— Нет. В лице графини Мисуллы врага лучше не иметь. Она, насколько я помню, пользуется расположением одного из советников короля. Одно время ходили упорные слухи, что он намерен взять её в жёны. Что там у них вышло, не знаю. Это всего лишь слухи и графиня по-прежнему свободна. Мне это никогда не было интересно. Карл знает больше.
— Ладно. Раз ничего сделать нельзя — я потерплю, — Наташа смиренно вздохнула. Руки сиятельного поглаживали её по спине, успокаивая.
— Вот ещё, — Герард нехотя выпустил деву из объятий, снял с полки ларец средних размеров. Отперев его изящным ключиком, откинул крышку. — Это просил тебе отдать Бруно.
При упоминании имени рыцаря глаза госпожи влажно заблестели. В её руку легло кольцо с бирюзой.
— Почему мне?
— Не спрашивай. Просто возьми.
Ларец оставался открытым. На россыпи золотых монет лежал брелок с красными стразами и логотипом «Mazda», когда-то врученный командующему за «отвагу в бою».
Девушка закрыла лицо руками, сдерживая вырывающийся всхлип. Это было не так давно, а казалось, прошла целая вечность.
— Не плачь, Птаха. Всё в руках Всевышнего, — он прислонил её к себе, обнимая за плечи. — А это я отдам его сыну, когда вырастет. — Граф захлопнул крышку ларца.
— А если родится девочка?
— Нет, должен родиться мальчик, чтобы стать продолжением Бруно.
— А семья Бруно… Они заберут ребёнка, когда узнают?
— Посмотрим.
Наташа горестно улыбнулась. Хотелось верить. Тогда она отдаст кольцо его сыну. Непролитые слезы сверкнули в уголках глаз.
— Ты должна улыбаться этому мужчине, когда видишь его, а не ходить с выгажением муки на лице, — графиня-мать металась по комнате, обмахиваясь веером, недовольно поглядывая на дочь.
— Мама, он совсем не смотрит в мою сторону. Кому я должна улыбаться?
— Боже милостивый! Сколько тебе можно твегдить? Это тебе кажется, что он не смотгит на тебя! На тебя невозможно не смотгеть, — она опустилась рядом с Луиджей на скамью. — Мужской взог независимо от его владельца выделяет всё ягкое и запоминающееся вокгуг себя и будет возвгащаться к тому, что ему хочется созегцать. К чему он будет возвгащаться? К унылой и сутулой фигуге? Женщина должна вдохновлять мужчину на подвиги своим поведением и вниманием, а не наобогот. Она должна быть весела и дагить ему сладость плотских утех. — Заметив подавленный вздох, раздражённо продолжила: — Да-да, не пегестану повтогять: если ты будешь на ложе давать ему всё, что он хочет — он не пойдёт искать утешения к служанкам или в непотгебный дом к блудницам. Твоя невинность, чистота и покогность вкупе с готовностью понять и пгинять его желания, даст ему всё, о чём он только смел мечтать! Он будет боготвогить тебя! А ты, ты будешь вегтеть им, как тебе вздумается, и получишь всё, о чём мечтаешь ты! Один только агомат твоего тела должен свести с ума любого мужчину. Только Господь ведает, сколько золота я извела, чтобы добыть эти месопотамские чудо-благовония и пгитигания.
— Мама, мне не нравится этот разговор.
— Ослица! Упгямая и глупая ослица! — она вскочила и заходила перед дочерью, распаляясь. — На кого я тгачу своё бесценное вгемя? Кому я показываю, как нужно ублажать мужчину на ложе? Что я делаю в этой глуши вдали от коголевского двогца? Почему я здесь?
— Мама! — всхлипнула Луиджа. — Давайте уедем отсюда. Я не могу больше смотреть на то, как он… — она не договорила, захлебнувшись слезами.
— Ты готова отдать его этой нищенке? Такой обгазец мужественности? Дочь, так и знай, если сейчас ты не станешь женой этого мужчины, то твоим мужем станет гегцог Боджелайо Витиль де ла Энсина, — Мисулла с особым смаком произнесла имя «жениха». В нём, в таком продолжительном и непростом, не было ни одной «неудобной» буквы!
— Мама! Он старый и…
— Хватит! — топнула графиня. — Надоело! Как я сказала, так и будет! Или ты будешь беспгекословно слушаться и получишь то, из-за чего мы здесь, или уже чегез месяц будешь еженощно ублажать этого стагого похотливого астугийца. Боже милостивый! Я даже не хочу думать о том, что вся моя наука пгопадёт дагом и моя единственная дочь будет в лапах этого стагца! — Графиня обессилено упала в кресло. — И он будет делать с тобой то, что ты видела вчега! — рявкнула она, хватая веер, энергично обмахиваясь.
— Так не отдавайте меня ему, — графинька нахмурилась, бледнея.
— Отчего же? — «дожимала» мать непонятливую дочь. — Он гегцог, богат, пгиближён ко двогу. Ты будешь блистать, а потом ты станешь для многих мужчин самой желанной вдовой-кгасавицей. Мне бы твою кгасоту в своё вгемя! — она мечтательно закатила глаза. Сейчас бы тоже не отказалась от такого подарка.
— Мама! Я не хочу так! Вы же знаете — я люблю графа, — Луиджа поджала губки-бантики.
