– Не нужно, со мной все в порядке, – отвечает Дэн. – Сейчас переставлю, и мы подождем вас.
Мы возвращаемся к машине и осматриваем капот. Водитель второго автомобиля теперь уже выбрался из нее и разговаривает с полицией, а я гадаю, что он им говорит и видел ли он девочек на тротуаре. Повреждения нашей машины не кажутся такими ужасающими, как показался звук удара. Слава богу, она легко завелась. Руки Дэна на руле немного дрожат.
– Боже, это было нечто, – говорит он, опуская руку мне на бедро. Она теплая, прикосновение успокаивающее. Даже после многих лет совместной жизни я подпитываюсь от его прикосновений как суккуб, как пиявка высасываю спокойствие из его тела в свое. Дэн всегда так на меня действовал. Когда мы только познакомились, я любила лежать, положив голову ему на грудь и втягивая в себя его дыхание, теплое и успокаивающее. – Вот ведь какое возвращение получилось. С тобой все в порядке?
Я киваю с отсутствующим видом.
– Да, нечто, – тихо отвечаю я и смотрю на девочек, все еще стоящих рядом с полицейским и парамедиком, матерью, которая так быстро обвинила маленькую девочку в попытке убийства, и второй матерью, которая не предприняла никаких попыток защитить своего ребенка от обвинений.
Что это за место, в которое я вернулась и привезла мужа?
Глава 5
Имоджен
Единственное кафе, где можно съесть рыбу с картошкой фри, находится на главной улице и выделяется там, как монахиня в ночном клубе. Фасад здания покрыт хромированными металлическими панелями, вывеска со светодиодной подсветкой гласит «О, моя треска!», рядом изображена подмигивающая рыба серебристого цвета. Кафе сильно отличается от того, которое я помню. Тогда отслаивающаяся белая краска приобрела грязно-серый цвет, в местах, где она облупилась на вывеске, просматривалось дерево, и поблекшими голубыми буквами будто нехотя объявлялось: «Жареная рыба». Я задумываюсь, кто же сделал этот косметический ремонт и модный ребрендинг. Уж точно не Рой – низенький и полноватый менеджер с вялым и изможденным лицом, который заправлял тут в годы моей юности. Я улыбаюсь, представляя отвращение на его сердитом лице, когда подмигивающую рыбу поднимали на самое видное место над входом в его совершенно точно немодное заведение.
Но, к моему огромному удивлению, Рой стоит за прилавком и кажется, что он не постарел ни на день за пятнадцать лет, будто его притащили в этот мир уже полностью сформировавшимся пятидесятилетним мужчиной, и он с тех пор стоически отказывался стареть даже на день.
– Какое неприятное происшествие.
Я дергаюсь, услышав голос с одного из четырех блестящих стульев у себя за спиной. Разворачиваюсь и вижу женщину, которая кажется настолько серой, что почти полностью сливается с модно оформленной стеной от Farrow and Ball [4]. Ее волосы, лицо и одежда кажутся абсолютно лишенными цвета. Я пытаюсь улыбнуться, чтобы скрыть свое удивление.
– Все могло быть гораздо хуже, – замечает Дэн дружелюбным и веселым тоном до того, как я успеваю ответить. Он быстро сжимает мою руку. Я задумываюсь, чувствует ли он, что я все еще немного подрагиваю. – Оказалось, всего лишь немного разбито колено. И вмятина на капоте.
– Да, сынок, тебе пришлось так резко тормозить, – подключается Рой. В его голосе звучит доброта, которую я девочкой никогда не слышала. Я ее не помню! С другой стороны, я не помню особой доброты, исходившей от кого-либо здесь, за исключением Пэмми и ее семьи. – Авария могла быть гораздо серьезнее.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – объявляю я, желая положить конец этому разговору. Однако серая женщина игнорирует мой намек.
– Этой девчонке, Харпер, повезло, что за рулем были вы. Многие из живущих здесь не смогли бы так быстро отреагировать. С другой стороны, – у нее в глазах появляется стальной блеск, – едва ли можно ожидать, что девочка в таком возрасте толкнет другую на проезжую часть, не правда ли?
Дэн смотрит на меня уголком глаза, и я понимаю, что он молча просит меня не ввязываться в разговор. Не клюй на эту приманку, Имоджен. Не твой цирк.
– Она ее не толкала. – Я слышу, как мой муж тихо выдыхает. Он знал, что я не смогу устоять. – Мы же все видели, правда, Дэн?
– Да, видели, – кивает Дэн. – Она ее не толкала.
– А вот здесь вы ошибаетесь, – хитро улыбается женщина. – Этой девчонке не нужно к вам прикасаться, чтобы что-то сотворить. Я сидела здесь, где сижу сейчас. И я видела, что она сделала.
Я хмурюсь.
– Я не понимаю. Вы утверждаете, что она ее толкнула, не прикасаясь к ней? Но это же безумие.
Я оглядываюсь на Роя, ожидая, что он засмеется или закатит глаза после того, что сказала старуха, может, покрутит пальцем у виска, чтобы показать, что она совсем ку-ку. Вместо этого он стоит, словно приклеенный к полу, избегая встречаться со мной глазами, и только снова и снова переворачивает рыбу на небольшой электрической плите. Я обращаюсь прямо к нему, чтобы он не смог меня проигнорировать:
– Кто эта девочка? Ее вроде бы зовут Элли? Кто она такая?
– Элли Аткинсон, – сообщает старуха со смешком. – Приемный ребенок.
