– Чего?
– У меня рак, Гэри. Крупноклеточный рак легких.
– Ебано-наблевано, – выдыхает тот и закрывает рот рукой.
Эти слова отлично выражают все, что сам Том чувствует по поводу ситуации. Наверное, точнее было бы сложно придумать.
Пайпер в ужасе вжимается в спинку дивана, инстинктивно тянется к Гэри. Комната застывает, как в кино, когда бомба уже упала, но взрыв еще не начался и клубы дыма и огня словно ждут чьей-то команды.
– Третья стадия, – спокойно проговаривает Том. – Пока поддается лечению.
– Давно? – спрашивает Гэри.
– Три месяца. Помнишь, мы в апреле собирались на футбол? На дерби?
– Такое хер забудешь.
– На тот момент я уже знал. Хотел вам сказать, но когда Леон начал свой движ с «Дженерал Моторс», понял, что это никому не нужно. И еще что справлюсь пока сам.
– В смысле «никому не нужно»? – вскидывается Гэри. – Ты бы хоть намекнул как-то. Три месяца, что за… Какие прогнозы?
– Их никто не дает. Но, как понимаю, еще есть шанс на ремиссию.
– Это что значит?
– Что опухоль уйдет. Никто не гарантирует, что она не вернется, но угроза жизни будет намного ниже.
– А, ну понял. Три месяца, значит.
Гэри удивительно быстро берет себя в руки, чего не скажешь о Пайпер: ее даже потряхивает от эмоций.
– Пайпер, не реви, я все еще жив, – улыбается Том.
– Чего это «Пайпер, не реви», – мотает головой Гэри. – Я сам еле держусь, с такими новостями.
– Спрашивай, – предлагает он. – Когда знаешь, что происходит, уже не так страшно.
Кэтрин сильнее сжимает его руку, и это придает сил. Она на самом деле молодец, что позвонила Гэри. И что позволила Тому самостоятельно все объяснить. Он поворачивается и целует жену в висок, понимая: сейчас она, не привыкшая к проявлениям любви на публике, заливается краской.
– Ты вообще лечишься?
– Конечно, – смеется Том. – А как ты себе это представлял? Типа, я хожу такой три месяца с опухолью в груди и жду, что она сама пройдет?
– Хер тебя пойми. Как по тебе скажешь, что ты лечишься? На работу ходишь, волосы на месте.
– Повезло, да? – проводит ладонью по голове он. – Я начал отращивать, чтобы каждый день понимать, какой я везунчик.
– У раковых волос нет, – упрямо повторяет Гэри.
– Они только от химиотерапии выпадают, – поясняет Том. – У меня таргетная. Это такие таблетки, глотаешь их… Кейт, как они там работают?
– Поражают раковые клетки с определенным типом мутации, – тут же добавляет она.
– В общем, они точные. Химиотерапия по всему организму херачит, и мне ее нельзя.
– Почему? – гнусавит Пайпер.
– Однажды мы в Манчестере угнали тачку, которую не стоило угонять, – вспоминает Том. – А после этого мне в подворотне прилетело ножом в бок. С тех пор у меня нет селезенки. И если ко мне применить химиотерапию, иммунитет не справится, и лечение убьет быстрее, чем рак.
Кэтрин вздрагивает, приходится успокаивающе погладить по плечу. Нет у нее травмы, как же.
– А что врач говорит?
– Нужно бороться. На этом вся раковая херня держится. У нас что-то вроде войны: ты и врач боретесь с твоим раком. И вопрос времени и лекарств, кто победит.
Бросив быстрый взгляд на Пайпер, Гэри поджимает губы и качает головой. Даже если у него есть другие вопросы, доводить Малую до окончательной истерики не хочется никому – у нее и так уже слезы катятся по щекам. Хотя Пайпер все время ревет, это ей как в магазин сходить.
– Мне кажется, у нас закончилось пиво, – вмешивается Кэтрин, хотя к бутылкам едва притронулись. – Пайпер, давай прогуляемся и купим еще?
– Да тут же… – начинает та, но быстро соображает, что к чему. – Да. Пойдем.
Не проходит и минуты, как Кэтрин практически выпихивает Пайпер из квартиры и захлопывает дверь. Том провожает их глазами: его чуткая жена снова все поняла с полувзгляда. Как у нее это получается?
– Брат, – произносит он, не отрывая взгляда от двери, – я не хочу, чтобы остальные знали.
– От меня не узнают, – спокойно отвечает Гэри.
Том поворачивается: тот так и сидит, опершись локтями о колени и уставившись в одну точку.
– Мне еще нужно самому пережить эту новость. Рак… Это же пиздец опасно.
– Не опаснее перестрелки в Левеншульме, – пытается шутить Том. – Мы тогда еле ноги унесли.
– У тебя у самого какой настрой?
– Выжить. Я сейчас на рискованное лечение пошел, надеюсь, что сработает.
– Это я понял. Но как ты себя чувствуешь?
– Если честно, отвратительно.
Простой вопрос ломает плотину внутри, и силы наконец покидают его: Том роняет голову в собственные руки.
– Я женился, едва начал жить и только что придумал кое-что очень крутое, брат, – едва не ревет он. – Я пиздец как хочу пережить это дерьмо. Создать что-то настоящее. Завести детей. Быть, сука, просто счастливым.
– Значит, будешь, – звучит совсем рядом спокойный голос.
Подняв голову, Том натыкается на теплый и заботливый взгляд Гэри.
– Будешь ты еще и живым, и счастливым, – повторяет тот. – Скажи, чем я могу тебе помочь?