— Вот и умница, вот и люби, — Мисулла расплылась в улыбке. — И слушайся мать. Она у тебя умная и думает далеко напегёд. Всё, иди пгиведи себя в погядок. Мы собигаемся почтить память воинов его сиятельства, котогые погибли, чтобы ты живой доехала до замка своего мужчины. Вот там можешь поплакать и желательно на плече милогда. — Она встрепенулась, вскакивая: — Да, это неплохая мысль… Ну-ка, поди сюда… — Сняла с каминной полки маленький ларчик, переходя с ним на ложе.
Глава 25
Этот тяжёлый день Наташа будет помнить всю свою оставшуюся жизнь. И запомнился он не самим фактом похорон погибших воинов, а как это было проведено.
В день похорон она долго не могла понять, что происходит вокруг. Не было привычной тишины, которая обычно устанавливается в доме покойного. С улицы доносились непонятные звуки, очень похожие на песнопения с заклинательными нотами и ритуальным плачем.
По-видимому, эти песнопения прославляли покойных, описывали все их достоинства и пройденный ими жизненный путь, но одновременно заклинали его не вредить оставшимся в живых людям. Покойные принадлежали уже другому миру, поэтому с ними, как и со всем природным окружением маленького мирка людей, нужно было вести себя очень осторожно.
Магический круг поющих людей отграничивал мертвого от мира живых, предотвращая возможный вред с его стороны, одновременно ограждая и его самого от вредоносных сил внешнего мира.
Покойников несли на кладбище на погребальных носилках. Девушка не знала, что деревянные гробы в то время использовали только для похорон знати.
Смех… Всю дорогу до кладбища процессия из провожающих смеялась и веселилась. Наташе хотелось зажать руками уши и сбежать подальше от этого балагана. Насколько она знала, отец Готтолд и Юфрозина предпочли остаться в замке с ранеными воинами.
В то время все усилия церкви, постановления соборов, папские буллы, предписания епископов и местных священников, направленные на объединение разнообразных региональных погребальных обрядов и очищение их от элементов язычества, имели мало успеха и на деле выглядели лишь как попытка приспособления христианской обрядности к реликтам язычества.
Девушка понятия не имела, что ритуальный смех при похоронах, а так же и во время поминальной трапезы, когда шутками и весёлыми проделками специально хотят рассмешить присутствующих, является «магическим». Он уничтожает смерть, превращая её в новое рождение, и считается актом благочестия.
Погребальные носилки не оставили в могилах. Мёртвые тела, обёрнутые саваном, поместили на подстилку из соломы.
Все присутствующие получили щедрую милостыню в виде монет и кусочков белого хлеба.
По окончании похорон прямо у могилы начался погребальный пир — тризна.
Еда над мёртвыми — обычай, идущий из глубины языческой древности и связанный с жертвоприношением мёртвым. Смысл его состоит не только в поминовении умершего, но и в обновлении священной связи между миром живых и миром мёртвых.
Обычай поминовения усопших на третий, седьмой и тридцатый день и в годовщину со дня смерти христианское средневековье также унаследовало от языческой древности.
Ничего этого Наташа не знала, но она мужественно держалась, стараясь отвлечься от происходящего, утешая себя тем, что всё проходит. Пройдёт и это.
Она, постоянно пребывая под неусыпным наблюдением Герарда, держалась за его руку, устало переминаясь с ноги на ногу.
— Двенадцать, — прошептала, оглядываясь по сторонам в поисках ведуньи.
— Что? — граф склонился к её лицу, прислушиваясь.
— Могил двенадцать, — обернулась на карету итальянок, пристроившуюся в тени высоких деревьев. Графини недавно зашли в её нутро отдохнуть. Возле неё прохаживался араб в неизменном тёмном одеянии. — Мне казалось, что их должно быть тринадцать.
— Тринадцатая не здесь, — промолвил его сиятельство. На вопросительный взор иноземки пояснил: — Убийце здесь не место.
Леди кивнула в ответ:
— А госпожу Леову когда собираетесь перезахоронить?
— После свадебного пира, — сжал ладонь Птахи на своей руке.
Солнце припекало и девушка, присмотрев деревце, направилась под его тень. Герард отошёл, смешавшись с толпой, исчезнув из вида.
Заметно опьяневшие люди кричали и смеялись громче, считая своим долгом подойти к госпоже и сунуть в руку то оловянный кубок с вином, то кусок хлеба с сыром.
Прибежавшие вслед за своими хозяевами дворовые псы устроили драку между собой.
Кричали дети.
Создавалось впечатление, что она находится не на похоронах, а на ярмарке, причём торгующей съестным и алкоголем. Заметив Эрну, Наташа задержала на ней взгляд. Сердце сжалось от жалости. Хоть прачка и очень старалась выглядеть весёлой и беспечной, у неё это плохо получалось.
Оглядываясь в поисках сиятельного, заметила Ирмгарда, пробирающегося к ней.
— Как ты? — вице-граф взял девушку под руку.
— Устала. Скоро можно будет уйти?
— Вообще-то тризна будет до утра, — увидев, как она закачала головой, поспешил продолжить: — С наступлением сумерек уйдёшь.
— Ты не видел отца? — обмахивалась от надоедливой мошки сорванной веткой.
— Видел не так давно. Он разговаривал с охранником госпожи Мисуллы.