выглядит по-другому: вокруг него у корней выложены веточки, прутики и еще какая-то дрянь. Элли пытается вспомнить, что же ей это напоминает, но ее сознание отказывается создать картинку, которую хочет показать мозг. С одной стороны большого дерева есть пень, и Элли садится на него, достает телефон из кармана и пишет СМС Мэри:
«Ты где?»
Однако это не имеет значения, нет оснований бояться. Элли любит эту поляну: здесь тихо и спокойно, и никто их не беспокоит, когда они сюда приходят. Иногда эта поляна кажется их особым местом; возникает ощущение, что они – два человека во всем мире, которые знают о ее существовании. Деревья на этой поляне, похоже, не растут специально: они оставили открытое место для Элли и Мэри. Они окружают их, скрывают их, закрывают от мира.
Наконец она слышит шум из-под деревьев! Сердце начинает биться быстрее от возбуждения и предвкушения. Что же ей собралась показать Мэри? Элли очень нравится мысль о том, что есть что-то особенное, только для них двоих. Ей нравится быть особенной для кого-то, больше всего – для Мэри.
Из-под окружающих ее деревьев начинают появляться дети, один за другим, и внезапно Элли становится на самом деле страшно. Некоторых она знает, она видела их в школе, других не видела никогда в жизни. Создается впечатление, что они выходят на поляну как единое целое, вытекают как жидкость. И все они смотрят на нее, все и каждый по отдельности. Элли смотрит на них, потом переводит взгляд на огромное дерево и теперь понимает, что оно ей напоминает. То, как веточки и прутики разложены вокруг, по краю… Похоже на то, что здесь собираются разводить костер.
Одна девочка выходит вперед, и одну секунду Элли думает, что это Мэри, и радуется, что ей нечего бояться, потому что Мэри здесь, и эти люди пришли сюда, чтобы тоже посмотреть секрет. Но это не Мэри. Это Наоми Харпер.
Наоми не выглядит разозленной и не выглядит так, словно собирается баловаться и шутить. Ее волосы подстригли везде, очевидно, это лучшее, что смогла сделать парикмахер ее мамы. При виде просвечивающей в одном месте кожи головы Элли испытывает легкое радостное возбуждение. Наоми Харпер понятия не имеет, во что ввязывается.
– Что происходит? – Голос Элли не дрожит. Она знает, чтó случится, если она этого захочет. Она знает, что несмотря на уверенность на лице Наоми, именно Элли контролирует ситуацию. – Пошла вон.
Наоми делает еще один шаг вперед и показывает на Элли: