Эх, знал бы блестящий военный специалист Михаил Николаевич Бурдаев на что идет?! С первых дней он и немногочисленные его коллеги увидели, что все в отряде космонавтов не так, как представлялось со стороны, как пишут в газетах. Началось с того, что пришедшие до них в отряд претенденты на полет заявили: мы пришли раньше, мы раньше и полетим – это негласный закон тут! Бурдаев взял на себя смелость возразить от имени новичков:
– Нет, должно быть иначе. Кто окажется лучше готов, лучше покажет себя на тренировках, тот и имеет право лететь в первую очередь. Я не собираюсь стоять в очереди за полетом, как за колбасой в магазине. Мы здесь все делаем работу государственной важности, поэтому давайте вместе трудиться, совершенствоваться и конкурировать по делу, а не заниматься хождением по начальству, анонимками и тому подобным…
Увы, аналогично мыслящих в отряде оказалось очень мало. Несколько лет спустя, уже достаточно насмотревшись на творящиеся кругом интриги и несправедливости, он откровенно сказал о своей позиции чуть ли не самому главному человеку, от которого зависело, кто полетит, а кто нет – помощнику главкома ВВС по подготовке космонавтов Николаю Каманину. Тот столь же честно ответил:
– Я тебя хорошо понял. Но таких, как ты предлагаешь, в отряде я найду от силы 2–3 человека. Куда остальных-то дену?
– Николай Петрович, жизнь суровая и серьезная штука, – возразил Бурдаев. – И если не тянешь, то уступи место. Найдутся более достойные.
– Нет, – решительно подвел черту Каманин, – так не будет…
Конечно, Бурдаев мог в любое время уйти из отряда, вернуться в институт и продолжить там научную работу. Но когда набираешь такой разгон, нацеливаешься на такое большое дело, как полет в космос, то очень трудно резко сворачивать в сторону, а тем более, идти назад. К тому же возвращаться, не выполнив космическую миссию, для которой его призвали, было сродни признанию поражения. И, вообще, он не видел причин уходить из отряда космонавтов. Ведь он не был болен, слаб или в чем-то хуже других. Правда, дважды его пытались списать по состоянию здоровья, но он отчаянно боролся и выходил победителем. Главное же, он еще верил, что истина восторжествует. Тем более что начиналась наша лунная программа, и в случае удачи он мог рассчитывать на место в этой интереснейшей космической экспедиции.
Но надо все-таки понять, с чем, с какими такими мыслями пришел в отряд космонавтов Михаил Бурдаев – быть может, тогда станет понятно, почему так не вписывался он в сложившуюся там систему взаимоотношений и почему так и не состоялся его полет?
Специалист по космической баллистике, Бурдаев много лет занимался тем, что пытался разработать практическую, летную небесную механику для пилотов кораблей. Чтобы подготовленный таким образом человек мог взять ее на вооружение, лететь в космос и работать там подобно пилоту или штурману самолета. А то ведь у нас просто нет в космических полетах штурманов. Летаем в космосе по принципу известного литературного героя Митрофанушки, которого мама наставляла примерно так: «Зачем тебе, сынок, географию учить – тебя извозчик довезет». Кстати, один из космонавтов после полета заявил: «Недостаток подготовки – нас в отряде не учили географии…».
А был еще случай, едва не закончившийся трагедией. Два наших известных космонавта, герои, получили во время полета на борт радиограмму на коррекцию орбиты, состоящую их двухимпульсного маневра. И в ней оказалась элементарная техническая ошибка, указывающая один из импульсов в противоположном от нужного направлении. Любой летчик на самолете обнаружил бы подобную грубую ошибку моментально, поскольку прекрасно понимает, что делает. И либо уточнил бы все у руководителя полетов, либо сам изменил команду. Космонавты же летают очень абстрактно – законы небесной механики пока еще от них далеки. Большинство из них, даже бывшие летчики, не ощущают космический полет, как ощущает его пилот истребителя. И эти космонавты спокойненько отработали коррекционный импульс двигателя… не в ту сторону. Хорошо, он был всего-то величиной 5 метров в секунду, и, быстро заметив ошибку, ЦУП ее тут же исправил. А если бы дали 50 метров в секунду?! Этих космонавтов пришлось бы искать на половине дороги к Марсу!
Он прекрасно понимал, что вся околоземная космонавтика с позиций даже масштабов глобуса – не более чем елозанье брюхом по Земле. Вот полет к Луне да еще с высадкой на ее поверхность – это настоящая космическая миссия, требующая иной баллистики, иной подготовки.
