Теперь она села и потянулась. На улице по-прежнему лило. Элен слышала, как дождь барабанит по рубероиду на крыше, которая еще не была покрыта настоящей кровлей.
(«Потому что ты не нашла кровельные материалы. Ты съездила за кирпичами и каминной доской и узнала о Хетти и ее семье вместо того, чтобы привезти материалы, действительно необходимые для твоего дома».)
Элен услышала у себя в голове голос Ната: «Я беспокоюсь за тебя, Элен».
Потом Элен посмотрела на каминную доску – на свою последнюю победу. Они завернули ее в брезент и положили на пол до окончания работ с внутренней обшивкой. Теперь Элен сдвинула брезент и посмотрела на доску.
Элен не ошиблась: это была идеальная вещь для гостиной, еще один способ наделить их дом ощущением истории.
– Но нам не нужна каминная полка, – сказал Нат, когда впервые увидел доску. Он заглянул в салон. – А где корм для оленей?
– Прости, я забыла об этом.
Нат вздохнул и провел ладонью по лицу.
– Зачем нам каминная доска? У нас нет камина.
– Я подумала, что мы можем сложить небольшой камин, – сказала Элен. – Пусть он будет в самом центре дома. Тогда это будет больше похоже на классическую «солонку», плюс дополнительная теплоемкость…
– Элен, это не входило в наши планы. Это не импровизированный проект… ты знаешь, сколько стоит работа опытного печника? Мы и так превысили бюджет!
– Хорошо, – сказала Элен. – Мы обойдемся дровяной плитой и металлическим камином. О кирпичной кладке можно поговорить потом. Но сейчас мы поставим эту полку над дровяной плитой.
Нат прищурился, пытаясь представить это, и покачал головой:
– Труба от плиты пройдет прямо перед полкой. Это будет выглядеть нелепо.
– Мы можем вывести трубу сзади, через стену, а потом установить металлический камин в гостиной, – предложила Элен. – Это будет выглядеть получше, согласен? Вместо блестящей трубы, проходящей через потолок?
Нат заморгал:
– Не знаю, Элен. Мне нужно свериться с планами и посмотреть, насколько это удобно. Возможно, придется переделать план кладовой за этой стеной. Мы же не хотим согревать дом от плиты в кладовке, верно? Мы потеряем место для хранения, и тепло пропадет впустую. Это не входило в наши планы, – с расстроенным видом заключил он.
– Этой полке больше ста лет, Нат, – сказала она. – И она сделана из цельной кленовой доски. Когда я почищу ее, ты увидишь, какая она красивая.
– Я хотел бы, чтобы ты посоветовалась со мной, – сказал он. – Этой полки не было предусмотрено в наших планах и в нашем бюджете.
– Она обошлась в семьдесят пять долларов, Нат. – Ее голос прозвучал резче, чем она намеревалась.
– На эти деньги мы могли бы приобрести необходимые материалы для кровли, которые нам действительно нужны. – Нат немного повысил голос. – Я думал, что сегодня ты займешься этим и найдешь подержанные материалы для крыши.
Элен отвернулась, вздохнула и велела себе успокоиться. Еще одна маленькая ложь.
– Ничего не вышло, – сказала Элен. – Материалы оказались хуже, чем было указано в рекламном объявлении.
Нат вопросительно посмотрел на нее. Догадывался ли он, что она лжет?
Когда ей стало так легко лгать своему мужу? Элен никогда не лгала ему в Коннектикуте. Тогда они рассказывали друг другу обо всем. Прошло лишь несколько месяцев, но казалось, что целая жизнь осталась позади.
Тогда Элен посмотрела на него, на его отросшую бороду, усталые глаза и подумала, насколько этот человек отличается от того, за которого она вышла замуж в Коннектикуте. Все изменилось.
– Мне жаль, Нат. Если я вскоре не найду нужные материалы, придется заказать в строительном магазине.
Нат кивнул, все еще хмурясь на каминную полку.
– Нат, давай мы просто повесим ее на стену и посмотрим, как она выглядит. Пожалуйста!
– Хорошо, – сказал он, и Элен ощутила мгновенное удовольствие от этой маленькой победы.
Нат согласился, что полка отлично смотрится в гостиной. Он провел кое-какие расчеты и решил, что они могут вывести печную трубу за дровяной плитой, так что полка не будет загорожена. Потом Элен очистила ее и натерла поцарапанные места лимонным полиролем, пытаясь представить все, что видела эта полка: празднование Рождества, дней рождения и семейных юбилеев, появление телевидения, упадок фермы, семейные ссоры, убийство и самоубийство.
Сегодня ночью каминная полка как будто светилась изнутри в полутьме пустого дома.
Но дом не был совершенно пустым. Элен понимала это.
Она неподвижно сидела, ждала и прислушивалась. Она слышала звук шагов на черновом фанерном полу и чувствовала, как холодеет воздух вокруг нее. Кожу пощипывало, как от слабого электричества. Сосредоточившись на каминной полке, Элен смотрела, пока не заслезились глаза, и наконец увидела фигуру, стоявшую рядом с ней. Элен медленно подняла голову.
Женщина была в джинсах. На лоб падала темная челка, остальные волосы были собраны в узел на затылке. Розовый свитер был усеян кровавыми пятнами на груди. Элен ощущала запах пороха и металлический привкус свежей крови.
