Сначала я решила полюбопытствовать и очень тихонечко приоткрыла дверь в спальню Калеба.
Вчера его явно крепко ударило по голове.
Это же надо было додуматься с первого дня начать ставить эксперименты, описанные в подарочной книге о великих изобретениях человечества!
Ох-хо-хо… Хоть иди и из книг вырывай страницы, где рассказывается история о создании водородной бомбы и прочей гадости. Ни к чему этому миру такие открытия. У них магия есть, а у нас нет.
А если только на минуточку представить, что Калеб совершит подобное открытие, вдохновившись нашей историей…
Даже думать не буду о таком.
Сунула нос в приоткрытую щель и подглядела за Калебом.
Мужчина крепко спал, мягко сопя.
Он сбросил с себя одеяло на пол, улёгся на живот, обнял подушку и раскинул в стороны ноги, подобно морской звезде.
У меня сложилось впечатление, что дракон уже очень давно нормально не отдыхал, а вчера был буквально критичный момент.
Кстати, я не увидела на его открытом теле никаких ожогов и ссадин. Увидела только несколько пластырей, и под ними, наверное, уже нет никаких ран, только здоровая кожа.
М-да… Мне бы такую регенерацию.
Прикрыла неслышно дверь и так же тихо начала спускаться вниз.
На моём лице играла улыбка – я прокручивала в голове вчерашнее происшествие после взрыва.
У меня возникло ощущение, что дракона не так уж часто баловали обычной человеческой лаской и заботой. Если такое вообще случалось.
Мне не жалко, могу и в лоб поцеловать, и пожалеть, и жилеткой побыть… но не более. Я всё-таки радею за то, что работа – это работа и мешать её с отношениями уже другого плана не совсем хорошая мысль. Хотя, сказать по честности, Калеб мне понравился.
Чудной он немного, но гении разве могут быть в принципе нормальными?
Вот друзьями стать я была бы не против.
Но внутренний голос ехидно пропел, что меня такой вариант не устроит, уж сильно Калеб мне понравился.
Отмахнулась от этой мысли и решила лучше сегодня побаловать дракона чем-то крайне вкусным. Вкуснее, чем вчера.
Зашла на кухню и замерла на месте.
Вчера я оставила на столе молоко в кувшине, чтобы оно скисло и превратилось за пару дней в кефир, но…
Перевела взгляд с разбитого кувшина и пролитого на пол молока на открытое небольшое окно, в котором застряло нечто пушистое тёмно-рыжее с длинным гибким остроконечным хвостом.
Толстая попа мохнатого существа застряла в оконном проёме и, как бы он не пыхтел и не скрёб задними толстенькими лапами, оставляя когтями приличные зазубрины на стене, ну никак не пролазила.
Та-а-ак… И кто это у нас тут сотворил преступление и потом застрял?
* * *
Подошла к зверьку и осторожно коснулась мягкой, очень шелковистой и густой шёрстки.
От моего робкого прикосновения зверь сначала замер, а потом издал странный звук, похожий на недовольное кошачье мяуканье и одновременно на птичье чириканье. Не разберёшь.
Эх, жаль, я не взяла с собой фотоаппарат мгновенной печати. Хоть крепи к нему шнурок и носи на шее. А так бы сделала сейчас снимок этой забавной ситуации.
Я мягко ухватила зверушку и попыталась затащить обратно в дом.
Зверь громко начал мяукать-чирикать и активнее работать лапками, пытаясь выбраться из проёма, но всё равно толстая попа никак не желала следовать за хозяином в окно.
Поэтому я снова аккуратно потянула пушистика на себя.
— Тише, тише, маленький, — приговаривала успокаивающе. — Я тебе помогу. Вот прямо сейчас.
Это явно был малыш. Он как-то испуганно умолк и только затрясся, словно испытывал настоящий ужас.
Мне было и смешно, и одновременно жаль его, но оставить всё, как есть, не могла – ему явно неприятно и больно находиться в оконном проёме.
Наконец я смогла затащить обратно на кухню извивающегося пушистого зверька и посмотрела на него с любопытством и умилением, вытянув перед собой руки.
Он продолжал стучать лапками.
Это был какой-то странный и очень симпатичный зверёк. Как я уже сказала, шерсть у него была густой, мягкой и приятной на ощупь. Окрас – рыжий с белым. И пятнышки у него на шерсти как у жирафа!
Мордочка пушистика была беленькой, только нос и лобная часть имели рыжий окрас. А возле огромных чернильного цвета глаз и самого настоящего клюва на белой шёрстке имелась россыпь рыженьких точек, словно у зверька это были самые настоящие поцелуйчики от солнца – веснушки.
Ушки округлые и небольшие.
Лапки зверька были короткими, толстенькими, но с очень острыми когтями.
Хвост длинный, заканчивается острым мягким кончиком, похожим на ещё не оформившуюся стрелу. Хоть и странное сравнение.
— Ну и что ты здесь забыл? — спросила у него. — И кто ты? Такой весь мимимишный и очень хорошенький?
Зверёк захлопал глазками, перестал брыкаться и снова издал этот смешной звук.
— Чир-ми-и-ук!
— Ладно, не стану тебя терзать вопросами. Пойдём, выпущу тебя во двор, возвращайся к своим сородичам или родителям. Но если захочешь снова угоститься чем-то вкусненьким, например, молоком, то для тебя я оставлю вечером на крыльце миску с угощением. Идёт?
