«И запах дыма», – мысленно добавила она.
Если установка балки помогла Хетти вернуться в этот мир, могут ли эти кирпичи привлечь одну из фабричных работниц? Обгоревшую женщину с ошметками кожи, которую строители видели в подвале?
Элен поежилась.
Нат улыбнулся и поцеловал ее в кончик носа.
– Я люблю тебя. Меня вовсе не волнует мысль о хлопковой пыли, но у тебя прекрасное воображение. И спасение этих кирпичей со свалки для повторного использования было хорошей идеей.
– Ты поможешь мне выгрузить их? – спросила она.
– Ну конечно.
Элен подогнала автомобиль ближе к дому, открыла багажник, и они начали складывать кирпичи в небольшой штабель возле дома.
– Они удивительно хорошо сохранились, – заметил Нат. – Нужно будет лишь немного почистить их и убрать следы известки.
Элен кивнула.
– Некоторые выглядят так, словно были частью каминной трубы. Все почернели с одной стороны.
Элен промолчала, изобразив неосведомленность.
– Ты рано ушел сегодня утром, – наконец сказала она.
– Я отправился на прогулку. Та голубая цапля снова прилетела на болото… такая красавица! – Его лицо приняло мечтательное выражение, как обычно происходило, когда он говорил о природе. – Я сделал хорошие снимки. Думаю, нужно будет напечатать самый лучший и вставить в рамку. В библиотеке мы можем устроить нечто вроде галереи с фотографиями местной природы. Или даже с моими эскизами, когда я получше набью руку в рисовании.
– Это будет чудесно, – сказала Элен и взяла несколько кирпичей из багажника, чтобы отнести их. – Ты видел свою белую олениху?
Нат немного замешкался и покачал головой. Элен была уверена, что он о чем-то умалчивает, и ощущала странное удовольствие, оттого что не она одна скрывает правду.
– Но будет очень интересно, если мы обнаружим целую группу таких оленей. Я читал о стаде белых оленей в округе Сенека недалеко от Нью-Йорка. Их популяция составляет около двухсот животных, и они живут в заповеднике на территории бывшего армейского склада. Это обычные белохвостые олени, но у них отсутствует пигментация волосяного покрова из-за рецессивных генов. Поэтому у них карие глаза, а не розовые, как у альбиносов.
– Вот как, рецессивные гены? – Элен нравилось, как искренне радовался Нат, когда узнавал что-то новое, и как ему не терпелось поделиться этим. Настоящий ученый муж.
– Только представь: целая популяция белых оленей! Если мы ее найдем, то я проведу исследование и напишу статью.
С тех пор, как они познакомились, Нат регулярно говорил, что однажды он будет писать статьи для научных журналов, но в Коннектикуте ему постоянно не хватало времени, или он не находил достаточно интересную тему для исследований.
– Звучит отлично, – рассеянно отозвалась Элен, поскольку сейчас она думала о других вещах. Она размышляла, как будет лучше доставить кирпичи в дом и проверить теорию о том, могут ли они вызвать кого-то из потустороннего мира.
Ей снился пожар. Она находилась на фабрике вместе с другими женщинами, которым приходилось кричать, чтобы слышать друг друга за оглушительным грохотом ткацких станков. Механизмы заставляли стены и пол вибрировать, превращали фабрику в живое существо.
– Пожар! – завопил кто-то. – Бегите!
Потом она ощутила запах дыма. Повернувшись, увидела языки пламени, облизывавшие дальнюю стену, словно язык огромного демона, и пожиравшие сухие деревянные балки, крашеный пол и потолок. Она побежала к выходу вместе с толпой женщин и девушек, одетых в простые платья с рабочими фартуками, с собранными сзади волосами. Они толкались, стучали, визжали и царапались, но тяжелая деревянная дверь не трогалась с места.
Заперты. Они были заперты.
Она подумала про окна. Подумала о том, что если бы они успокоились, добрались до окон и выбили стекла, то могли бы спастись. Но женщины, охваченные паникой, продолжали напирать на дверь и друг на друга. Она увязла в массе тел, спрессованных друг с другом, и не могла пошевелиться.
Элен открыла глаза и судорожно вдохнула прохладный воздух.
Она не на фабрике, прижатая к запертой двери, пока огонь пожирал здание.
Но где она?
И кто она такая?
«Я – Элен, – сказала она себе и глубоко вздохнула, стараясь успокоить скачущее сердце. – Я замужем за Натом. Мы жили в Коннектикуте, где работали школьными учителями. Теперь мы живем в Вермонте и строим себе дом».
Она протянула руку, чтобы прикоснуться к Нату, но его не было рядом.
Тогда она повернулась и сообразила, что находится не в своей постели, а на фанерном черновом полу недостроенного дома.
У нее болела голова и путались мысли.
Должно быть, это от дыма. Пожар на фабрике…
Но это был лишь сон.
Рядом с ней лежало полдюжины кирпичей, обгоревших с одной стороны. Возле них валялся выключенный фонарик.
