– Что именно? – тихо спрашивает Элли. – Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Об этом все говорят, – трагическим голосом заявляет Мэри. – Про эту женщину, которая сюда приходила и работала с тобой. Про Имоджен Рид.
– И что с ней? – перебивает Элли.
– Она несколько дней не ходит на работу. Ее увезли в больницу. Мама Мейзи Кинг пересекается с ней по работе, она из социальной службы. Говорит, что Имоджен потеряла ребенка.
Элли резко вдыхает воздух и вспоминает лицо Имоджен, когда она сама во время их последней встречи выплюнула те слова ей в лицо:
«Вы не заслуживаете быть матерью, вы не заслуживаете того, кто сейчас растет внутри вас. Для него лучше умереть».
– Так это твоих рук дело? – спрашивает Мэри, эхом повторяя мысли Элли так, словно смогла их прочитать. – Это ты сделала? Чтобы проучить ее, как мы и говорили?
– Конечно, нет. Это ужасно. Я никогда не сделала бы ничего подобного. – Ее голос звучит гораздо резче, чем она намеревалась, и Мэри прищуривается.
– Но ты можешь сделать подобное, да, Элли? – Мэри неотрывно смотрит на нее. – Может, ты сделала это случайно, непреднамеренно.
– Я уже сказала тебе, что я этого не делала, – рявкает Элли. – Я иду спать.
Она встает и задвигает стул, на котором сидела, под стол, морщится, когда ножки со скрипом едут по полу. Из кухни появляется Сара.
– Куда ты собралась, Элли? Еще будет пудинг.
– Я не голодна, – врет Элли. – Я хотела подняться к себе в комнату и немного почитать.
– Ну… – Сара оглядывается на Марка, который стоит в кухне. – Ладно, если ты уверена…
И тут Элли понимает истинную причину, почему Сара весь день не оставляла ее одну, почему она постоянно предлагала что-то сделать вместе, провести время вместе как семья. Она знает про Имоджен и хочет, чтобы Элли находилась там, где она может ее видеть.
– Я тоже, мама, – говорит Мэри, выпрыгивает из-за стола и задвигает свой стул. – У нас куча домашних заданий в этом году.
Но когда они поднимаются наверх, Мэри не идет в свою комнату, она следует за Элли в ее комнату.
– Так как ты это сделала? – спрашивает Мэри, усаживаясь на кровать Элли.
– Говорю тебе: я этого не делала, – настаивает Элли сквозь стиснутые зубы.
Впервые с тех пор, как она оказалась у Джефферсонов, ей хочется, чтобы Мэри ушла. Мэри – единственный человек, который был рад ее тут видеть, она помогала ей, заступалась за нее в школе, она делилась с Элли своей одеждой и косметикой, но сейчас Элли хочет остаться одна.
– Это так круто, – говорит Мэри, поджимая под себя ноги. – Как бы мне хотелось быть способной на такое. Как бы мне хотелось, чтобы ты меня этому научила. Чтобы можно было заставить страдать любого человека, любого, кто тебя расстроил или довел до бешенства. Я знаю несколько человек, с которыми я бы это провернула.
– Это работает по-другому, – настаивает Элли. – Я ничего из этого не делаю специально. Я даже не знаю, что делаю. Кажется, что оно… просто происходит.
– Хорошо, – вроде бы соглашается Мэри, но Элли видит, что она ей не верит. – Но почему ты думаешь, что не можешь научиться управлять этой силой? Ты не думаешь, что, если бы ты на самом деле постаралась вместо того, чтобы сопротивляться, ты могла бы обуздать эту силу и использовать ее, когда нужно? Ты могла бы получить все, что захочешь. Представь, что в конце концов тебя сделают премьер-министром или что-то в этом роде.
– Или посадят в клетку в зоопарке, – отвечает Элли, которая считает этот вариант более вероятным. Она видела серию фильмов «Люди Икс», и никто там не спешил ставить их во главе страны. – Или отправят в сумасшедший дом.
– Интересно, эта женщина… Имоджен… интересно, она знает, что это твоих рук дело? Наверное, она не сможет это доказать, даже если и подозревает, что это ты. – Мэри скорее разговаривает сама с собой, чем с ней.
Элли гадает, когда же это случилось, когда Имоджен потеряла ребенка. Эта целая цепь событий, которая была запущена? Что послужило причиной для этих ужасных вещей? Может, если Элли удастся это определить, то она сможет этим управлять, как и сказала Мэри.
Причиной послужили ее слова? Все ужасные события запустились, когда она фактически это произнесла: «Вы не заслуживаете быть матерью, вы не заслуживаете того, кто сейчас растет внутри вас»? Или все произошло из-за всех тех мыслей, которые крутились у нее в голове, набегали одна на другую, сталкивались, боролись за место у нее в мозгу? Это были злобные, ужасные мысли, которые вообще не должны были появляться. Может, тогда все и решилось. Потому что позднее в тот вечер, когда Элли отправилась спать, она совершенно точно успокоилась, почти полностью успокоилась. Может, все произошло во сне, как и в случае с мисс Гилберт. Элли не помнит, снилось ли ей что-то в ту ночь после ссоры с Имоджен, но это не значит, что она ничего не натворила во сне. Сны ведь призрачные и ускользающие. Когда просыпаешься, почти нет шансов их вспомнить, если они сами не хотят, чтобы их вспоминали. Может, тогда все и случилось.