– О, предполагаю, поэтому она…
Я запинаюсь, чувствуя, как Дэн сильно дергает меня за руку. Дверь в кафе раскрывается с громким звуком: на пороге стоят Элли и женщина, которая, как я теперь знаю, является ее приемной матерью. Девочка-подросток, пытавшаяся защитить Элли на улице, находится у них за спинами.
Тишину нарушает старуха, издав еще один смешок. Дэн откашливается.
– Две маленькие порции рыбы и большую картошку, пожалуйста, – заказывает он Рою. Тот кивает с таким видом, словно последних нескольких минут не было вообще.
– Пять минут, и будет готово, – тихим голосом отвечает Рой, и мы занимаем столик в противоположном углу кафе, как можно дальше от страшной старухи, от одного вида которой мурашки бегут по коже. Приемная мать Элли заказывает еду девочкам, а затем идет к нам.
– Я просто хотела вас поблагодарить за то, что дали отпор этой ужасной женщине. – Она выглядит усталой, почти деморализованной и опустошенной. Волосы мышиного цвета зачесаны назад и стянуты в неаккуратный хвост, некоторые пряди торчат под странными углами, словно это ее чуть не сбила машина. – И, очевидно, за то, что не сбили ее дочь, – добавляет женщина, словно эта запоздалая мысль только что пришла ей в голову.
– Не беспокойтесь. – Я улыбаюсь ей и надеюсь, что моя улыбка выражает заботу и сочувствие и женщина не посчитает меня помешанной. Она знает, чтó люди говорят про Элли? «Этой девчонке не нужно к вам прикасаться, чтобы что-то сотворить». – Надеюсь, с тобой все в порядке?
Я адресую вопрос Элли, которая стоит, уставившись в пол. Она не двигается. Вторая девочка толкает ее в бок, но та снова не двигается, и старшая тихо отвечает:
– Спасибо, с ней все в порядке.
Дэн фыркает, и я бросаю на него гневный взгляд. Сидевшая в углу серая женщина все это время наблюдала за нами за всеми. Она встает, шаркая ногами.
– Миссис Эванс, – Элли поднимает голову и обращается к удаляющейся спине старухи тихим голосом, четко произнося слова. Я впервые слышу, как она говорит, и ее слова звучат неестественно.
Женщина медлит, словно ей не хочется смотреть на девочку. В конце концов она поворачивается и смотрит Элли прямо в лицо.
– Вам на самом деле не следует врать. В старые времена вам бы вырезали язык.
Глава 6
Они идут по улице, между ними всего несколько футов, но это вполне могло бы быть несколько миль. Она поднимает глаза и смотрит на руку женщины, болтающуюся сбоку, и ей страшно хочется потянуться к этой руке и вставить в нее свою ладошку. Просто понять, какие при этом возникнут ощущения. Она видела, как это делали многие дети, как они ходят со своими мамами, держась за руки, словно это нечто самое естественное в мире – потянуться к человеку, которого любишь, и дотронуться до него. А Имоджен любит свою маму, хотя мама не может заставить себя любить Имоджен в ответ.
Мать – она ненавидит, когда Имоджен называет ее мамой, потому что она говорит как писклявый маленький ребенок, – смотрит вниз и, похоже, знает, о чем именно думает Имоджен, потому что резко убирает руку и засовывает глубоко в карман пальто. Вот так – теперь у Имоджен нет такой возможности.
– Шевели ногами, – рявкает Карла Тэнди, отворачиваясь от своего единственного ребенка. – У нас не так много времени.
Глава 7
Имоджен
Я стою и смотрю на дом, в котором выросла, и на какое-то мгновение возникает ощущение, будто последние двадцать лет моей жизни взяли и растаяли, будто их и не было. Тяжелую дубовую дверь окружает валлийский камень; вокруг нее змеей извивается плющ, словно чужой, пытающийся получить власть над хозяином. Звук захлопывающейся за мной двери, когда мне было пятнадцать лет, все еще звучит в ушах как удар кнута, отдается эхом выстрела из пистолета, причем так сильно, что, когда хлопает крышка багажника, я подпрыгиваю от страха, и от испытанного шока по всему телу пробегает неприятная волна. Через несколько секунд рядом со мной оказывается Дэн. Вероятно, он думает, что я все еще расстраиваюсь из-за случившегося в городе, и это отчасти так. Я думаю о том, как та женщина кричала на несчастную Элли, вспоминаю ничего не выражающее, словно замершее лицо девочки, будто она понятия не имела, что случилось. Только не из-за этого я не могу протянуть руку и вставить ключ в замок на входной двери дома, из которого я уехала, будучи подростком.
– Не торопись, – тихо произносит Дэн. – Я знаю, что для тебя это трудно.
Очевидно, он понял гораздо больше, чем я думала. Я всегда недооценивала своего мужа.
– Со мной все в порядке. – Я трясу головой, чтобы отделаться от воспоминаний. – Пошли. Давай уже зайдем.
Наконец у нас получается открыть заевшую входную дверь, и мы буквально вваливаемся в дом после приложенных усилий. Я готовлюсь к тому, что сейчас на меня нахлынут воспоминания, ударят по мне, как если б меня сбил грузовой поезд, но коридор так сильно отличается от того, который я помню, что на секунду у меня появляется мысль, а туда ли мы попали. Пахнувший плесенью ковер бабушки Тэнди с красными и золотистыми завитками сняли, теперь в коридоре отполированный деревянный пол, а ковровая дорожка с бежевыми и синими полосами ведет к лестнице. На стенах свежая светло-желтая краска вместо грязно-серой, которая тут была раньше. По ощущениям, это новый дом, очень умело притворяющийся снаружи старым, который я так хорошо помню. Но нет, несмотря на косметический ремонт, кости дома остались теми же. Новая краска не смогла скрыть небол