– Браво! – воскликнула Люсиль, хлопая в ладоши.
– Взгляните, бабушка, смотри, Дея, слушайте, кузина Люсиль, что пишут о моей картине.
– И эти похвалы нисколько не преувеличены, – сказала мадам Эйнсворт.
Дея не сказала ничего, но лицо ее просияло. Она была так счастлива, что не могла говорить.
– О, она уже дома! – удивился Филипп, взглянув на полотно. – Да, она лучше при этом освещении. Знаете, я был в таком отчаянии, когда они повесили ее чуть ли не под потолком… Но теперь все в порядке. А не правда ли, что Дея вышла очень похоже? Я ценю это больше всего.
Мадам Эйнсворт с гордостью взглянула на него. Какой милый, какой славный юноша! Он остался точно таким же красивым, как в детстве, но, что гораздо важнее, – таким же честным, откровенным и благородным. У него был все тот же открытый взгляд и веселый смех, и то же любящее великодушное сердце «Филиппа Туанетты».