— Всё поняла?
— Да, хозяин.
— Ступай.
Обернулся к госпоже:
— Продолжим?
— Да, ваше сиятельство, — переставила кастрюльку ближе к огню, направляясь к окну, где на подоконнике лежала сумочка.
— Ты осипла. Результат ночной прогулки, — подошёл, усаживаясь на скамью, перекрывая ей выход. — С чем ты не согласна? Что тревожит? Говори… Да, — вдруг подхватился, доставая из-за поясного ремня маленький свёрток. Развернул холстину, кладя предмет на подоконник. — Тебе. Как хотела. Только я не понял, о каких каменьях ты говорила.
Девушка всмотрелась, не веря своим глазам. Прошептала:
— Ложка… — бегло взглянула сияющими глазами в лицо мужчины, расплываясь в улыбке, хватая прибор, поднося к лицу. — Серебряная…
Пусть немного грубоватая, тяжёленькая и не такая изящная, как современные… Но это, возможно, первая серебряная ложка, появившаяся в средневековой Европе! На конце её рукояти, о, чудо! Янтарный камень!
— Какая красота! — прижала к груди. — Спасибо, ваше сиятельство.
— Герард… Зови меня Герард. А вот как тебя называть? — откинул прядь её волос на спину, заглядывая в лицо. Руки так и тянулись к девчонке, привлечь, зацеловать до беспамятства.
Она пожала плечами. Действительно не знала ответа. Привычное имя — Наташа — казалось роднее и теплее.
— Мне нужно положить травы в кастрюльку, — уперлась в его ноги, не желая переступать.
— Те самые, от которых спишь беспробудно?
— Меньше положу — слабее будет отвар. Мне так легче. Уж лучше спать, чем дрожать в темноте от всего того, что происходит в вашем ведомстве, господин граф. Теперь вот госпожа Агна… Голова экономки сбежала… — фыркнула, удивляясь, как спокойно об этом сказала.
— Я этой прислуге точно язык отрежу, — поморщился сиятельный.
— Не она, так другие расскажут. Шила… То есть голову в мешке не утаишь.
Всё же пришлось упереться в колено мужчины рукой и аккуратно перешагнуть через его широко расставленные ноги, пока он внимательно наблюдал за её манипуляциями, с волнением сдерживаясь от соблазна в нужный момент поднять ногу и…
— Только попробуйте… — сипло шипело из уст чародейки, а её взор казался выпущенным болтом, готовым пригвоздить даже к каменной стене. Всевышний, ни одна женщина не вызывала в нём таких острых и ярких ощущений!
Кастрюлька с горстью трав, размешанных новой ложечкой опустилась в топку камина к горящим дровам.
Наташа, посмотрев на огонь через янтарный глазок, повернулась к Герарду:
— Вы внимательны, господин граф.
— Мне что-нибудь за это полагается? — с усмешкой приблизился, чувствуя, как его снова накрывает волна возбуждения.
Девушка, подскочив к подносу и обтерев краем сорочки держало ложки с камнем, долго не думая, плюхнула его в кубок с морсом, наклоняясь над ним.
Мужчина одновременно с ней поспешил взглянуть на возможный эффект.
От гулкого удара лбами, они отпрянули друг от друга, потирая ушибленные места, настороженно присматриваясь один к другому.
— Вы на редкость твердолобы… Герард, — хрюкнула дева, кашлянув.
— Готов утешить вас и… подлечить, госпожа Вэлэри фон Бригахбург, — расплылся в улыбке, приблизившись вплотную.
— Вы торопитесь, господин граф, — отступила на шаг, упершись в сундук. — Я ещё не сказала «да».
— Так скажите, моя леди… — попробовал отшутиться, напрягшись.
— Нет, мой господин… Я отказываю вам, — прозвучало решительно, вдумчиво.
Отошёл на несколько шагов, меряя упрямицу взором снизу вверх и обратно. Шутит? Не похоже. Сердце сжалось. Алый всплеск в очах на миг лишил зрения:
— Карл тебе кажется более привлекательным?
Она содрогнулась:
— Я вообще не собираюсь замуж, — качнула головой, беспечно пожимая плечом.
— У тебя ничего не выйдет, Таша. Фон Россен дождаться не может, когда его младшая дочь будет на выданье. А тут такой подарок.
Она поняла, что он имеет в виду:
— Я не верю, что он может так со мной поступить. То, что я успела узнать от герра Штольца, говорит, что пфальцграф хороший человек.
— Пойми другое: пфальцграф, привыкший долгое время жить в роскоши и почёте, за короткий срок становится нищим и никому не нужным. Каково это — оказаться в низах и жить только на пособие короля? Да он ухватится за любую возможность выбраться из забвения за любой счёт. Тебя он давно оплакал и похоронил. Как и твою мать. Учти, он мужчина, жёсткий и холодный. Иначе не был бы на этой должности у монарха много лет. Думаешь, за какие заслуги он получил в дар от его величества богатое поместье? Не знаешь, случайно, чьё оно было до этого и как попало в королевскую казну? А то, что твой отец оказался никудышным хозяином — это уже другой вопрос. Нет, моя леди, оставь иллюзии и посмотри правде в глаза. Двадцать один год он не держал тебя за руку, не видел, как ты растёшь, как меняется твой характер. Я сам отец и знаю, что говорю. Ты для него — лишь средство изменить его положение в обществе. И у него есть другая дочь. Та, которую он вырастил без матери. Любимая и единственная. На его коленях сидела она, а не ты. Её он видел каждый день и тревожился за неё. О ней болит его сердце. Ты — подарок, легко доставшийся, нежданный, ценный и я бы сказал незаслуженный им. Ты не успеешь опомниться, как окажешься в родовом замке фон Фальгахена, его пятой по счёту женой. А теперь задай себе вопрос: что стало с его четырьмя предыдущими жёнами?