Глава 39. Зануда
Нью-Йорк, октябрь 2018
Кэтрин выбирается из стационара, когда за окнами уже становится темно. Ничего, так бывает, просто сложный день. А еще она сама себе оставила гору работы, из-за которой придется приехать в субботу – и хорошо, если всего на полдня.
Впрочем, сейчас рано темнеет, может, не так уж и поздно… Бросив взгляд на часы в холле, Кэтрин опускает руку к карману: пусто. Кажется, телефон остался в кабинете. Черт, уже девять… Том, наверное, совсем ее потерял.
– Привет, Саванна, – тут же слышится его голос из коридора, – как твой день?
– Тыковка! – радостно отвечает обычно суровая Саванна. – Жаловаться не на что. А ты что тут делаешь, вроде не среда?
– Жену вот потерял. Ты не видела?
– Я здесь, – подает голос Кэтрин, ускоряя шаг. – Все в порядке.
Она сворачивает за угол, натыкаясь на удивительную для клиники картину: самая жесткая и опытная медсестра Саванна Рой, от которой так и веет вайбами черной мамочки, сияет, поворачиваясь к ней. Кэтрин не уверена даже, что когда-нибудь ее такой видела.
А вот Том рядом корчит недовольную мину и закатывает глаза.
– Доктор Гибсон, – кивает Саванна. – Вы уже закончили?
– Да, сейчас поеду домой. Ты же сегодня в ночь? Сможешь обратить особое внимание на Салливана?
– Хорошо, – податливо соглашается та.
Саванна протягивает Тому кулак, и они стукаются ими. А вот это сейчас вообще откуда? Господи, этот безумный гений, который превращает любого, кого встретит, в своего друга, – ее муж. Как только они остаются одни, Том быстро преодолевает расстояние между ними.
– Ну и зачем вам телефон, доктор Гибсон? – с иронией в голосе спрашивает он. – Чтобы не отвечать на мои сообщения?
– Не драматизируй, – улыбается Кэтрин. – Один раз забыла его в кабинете.
– Я чуть с ума не сошел, полчаса на парковке проторчал. Поднялся, потому что боялся, не случилось ли с тобой что-нибудь.
– Пойдем, я соберу вещи, – кивает она в сторону своего кабинета. – И что такого со мной может случиться?
– Масса вариантов, – мрачно отвечает Том. – На тебя может напасть сумасшедший пациент.
– Мы не в том отделении, здесь самый сумасшедший – это ты.
– Не вижу ничего плохого в том, чтобы беспокоиться о своей жене. Тем более что сейчас поздно.
– Ладно, – со вздохом соглашается Кэтрин. – Ты можешь обо мне беспокоиться.
– Боже, королевское дозволение, – смеется Том. – Как же я жил без него?
Кэтрин заводит его в кабинет и прикрывает за собой дверь. Через секунду ее нижняя губа оказывается зажата между его зубов, и поцелуй выходит голодным и отчаянным. Вот теперь она и правда понимает, что Том волновался: его руки смыкаются за ее спиной, и между ними не остается ни дюйма пространства.
– Никогда так не делай, – он на секунду отрывается от ее губ, чтобы прошептать, – я так и умереть могу.
– Не можешь, – спорит она. – Тебе нельзя умирать.
– Тогда не бросай больше свой телефон.
Еще один агрессивный поцелуй разжигает внутри то, что не уместно в кабинете врача, даже если, судя по ласкам, которые опускаются ниже, Том совершенно не против.
– Дай мне собраться, – просит Кэтрин, с трудом отрываясь от его губ, – две минуты. Поедем домой и…
– Давай здесь, – хитро улыбается он.
– Хочешь, чтобы меня уволили?
– Я не против. Потяну нас обоих.
Кэтрин не удерживается от того, чтобы закатить глаза, и выбирается из крепких объятий. Потянет он, как же.
Последние три месяца у них прошли под знаменем борьбы против ненужных трат, и Кэтрин только начала выигрывать войну. В этом месяце Том ни разу не давал свою карту Майе, чтобы та купила очередные детали для их разработки, и если они дотянут так до тридцатого числа, можно будет открыть бутылку вина.
Наскоро собрав вещи, Кэтрин поворачивается к Тому и натыкается на обиженный взгляд.
– Давай хотя бы что-нибудь простое, – складывает он брови домиком. – Садись в свое кресло, а я заберусь под стол.
– Томас Кристофер Гибсон, – строго произносит она, – мы едем трахаться домой.
– Ну пожалуйста.
– Нет. Не на моем рабочем месте.
– Я бы уложил тебя вот здесь на стол и отшлепал за то, что забыла про телефон.
– Дома отшлепаешь сколько захочешь. Можешь даже не рукой, – вспыхивает от воспоминаний Кэтрин. – И вообще, что на тебя нашло?
На прошлой неделе Том открыл в ней еще одну грань того, что Кэтрин, оказывается, нравится: немного боли. Не столько, чтобы чувствовать себя мазохисткой, но достаточно, чтобы засомневаться в собственной… Как Том это назвал? Ванильности.
И теперь ей, кажется, хочется повторить.
– Хочу свою жену. Действительно, чего это я, – корчит рожу Том.
Кэтрин подпрыгивает от стука в дверь. Черт, черт, черт, хоть бы стоящий там не слышал их разговора. Она даже сама идет, чтобы открыть.
– Мне показалось, из твоего кабинета звучал голос мистера Гибсона, – мягко произносит Жасмин.