Элен выскользнула из дома после того, как Нат улегся в постель, и принесла кирпичи в дом, надеясь на то, что они помогут воскресить прошлое. Но когда она немного посидела в темноте, то поняла свою ошибку. Хетти вернулась не из-за старой балки, а потому, что она была связана с этим местом. С какой стати одна из фабричных работниц могла появиться здесь? Зачем ей было возвращаться в недостроенный дом на краю Брекенриджского болота в сорока милях от бывшей фабрики? Элен подумывала вернуться в фургон, но решила еще немного задержаться на тот случай, если Хетти появится вновь. Возможно, она даст некий знак, как нужно поступить дальше. Потом Элен, наверное, задремала на полу.
Она села и нажала кнопку на часах: 3.33 ночи.
Элен сидела в проеме между кухней и гостиной, под нависающей балкой, и глядела на кухню. Она посмотрела в угол, где видела Хетти три недели назад, и на темный силуэт балки в лунном свете, проникавшем в окно.
Где-то за спиной появились голоса. Они шептали так тихо, что больше были похожи на белый шум, но Элен знала, что они там. Она распознавала приливы и отливы разговора двух людей, которые не хотели, чтобы их услышали.
Может быть, Нат находится здесь?
Элен посетила абсурдная мысль: сейчас она обернется и увидит, как он разговаривает с белой оленихой, которая на самом деле окажется Хетти, как и говорила Рили. Они будут сидеть рядышком, и Хетти будет обращаться к нему на чистом английском языке и напевать песенки, глядя на него влажными и печальными оленьими глазами.
Элен услышала смешок, но какой-то неправильный, низкий и потрескивающий, словно радиопередача на коротких волнах при плохом приеме. Ей не хотелось знать, кто это, но она заставила себя медленно повернуть голову и посмотреть.
В гостиной, на том месте, где должен был разместиться дровяной камин, находилась Хетти. Она сидела на табуретке. Что здесь делает табуретка? Хетти была в том же самом белом платье, в котором Элен последний раз видела ее, но у нее на шее не было веревочной петли. Хетти улыбалась, даже смеялась. У ее ног сидела молодая женщина, которой она заплетала косу. У женщины были такие же темные глаза и волосы, как у Хетти. На ней было простое голубое платье, но оборванное и обгоревшее, с бурыми и желтыми пятнами от дыма. И от нее пахло дымом; Элен уловила его привкус в воздухе.
Наверное, это была Джейн, дочь Хетти. Никто не знал, что с ней случилось.
Но теперь Элен знала.
Отдельные части головоломки встали на место. Элен еще не разобралась в подробностях, но была уверена в одном: дочь Хетти погибла во время пожара на фабрике.
– Джейн? – спросила она. Молодая женщина посмотрела на нее и открыла рот, как будто собираясь что-то сказать, но не издала ни звука.
Комната вдруг осветилась лучом фонарика, пляшущим за окном.
– Элен! – позвал Нат. В следующее мгновение он вошел в дом и направил яркий луч прямо на жену. – Боже мой, Элен! Что ты здесь делаешь?
– Я… – Она посмотрела в центральную часть гостиной. Хетти и Джейн исчезли.
«Не знаю, что я здесь делаю. Может быть, схожу с ума».
– Я не могла заснуть, поэтому пришла сюда, – ответила она. – Извини. Наверное, я просто… перевозбудилась.
Элен улыбнулась в робкой надежде, что такого объяснения будет достаточно для Ната. Когда они шли к выходу, она оглянулась, и ей почудилось, будто она видит силуэт деревянной табуретки, растворяющийся в темноте. Потом все пропало.
Глава 20Джейн
Когда Джейн проснулась, она не знала, что этот день будет последним в ее жизни. Она разбудила мужа и детей, заварила кофе и приготовила овсяную кашу, как делала почти каждое утро. Ее муж Сайлас читал газету.
– Что пишут о войне, папа? – спросил сын.
– Мы потопили японскую субмарину, – ответил Сайлас.
– Бум! – крикнул мальчик.
– Пожалуйста, никаких криков и взрывов за столом, – предупредила Джейн.
Дочь скорчила гримасу при виде тарелки с овсяной кашей и что-то прошептала своей кукле.
Джейн смотрела на фотографии людей в газете и думала, что она сама не слишком отличается от них: двухмерная бумажная женщина. Это все, что видели члены ее семьи. Но на самом деле она была больше похожа на цепочки бумажных кукол, которые ее дочь вырезала из старых газет: сложенные вместе, они выглядели как одно целое, но когда вы раскладывали вырезанную фигуру, то видели множество куколок.
Джейн приходилось слышать истории про людей, ведущих двойную жизнь. Про шпионов и неверных мужей.
У всех были свои секреты.
Каждый о чем-то лгал или умалчивал.
Джейн утешалась этим обстоятельством, когда внушала себе, что она не одинока.
Муж почти ничего не знал о ней. Он называл ее «хорошей девочкой». Она рассказала ему, что росла сиротой, и он пожалел ее. «Как ужасно не иметь ни одного близкого человека на свете!» – сказал он. И Джейн плакала и не притворялась. Она плакала потому, что он был прав.
Она тосковала по маме. Эта тоска была похожа на тупую боль от фантомной конечности, словно какая-то первозданная часть ее существа была вырвана с корнем.