– Мы можем провести эксперимент, – предлагает Мэри, нарушая тишину. У Элли снова создается впечатление, что Мэри удалось прочитать ее мысли. Или, может, Элли просто такая прозрачная. – Я имею в виду, чтобы посмотреть, как ты это делаешь. Как это срабатывает.
– Мне не хочется… Я думаю… Мне страшно, – признается Элли. А что, если они докажут, что у нее есть эта сила? Что это будет означать для нее? Она больше не сможет обманывать себя, что происходившее – это просто случайные совпадения.
– Я понимаю, что тебе должно быть страшно – не знать, на что ты способна, не знать, как управлять живущей внутри тебя злостью или тем, что она делает с людьми, поэтому я здесь. Я здесь, чтобы помочь тебе. Но я не могу помочь тебе управлять этой силой, пока мы не узнаем о ней побольше, – мягко говорит Мэри, хлопая Элли по руке. – И в любом случае нам нужны доказательства.
Доказательства. Доказательства, что Элли склеила губы Билли. Доказательства, что она отправила тысячи пауков в ящик письменного стола мисс Гилберт только одной своей ненавистью. Доказательства, что она убила мисс Гилберт и ребенка Имоджен.
– Зачем? – спрашивает Элли. – Зачем нам доказательства?
Мэри улыбается, такую улыбку Элли у нее на лице никогда раньше не видела. Элли представляет, что так улыбаются демоны в книгах, которые она читала, или плохие парни в фильмах, которые они иногда смотрят. Улыбка немного кривая.
– Конечно, нам нужны доказательства, дурочка, – отвечает Мэри, продолжая улыбаться. – Без доказательств мы никогда не заставим никого тебя бояться. Без доказательств люди и дальше будут относиться к тебе так, как и относились. Но ты же не хочешь, чтобы к тебе и дальше так относились, Элли?
Нет, нет, она не хочет.
– Хорошо, – говорит Элли и один раз резко кивает. – Я это сделаю.
Глава 80
Имоджен
– Пока я буду спать в пустующей комнате, – говорит Дэн тихим голосом, открывая передо мной дверцу машины. – Дам тебе немного отдохнуть.
«Я не хочу отдыхать, – кричит мое сознание. – Я хочу вернуть своего мужа». Но, конечно, я этого не говорю; у него есть полное право злиться на меня. Мне только хотелось бы знать, сколько времени он будет злиться – шесть дней или три часа. Если бы я знала временные рамки, мне было бы легче это выдержать. И еще есть часть меня, которая гадает, простит ли Дэн меня когда-либо, или случившееся станет тем клином, который оказался вбит между нами и разведет нас навсегда. Я знаю, что поступила неправильно, но я понятия не имела, что закончится это таким образом. Я думала, что у меня еще есть время сообщить ему новость, когда я буду готова.
Он такой любезный, что мне хочется орать. Я хочу, чтобы он орал. Я хочу, чтобы он сказал мне, какая я сука и тварь, и что он меня ненавидит. Я бы отдала все на свете ради того, чтобы мой муж, с которым мы прожили пять лет, запустил бы мне чем-нибудь в голову, ради всего святого, но только не терпеть это холодное безразличие. Я знаю, что как только пойду на поправку, он соберет чемоданы и бросит меня. Это только вопрос времени. И всегда было понятно, что такой любящий, заботливый, терпеливый человек, как Дэн, может терпеть такую неудачницу, которая может испортить все, как я, только до определенного предела. Я чувствую себя в миллион раз лучше после того, как рассказала Пэмми про Каллума, после того, как проговорила это вслух – я представила свою версию этой истории и словно сорвала болячку и дала течь крови. В газетах не называли мои имя и фамилию: и клиника, в которой я работала, и Британское психологическое общество, и даже полиция предоставляли только самый минимум информации, не желая, чтобы дело муссировалось в прессе. Меня попросили уволиться из «Морган-энд-Эстли» к тому моменту, как это попало в прессу, история о самоубийстве Каллума перекрыла обвинения, выдвинутые мне, и только наименее заслуживающие доверия газетенки о них сообщили. Тем не менее я все равно помню то дело, я вспоминала о нем каждый раз, когда задумывалась о том, рожать мне детей или нет, каждый раз, когда думала о том, брать мне новое дело в «Добром помощнике» или нет. По большей части я сказала правду, когда нанималась к ним на работу, – я пошла против своего начальника, не стала выполнять его указания, потому что считала, что действую в интересах пациента, так, как, по моему мнению, было лучше для него. Я никогда не рассказывала в «Добром помощнике» о том, что случилось потом, и если не возникнет необходимости, то не скажу никогда.
Дэн сейчас наверху, и я слышу, как он открывает дверь моей старой спальни – единственного места, куда мне еще предстоит войти. Я не знала, что хуже – если я зайду в эту комнату, и окажется, что в ней все переделано, как в остальной части дома, или увижу, что мать оставила там все, как было. Хотя сейчас это, похоже, не имеет значения. По ощущениям все мои чувства, связанные с жизнью здесь вместе с матерью, даже с Каллумом, оказались под стеклянным колпаком. Я вижу их, я помню их, но не могу до них добраться. Я завариваю нам обоим чай. Чай без кофеина мне больше пить не нужно, но я автоматически выбираю его, затем несу обе чашки наверх.