«Этого не может быть, – подумала Элен. – Я сплю».
Она крепко зажмурилась, потом открыла глаза, но женщина осталась на месте. Элен видела коробку гвоздей, оставленных Натом на полу под каминной полкой. Рядом лежал его молоток и остатки рулона стекловолоконного уплотнителя.
Это был не сон.
– Где дети? – спросила женщина, с лихорадочным видом оглядывавшаяся вокруг. Она говорила громко, почти кричала, но Элен едва слышала ее; слова доносились как стрекот цикад. Потом женщина посмотрела на свой свитер, подняла руку, прикоснулась к пулевым отверстиям и закричала. Это был самый мучительный и протяжный крик, который когда-либо слышала Элен.
– Пожалуйста, – проговорила она, пытаясь поднять отяжелевшую голову. – Все в порядке.
Пока Элен говорила, женщина исчезла, как клуб дыма, рассеявшийся от резкого порыва ветра.
Она пропала, но звук остался.
Крики снаружи продолжались.
Это был тот самый звук, который Элен слышала в первую ночь. Тот звук, который Нат называл криком пекана-рыболова или лисицы.
Элен свернулась в клубок, закрыла уши ладонями и попыталась отгородиться от криков.
Глава 27Мэри-Энн Уайткомб
Миссис Вера с голубыми волосами и жестким перманентом приходит каждую пятницу в три часа дня, просит меня погадать на чайных листьях, посмотреть в пророческий кубок и увидеть, что готовит для нее будущее и нет ли для нее сообщений из потустороннего мира.
– Что ты видишь, Энн? – спрашивает она. – Что духи показывают тебе?
Я сосредоточенно гляжу в темную воду, хмурю лоб и делаю глаза стеклянными и немигающими.
– Мой дорогой Алан пытается связаться с нами? – спрашивает Вера.
– О да, – говорю я и вглядываюсь в кубок, словно Алан – это золотая рыбка, кружащая в мутной воде. – Он взывает из Великого Далека. Он хочет сказать, что у него все в порядке и он еще сильнее любит вас, чем прежде.
Разумеется, я не вижу ничего подобного, но научилась говорить местным дамам то, что они больше всего хотят услышать. Особенно старым и одиноким. Бедная миссис Вера совсем сгорбилась, ее распухшие пальцы искривились от артрита. Алмазное обручальное кольцо и платиновое свадебное кольцо были изготовлены для пухлых молодых пальцев, а не для их жалкого нынешнего подобия. И хотя сейчас я не вижу никаких духов, но могу ясно представить картину из прошлого: молодая Вера стоит у алтаря рядом со счастливым Аланом. Он надевает кольцо ей на палец, обнимает и целует ее, и этот поцелуй преодолевает время и пространство и материализуется в воздухе прямо сейчас, шестьдесят лет спустя. Поцелуй, который был до всего остального: четырех детей, старший из которых погиб в автокатастрофе, рака груди у Веры, который она пережила, и рака легких у Алана, который он не пережил.
– Сейчас он здесь, – говорю я, глядя в хрустальный кубок, наполненный водой с черным красителем – всего лишь несколько капель из пузырька.
– Что он говорит? – спрашивает старуха. – У него есть известие для меня?
Я щурюсь, глядя в чашу, и поражаюсь увиденному. На меня смотрит не лицо Алана (реальное или воображаемое) и не мое отражение.
Это снова она. Та женщина. Она возвращается ко мне во снах и кошмарах. Иногда я думаю, что это лишь часть меня: темная сторона, откуда происходит моя сила. Я понимаю, что она дает мне прозрение и те знания, которые у меня есть. Это мой духовный проводник. Она кажется знакомой: ее лицо не такое, как у моей матери, но имеет черты сходства. У нее такие же темные глаза, но более продолговатое лицо, такие же темные кудри, но более длинные, а не коротко стриженные, как у моей матери. Эта женщина носит ожерелье со странным узором: круг, треугольник, квадрат и снова круг с глазом в центре. Она снилась мне с самого детства. С тех пор, как моя мать погибла при пожаре, – еще до того, как мой отец повторно женился и отвез нас с Марком в Спрингфилд к своей новой жене Маргарет, которую нас заставляли называть мамой, и целой куче сводных братьев и сестер, таких же светловолосых, голубоглазых и веснушчатых, как и их мать. Ради отца они делали вид, будто любят нас, но всегда опасались наших темных глаз и волос, а также воспоминаний о трагедии, последовавших за нами.
Теперь женщина из моих снов пытается мне что-то сказать, но я не слышу ее. Я ниже наклоняюсь над кубком и чувствую щелочной запах черного красителя. От моего дыхания на поверхности появляется легкая рябь, искажающая ее образ.
Женщина в воде говорит настойчиво, хотя и беззвучно. Она что-то держит в руках, какой-то блестящий предмет, который я сначала не могу распознать. Потом образ проясняется, и я вижу, что это такое.
Пистолет. Маленький и серебристый, точно такой же, как у Сэма.
Милая Мелисса. Так он называет свой пистолет. Глупо давать имя пистолету и относиться к оружию как к любовнице. Но, возможно, это дает странную власть над предметом, наполняет холодный металл эмоциональной теплотой.