Пушистик, естественно, не ответил.
Мне было приятно держать его на руках – мягкий, такой весь уси-пуси! Так и хотелось поиграть с ним, пофотографировать его, но я была сторонницей того, чтобы животных не мучили, особенно диких.
Поэтому пусть ступает себе в лес. Быть может, его там мама обыскалась.
Вышла из дома, продолжая ворковать с малышом. Он вдруг активно задвигался у меня в руках и часто-часто зачирикал-замяукал.
Подняла взгляд и почти нос к носу столкнулась с… С точной копией пушистика! Только размеры этого зверя были сродни размерам доброго коня!
— Ой! — пискнула я, а потом нервно сглотнула и замерла как истукан.
Большие глаза зверя опасно сверкали, клюв был приоткрыт, из него вырывалось шипение и утробное рычание-рокотание.
— Я… я… спасла вашего детёныша, — проговорила неуверенно и о-о-о-очень медленно опустила мохнатика на землю.
Он смешно подбежал к своей родительнице. Не знаю, мне почему-то казалось, что это его мама.
Дикий зверь, не сводя с меня взгляда, лапой задвинул своё глупое дитя к себе под брюхо и начал шипеть-рычать сильнее. И было в этом звуке что-то ершистое и зловещее.
«Вот и закончилась моя работа в новом мире», — подумала с великой скорбью.
Я понимала, что сейчас умру. Совсем как несчастная-пренесчастная и глупая землянка.
Туман страха и сожаления заволакивал глаза. По щеке покатилось что-то горячее.
Я не заметила, как беззвучно заплакала, продолжая глядеть в глаза своей смерти.
Мать пушистика не спешила меня убивать, но подошла ближе и, кажется, обнюхала меня.
Я затаила дыхание. Отчётливо слышала, как колотится и содрогается от страха моё сердце, как стучит о землю хвост зверя. И я увидела этот хвост… На его кончике находилось самое настоящее смертоносное жало – длинное и острое.
Один удар – и конец.
Я закрыла глаза, молясь о мгновенной и безболезненной смерти, как вдруг услышала чириканье-мяуканье взрослого зверя и совсем ещё дитёныша уже не рядом с собой.
Открыла сначала один глаз, а потом и другой.
Мать и дитя не спеша уходили в лес.
Я шумно выдохнула и ладонями упёрлась в колени, ощущая небывалое облегчение в груди. Надо мной только что висела нереальная и смертельная опасность. Это я понимала отчётливо. Нам, людям, ещё от предков достался инстинкт, определяющий различную степень опасности. Я осознавала, что в данный момент, это была высшая степень угрозы.
Я чудом избежала беды.
Когда звери дошли до границы леса, хищница обернулась и долгим взглядом посмотрела меня, и лишь потом густа и темнота леса укрыли их от любопытных глаз.
Не знаю как, но как-то добрела до крыльца дома и буквально рухнула на первую ступеньку. Руки у меня тряслись, как у алкоголика, в горле застрял слезливый ком.
Я не трусиха, вы не подумайте, но вот сейчас я реально была напугана.
Нужно обязательно поставить забор!
Не думаю, что второй раз эта пушистая дама мне простит, если я снова дотронусь до её малыша.
Сколько я сидела на крыльце – не знаю. Но когда ко мне вернулось адекватное состояние и здравомыслие, я поднялась и помчалась на всех парах к Калебу.
Всё, учёному хватит спать. Он только что едва не лишился своей золотой и самой лучшей помощницы!
Пусть что угодно делает, но организует здесь забор!
* * *
Регина
— Калеб! Кале-е-э-э-б! Проснись, пожалуйста! — теребила я дракона за плечо.
Он сначала отмахнулся от меня, проворчал нечто невнятное и натянул на голову подушку.
— Калеб! Миленький! Просыпайся. Случилось нечто неординарное, — захныкала я и вцепилась руками в подушку, пытаясь стянуть её с головы дракона. Но ему, кажется, не хотелось, просыпаться совсем.
— Меня только чуть зверь огромный зверь не сожрал! — воскликнула я.
— Но ты же тут, — раздалось из-под подушки. — Значит, справилась.
Ну ничего себе логика!
— Я спустилась на кухню и обнаружила детёныша этого неизвестного мне зверя. Он застрял в окошке, и я помогла ему… На руки взяла и вышла из дома, а там его мама… или папа… уж не знаю… Глаза – во! Клюв такой, что им мою голову хоть откусить может, хоть, как орех, расколоть! И хвост с жалом!
Калеб вдруг перевернулся на спину и скинул с себя подушку.
— Тебе удалось вблизи увидеть бескрылого грифона? Ты держала в руках его детёныша? — не на шутку удивился Калеб. — И ты осталась жива?
— Грифон? — нахмурилась я, вспоминая, что в принципе знаю об этих мифических существах. — Я не думала, что у них хвост с жалом…
— Только у бескрылых, — просветил он меня. — Но как тебе удалось остаться живой? Про ранения даже не спрашиваю – бескрылые грифоны редкие разумные животные и крайне опасные, а также свирепые… А что касается их детей – так они сразу за своих отпрысков становятся монстрами. Продолжение рода для всех грифонов – это смысл жизни, им очень сложно встретить пару и произвести на свет нового грифона… Понимаешь, да, что за детёныша они убьют без оглядки?