Вообще Луна в космической одиссее Бурдаева занимала особое место. Когда шли лунные полеты американцев и весь мир, кроме Китая и СССР, затаив дыхание, следил за ними по прямым трансляциям из США, наших космонавтов возили по ночам в Останкино. И там, в специальной комнате, они тоже приобщались к победам землян в космосе. Со смешанными чувствами зависти, восхищения и возмущения от того, что это довелось делать не им. А в начале 70-х годов в Звездный городок приезжал один из героев тех полетов – Ф. Борман. Каманин попросил навести о нем справки, чтобы понять, кому его встречать, и весь отряд космонавтов бегал по знакомым и библиотекам. Оказалось, что этот участник лунных экспедиций имеет еще и две ученые степени, семь сбитых советских истребителей в Корее да 700 часов космических полетов! И кому же выходить к нему навстречу, чтобы соответствовать по учености и космическому налету? Таких в нашем отряде не было. Отрядили космонавтов Берегового и Феоктистова – пилот и инженер, которые по сумме этих показателей хоть как-то уравнялись с американским гостем.Бурдаев искренне удивлялся нелепостям, которые творятся в нашей пилотируемой космонавтике. Например, зачем мы тянем полеты до года и более – якобы, готовимся к межпланетным экспедициям, но там ведь человека ожидают совсем другие условия, там нужна другая подготовка.
Эти и другие недостатки нашей космонавтики прекрасно видел Михаил Бурдаев, честно пытался их исправить собственным участием и, конечно же, иногда откровенно говорил о них. Той же насущной необходимости участия штурманов в космическом полете, соответствующему обучению будущих космонавтов он даже посвятил подробное выступление на одном из собраний в отряде. Но ровным счетом ничего не изменилось. Разве только его собственный полет отодвинулся чуть дальше, чем даже в то время, когда он только пришел в Звездный городок. Ему еще раз дали понять в отряде, что он может расти до любых профессиональных высот, до самого высокого уровня готовности, а будет все дальше и дальше от своей цели, поскольку такие самостоятельные и инициативные сейчас не нужны.
Впрочем, в какой-то момент Бурдаев оказался очень близок к полету. Связано это было с… чужой диссертацией. Многие наши космонавты-герои после завершения пилотской карьеры обзаводятся степенями. Не всегда, однако, диссертации их становятся плодом исключительно собственной работы. Бывает, герой-соискатель не знает не только темы своей работы, но и тех, кто ее писал. Бурдаев принципиально отказывался помогать обращавшимся к нему искателям легких путей к ученым степеням. Не исключено, что сия принципиальность сыграла свою роль в отлучении его от космического полета. Но один раз его обманули. Пришел хороший приятель, работавший в одном из отделов Звездного городка, и попросил написать для него часть отчета по научно-исследовательской работе. По-дружески попросил, и Михаил Николаевич не смог отказать. А потом нашел свой материал в диссертации очень известного космонавта-героя. Через две недели после сдачи работы он был включен в экипажную подготовку – это всего один шаг до полета. Но, увы, опять чем-то не вышел перед начальством.
Шел уже десятый год его пребывания в отряде космонавтов. Хлебнув всяких гадостей и подлостей, Бурдаев держался с большим трудом. Жена порой не понимала, что вокруг происходит, что творится с ним. Сам-то он уже ясно осознавал, что в этом бедламе, куда его занесла судьба, в этой не борьбе даже, а в свалке без правил ему к своей цели не пробиться. Тем более, если он явно вылезает из общей мерки и не умещается в прокрустово ложе понятия «советский космонавт».
А ведь он очень многим пожертвовал ради гипотетического полета в космос. Не считая того, что ушел из НИИ в самый перспективный для себя момент, еще отказался – уже во время нахождения в отряде космонавтов – от предложения пойти в школу летчиков-испытателей. Когда Герман Титов уходил из отряда в Академию Генерального штаба, то звал с собой и Михаила Бурдаева. Тот снова отверг заманчивое предложение, хотя попадание туда – прямой путь к генеральским звездам.
– Я хочу лететь в космос, – упрямо ответил Бурдаев на предложение Титова.
– Думаешь, полетишь? – удивленно спросил тот.
– Надеюсь.
– Ну, надейся, надейся…
Понять состояние человека, оказавшегося в его положении, очень трудно, почти невозможно, не зная, что представлял собой отряд космонавтов того времени. Нет, не только блестящая «кузница советских космонавтов», как его подавали в печати и по телевизору, а еще и сообщество очень разных людей, собранных сюда для конкретной высокой цели – покорения космоса. Покорения, которое очень часто шло не ради постижения истины, новых достижений в науке или технике, а по идеологическим мотивам. А в них, как известно, не только справедливость, но и сама человеческая жизнь нередко отходят на второй план.
Когда в феврале 1992 года, сдав госэкзамены и получив квалификацию космонавта-исследователя, покидал я Звездный городок с полным пониманием того, что журналистская космическая одиссея завершена и мне от Земли не оторваться, признаюсь, было очень тягостно. Думал, хуже не бывает. Но испытываемые мною гнетущие чувства меркли рядом с теми истинными человеческими трагедиями, которые поджидают здесь человека, решившего посвятить этой высокой мечте жизнь, но по не зависящим от него причинам так и не полетевшего в космос.
Многие из них – мужественные люди и уникальные специалисты – были готовы на любые тяготы и жертвы ради этого полета, ибо он, как мало что другое, способен раскрыть все профессиональные и человеческие качества пришедшего в космонавтику человека. Но они оказывались совершенно беспомощными перед главной пыткой нашей космонавтики – ожиданием заветного полета годами и даже десятилетими. Ожиданием без твердых гарантий его осуществления, видя, как летят в космос другие, обладающие чаще