А уже минут через пять Артур ковылял с Пульхеном и его ополченцами, осматривая шахту за шахтой. В конце концов обнаружили и ту последнюю роковую ракету. Это оказалось не так просто, — бомбы сделали свое дело, и шахту частично завалило землей. Сорвавшись с направляющих пилонов, стройное стальное тело с плутониевой смертью внутри лежало поперек шахты, и первый же из приблизившихся к ней специалистов выразительно покачал головой.
— Похоже, нам тут больше делать нечего. Узел самонаведения почти расплющен…
И все же полковник, взглянув на часы, заставил присланных Клочковским инженеров снять где можно обшивку и дополнительно поработать над электронной требухой.
— Ракета должна стать невосстанавливаемой, — строго объяснил он. — Абсолютно невосстанавливаемой!
И его поняли. По счастью, временем специалисты располагали в полной мере. Лили погиб, и контролировать их было некому.
Тем не менее, наряду с победной эйфорией, проникшие в Бункер ощущали растерянность. Каменное подземелье было совершенно безлюдным. Ни единого человечка, никаких признаков недавней жизни. Это казалось совершенно невероятным, потому что еще пару месяцев назад Артур сам в составе нарядов вышагивал по этим коридорам, а в приземистом помещении столовой вместе со всеми гремел алюминиевой посудой, черпая солдатскую приевшуюся кашу, с привычным равнодушием поглощая приторно кислый компот из фруктовых концентратов. Это не было царством мертвых, но и жизнью здесь тоже не пахло. В чем-то случившееся, наверное, объясняло странную кому «адского бронепоезда», однако, стыкуясь между собой, и то, и другое продолжало оставаться необъяснимым…
Хорошая вещь — исповедь. Снять груз с души — особенно готовясь в дальнюю дорогу — что может быть естественнее? Умирать с легким сердцем — значит, умирать налегке, очистившись и отряхнувшись. Возможно, это даже лучше, чем умереть внезапно. В стремительности тоже имеется своя доля несправедливости — все равно, как в нырке вслепую. Встретить неведомое с раскрытыми глазами, в полной мере осмысливая происходящее — не в пример достойнее. Вот только, как это получается у людей? И получается ли вообще? Потому что, если не получается, то выходит что-то вроде двойной смерти — один раз в собственном воображении и второй раз наяву.
Дымов взглядом устремился к низкому потолку, умозрительно разрушая каменные своды, раздвигая земные пласты и угадывая за всем этим бездонную глубину неба. Там, если верить святым писаниям, собраны души всего человечества. Там Бог, там то, что называют истиной и знанием. А что есть тут, на Земле? Растерянность с самоуверенной спесью? Кучка мужественных и несдавшихся? «Бога принимаю — мира Божьего не приемлю»… Вот и весь наш хваленый опыт. Так стоит ли оставаться среди тех, что все еще здесь, если лучшие из лучших давно уже ТАМ? Если зубам твоим предлагается ребус гранитной твердости, и если уже через десять-пятнадцать лет последние из несдавшихся печальной курлыкающей стаей покинут Землю навсегда?…
Вадим прикрыл ладонью глаза. Вот и найдено долгожданное утешение! Потому что страшно быть ОДИНОКИМ — первым, последним и случайно отбившимся. Если же впереди тебя и позади следуют другие, значит, и смерть перестает быть смертью, превращаясь в воссоединение. С Панчей, с Лебедем, с Володькой… Кто знает, может быть, ТУТ нам хорошо только потому, что мы понятия не имеем, каково оно ТАМ.
Еще одно зыбкое утешение и еще одна гирька, уравновешивающая душевные весы…
Дымов неспешно поднялся, сделал два шага и, развернувшись, принялся рассматривать себя самого, оставшегося сидеть в кресле — хмурого и сгорбленного, с глазами, впивающими близкую пустоту.
В памяти зашебуршилось давнее, из художнического прошлого. Кажется, Достоевский-Иероглиф. Пожалуй, один из самых заметных портретов автора… Сейчас, наверное, уже помещен в запасники «банкиров». Но где-то ведь подглядел эту позу и этот взгляд гениальный Перов! Или сам временами что-то такое видел?…
Подойдя к столу, Вадим включил настольную лампу. Он был в кабинете Вия — того самого, о котором рассказывал Артур. Командующий подземельем жил с комфортом, не чураясь ни ковров, ни позолоты. Лампа была старинной, отлитой из сияющей бронзы. Гибкая змея ползла по царственному дереву, распахнутой пастью угрожала источнику света. Однако сейчас Вадима интересовала не бронзовое литье, — внутреннему ощущению сумбура требовалось дополнительное подтверждение беды. Все равно как своеобразная фиксация словом нечаянно проявившегося.
Встав, между стеной и лампой, Вадим в сотый раз с обреченностью убедился, что тени нет.
— Ну? — он снова взглянул на сидящего в кресле двойника. — Опять ничего не видишь и не слышишь?
Двойник не видел и не слышал. Время его истекло, он медленно таял. Отойдя в сторону, Дымов снова скосил глаза за спину и разглядел еще одно задумчивое изваяние — бестелесное и в то же время абсолютно реальное.
Вот поэтому Лебедю и не удалось застрелиться, — осенило его. У бедняги началось то же самое, и он попытался заменить свет пулей. Тоже по-своему экспериментировал.