Наташа молчала, сжав губы, и понимала, что в чём-то он прав. Неужели она здесь совсем никому не нужна? Слёзы навернулись на глаза. Невозможно быть всё время сильной и как маленький стойкий оловянный солдатик противостоять всем и всему.
— А вам я тоже нужна из-за титула! — крикнула надрывно, сжав больное горло пальцами. — Вы тоже ничуть не лучше его! К вам едет невеста, господин граф, и кого она здесь встретит? Мужчину, которого любит или изменника? И вы также жестоки и расчётливы!
— Титул? Твой титул? — он усмехнулся. — Я не кручусь в свите короля, чтобы для меня имел значение твой статус. Я, как был графом, так и останусь им. Муж не наследует титул своей жены. Невеста? Скажу прямо: да, Луиджа с матерью приглашены для возможного обсуждения свадебного соглашения. Но когда стороны не договариваются, визит становится гостевым. Я графине ди Терзи ничего не обещал и её не обнадёживал. Луиджу видел десять лет назад и даже не помню, как она выглядит.
— Но вы готовы были предложить ей руку и сердце, уже называя своей невестой.
— Я бы обязательно рассмотрел это предложение, если бы не встретил тебя.
— Я нищая, ваше сиятельство, как вы изволили сказать о фон Россене, — напомнила, ехидно кривя губы. — И то, что вы меня купите, не изменит моего отношения к вам. Не надейтесь на мою благодарность, что я стану робкой и послушной. Я помню ваш подвал, за что попала туда и что из этого вышло.
— Таша, ты взбесила меня своим непослушанием!
— Понимаю… Вам никто никогда не смел отказать. Так ведь? Вы всегда брали, что хотели. И сейчас тоже по отношению ко мне хотите показать своё превосходство и купить, как вещь!
— Всевышний, вразуми эту барсучиху! — подскочил к ней, хватая за плечи, встряхивая, натыкаясь на яростное сопротивление.
— Барсучиху? Это такая шавка полосатая тявкающая?! — голос действительно походил на неубедительное хриплое гавканье. От этого Наташа ещё больше распалялась: — Gad! Неандерталец неотёсанный! Мумия средневековая! Дикарь!
Её глаза из-под насупленных бровей метали зелёные искры, алые губы кривились, обнажая белые ровные зубы, голос сипел, выкрикивая непонятные слова, кажущиеся обидными и незаслуженными. Его сиятельство, тяжело втягивая воздух, угрожающе набычился:
— Я не всё понимаю, что ты говоришь, но что такое мумия и дикарь я знаю.
Его сердце учащённо колотило в рёбра, дыхание судорожно прерывалось. Сжимая её плечи, ощущая через одежду жар её тела, у него было только одно желание…
— Ведьма! — взревел, притягивая девчонку. — Не могу без тебя! — Коснулся её губ, погружаясь в ласкающую сладкую негу.
Наташа, опешив от неожиданности, широко открытыми глазами смотрела в томно прикрытые аквамариновые глаза графа. Его состояние передалось ей. Почувствовала, как дрожит, как подкашиваются ноги. Как через его поцелуй в неё вливаются силы, сметая преграды сопротивления, успокаивая и наполняя блаженством. Биение её сердечка вторило рокоту его сердца.
Мужчина оторвался от неё, глядя в лицо.
Она медленно открыла глаза.
Он увидел в них своё отражение:
— Сегодня на обеде я объявлю о своём намерении, — прижал строптивицу к себе.
— Нет, — девушка прогнулась, отстраняясь, задевая рукой поднос.
— Да.
Кубок опрокинулся на пол.
Звякнула ложка.
Вспыхнул мириадами искр округлый янтарь, едва слышно потрескивая.
Черносмородиновый морс, пролившись, исчез, просочившись в щель между дубовыми половицами.
Наташа, поднявшись на цыпочки, обвив шею сиятельного, самозабвенно целовала его, позабыв о приличиях, о разнице в титулах, о подвале, об обидах, обо всём…
Он, сжимая упрямицу, упивался вкусом её податливых губ, гибкостью её стана, вдыхая сладкий запах её кожи.
— Люблю тебя, — оторвался на миг, чтобы снова погрузиться в мечты о скором времени, когда можно будет не только целовать бунтарку, но и вести за собой к вершине наслаждения, к единению душ и познать вместе с ней рай на земле.
От этих слов, старых, как мир, всегда таких долгожданных и всё равно неожиданных, у неё перехватило дыхание. Голова кружилась от прикосновения его рук, дающих защиту и покой, его губ, говорящих без слов, ведущих её к познанию себя. Она в это мгновение бескорыстно вручила своё сердце мужчине, который неожиданно и так стремительно ворвался в её новую суровую жизнь, чтобы расцветить её яркими красками.
Девушка взволнованно ходила по своей комнате, меряя её торопливыми шагами. Переплетённые пальцы рук упирались в подбородок. Она шептала на своём родном языке. Родном ли?.. «…Опасней и вредней укрыть любовь, чем объявить о ней». (