В коридоре послышались далекие шаги, и, опасливо взглянув на своих двойников, Вадим поспешил выйти из кабинета. Смешно, но даже в его положении еще можно было чего-то опасаться.
— Мда… Бункер пуст, враг предпочел реалиям мистическое исчезновение, — сложив за спиной пухлые руки, Кит прошелся по залу. — И с ракетой, стало быть, меня тоже надули.
Конечно, можно было негодующе возразить, но ни Пульхен, ни Вадим, ни Артур не проронили ни слова.
— А хотите узнать цифры? Сколько, например, я положил на этой операции людей и техники? — Кит, нахмурившись, махнул пятерней. — Ладно. Я не собираюсь сводить счеты. В конце концов, не всем сделкам суждено быть удачными. Если бы не гибель Лили… — он сокрушенно вздохнул.
— Почему же вы считаете, что сделка оказалась неудачной? Вы получили в свое распоряжение бетонную громаду, что в стратегическом смысле, конечно же, превосходит оборонную мощь Горки. Здесь есть практически все для автономного существования: запасы продовольствия, лазарет, оружие, — Пульхен поднял голову. — А главное, мы все обезопасили себя от ядерного удара.
— Милый вы мой! — губы Кита насмешливо скривились. — Неужели вы всерьез полагаете, что я переселюсь сюда со своими людьми? Да, здесь действительно есть все. Все, кроме жизни. По какой-то причине она покинула эти катакомбы, и навряд ли мы когда-нибудь узнаем разгадку. Увы, не все тайное рано или поздно становится явным. Рудольф Гесс, заместитель Гитлера, накануне войны с Россией перелетает на личном самолете к англичанам. Зачем, почему?… Восемьсот четырнадцатый год, плененный Наполеон по пути на остров Эльбу подозрительным образом оказывается за боротом в бушующих волнах. Добряк-ньюфаундленд бросается следом и спасает императора. Что это? Попытка самоубийства, покушение, случайность? А позже — уже, правда, на острове Святой Елены бывший завоеватель не может сколько-нибудь вразумительно объяснить, что же его сподвигло на войну с Россией. И Павла он уважал, и Александру симпатизировал, а вот поди ж ты! — взял и напал. — Кит кивнул на стены. — Тоже и тут: были люди — и пропали. Одна только электронная требуха и осталась. Из-за чего, спрашивается? Вот и вы не знаете. Нет, ребятки, мои хлопцы и шагу не сделают в эти катакомбы! И потом — о какой безопасности вы толкуете? Истинной безопасностью может похвастать лишь тот, кто вооружен самым свирепым оружием. Подобным оружием мы имели возможность завладеть, но, увы, ничего не получилось.
— К сожалению, винить тут некого.
Кит фыркнул.
— То-то и обидно. Все кругом ангелы, никто не виноват. А людишки, между прочим, полегли.
— Вы сожалеете о штурме?
— Сожалею или нет, какая теперь разница? Вы этого хотели, и я втайне желал — вот и случилось. Правда, не думал, что потеряю на этом такую уймищу людей!.. — Кит снова помотал головой.
— Значит, надо объединяться? — Вадим произнес это полусерьезно-полушутливо.
Обернувшись, Кит ответил ему долгим взглядом.
— Смычка города и деревни? А зачем? То есть вам-то это, наверное, нужно, а какой у меня интерес? Нет, Вадим, вы человек неглупый, но некоторых важных вещей, я бы сказал — до простого важных, отчего-то не понимаете.
— Что, например?
— А то, что, создав Горку, я УЖЕ объединился с городом. Друг без друга нам не обойтись, это верно, но из этого вовсе не следует, что мы должны сливаться в страстных объятиях. Напротив, нужна разумная дистанция: вы на одной стороне качелей, я — на другой. И не надо нарушать равновесие.
— Мне кажется, в наших силах создать конструкцию более устойчивую, чем качели, разве не так?
— Не обольщайтесь на свой счет. Ничего у вас не получится. Уже хотя бы потому, что не получалось и у ваших предешественников. А ведь пытались — и не единожды. Зачем же считать предков глупее нас с вами? Остров Солнца придуман давным давно, но отчего-то моря вокруг подобных островов всякий раз закипают от крови. Нет, Вадим, естественное равновесие достигается посредством качелей, о которых я только что говорил.
— Жаль, мы могли бы закрепить достигнутое.
— Закрепляйте. Мешать я вам не буду. Даже наоборот — помогу.
— Чем, например? — поинтересовался Пульхен.
— Ну, во-первых, я уже помог, если вы еще не забыли, а во-вторых… Думаю, в моих силах приструнить тех, кого вы приструнить не в состоянии. Тех же «бульдогов» хотя бы. — Кит усмехнулся. — Как раз сейчас у меня крайняя нехватка людей, вот и проведу рекрутский набор. По-моему, комбинация взаимовыгодная: я пополняю свои ряды, а город чуточку очистится. Или я не прав?
— Возможно, и не правы, — буркнул полковник. — Разрозненной преступности вы предпочитаете организованную. Меня лично это не утешает, и по мне так лучше биться с дюжиной мелких банд, нежели с одной, но управляемой сильной и опытной рукой.
— Согласен, однако вы забываете о нашем союзе. — Кит с улыбкой поднял перед собой правую ладонь. — Эта, как вы выразились, умелая и опытная рука не будет действовать во вред городу. А в том, что сотрудничество между нами возможно, вы, как мне кажется, успели убедиться…