То, что отец Ричардс практически цитирует песню «Роллинг Стоунс», отрезвляет: буря в душе начинает отступать и наконец давать пространство чему-то, похожему на рациональность. Нет, он все-таки гребаная ящерка. Еще бы Бэтмена процитировал. Том делает пару глубоких вдохов и снова поворачивается к кресту.
– Вы правы, отец, – поджимает губы он. – Я все еще могу молиться. Надеюсь, с Божьей помощью я справлюсь и с этим.
Жасмин пока не сдалась: она верит в возможность ремиссии, а значит, и Тому пока рано себя хоронить. Завтра утром он выпьет таблетку и смело встретит возвращение своих проклятых побочек.
Ему нужно бороться.
Манчестер, ноябрь 2011
– Что, если кто-то из нас умрет?
Том разглядывает чертеж, пытаясь понять, как сделать ножки универсальными: эта приблуда должна держаться на любой спинке, даже той, у которой нет подголовника.
Мысль о смерти приходит ему в голову так неожиданно, словно уставший от этой задачи мозг пытается сбежать от работы любой ценой.
– Не мели чепухи, – рыком отвечает Гэри, даже поднявший голову от двигателя. – С чего нам умирать?
– Помнишь перестрелку в Левеншульме?
– Помню. И ты, и Джек, и Леон, все помнят. Поэтому мы в них больше не суемся.
– Мало ли, когда еще придется.
– Не знаю, как ты, – Гэри с силой вытаскивает поршень, – а я на тот свет не собираюсь.
– Никогда?
Чертовы ножки никак не становятся как надо: ластик уже протер в бумаге дыру, и нужен новый лист.
– Не в ближайшие лет сорок.
– Мать сказала, она бы предпочла, чтобы я умер.
– Так тем более нужно жить, – хмыкает Гэри. – Как минимум назло.
– И все же у нас нет плана на случай чьей-нибудь смерти.
– Уверен, у Леона есть. У него планы на все случаи жизни, даже если киберлюди захватят Манчестер, он придет и начнет раздавать указания, кому куда идти.
Том замолкает, улыбаясь чертежу: это Гэри точно подметил. У Леона всегда есть план, и пока что каждый раз это он вытаскивал их из переделок. Кроме той перестрелки, там он отключился, заливая машину кровью, и отвезти его к ветеринару решил Джек.
– Эй, – раздается голос Гэри. – Никто не умрет. И если твоя мать несет херню, необязательно ее слушать. Да, это наши родители, мой отец, скорее всего, сказал бы мне то же самое, но это все чушь. Мы живем так, как умеем, а они просто херово сделали свою работу. Я даже не знаю, умеют ли они быть родителями и нахера ими становились. Твои, мой отец, мать Джека. Да посмотри на Гамильтонов – тоже ебаные дети.
Его вдруг прорывает. Обычно молчаливый Гэри все говорит и говорит, не останавливаясь. Впервые Том понимает, что его разлад с родителями подкосил не только его.
Все это время казалось, что ему из них больше всех повезло. Отец и мать оба живы, не колотят его и даже не мешают. Да, у них никогда не было денег, но это же мелочи: Том начал зарабатывать и помог. Закрыли ипотеку, даже отправили Джун учиться. Жизнь начала налаживаться.
А потом мать услышала, какими именно деньгами они закрывали ипотеку. Оказалось, что все эти годы они с отцом предпочитали жить в своем собственном мире и не думать о том, чем занимается Том. И когда игнорировать это стало невозможно, предпочли просто вычеркнуть его из своей жизни.
При этом жить в доме, ездить на машине, носить шмотки, оплаченные криминальными деньгами, им все еще не жмет. Удивительные люди.
– Как думаешь, – спрашивает Том у затихшего Гэри, – какими родителями будем мы?
– Какими угодно, – отвечает тот после небольшой паузы, – лишь бы не такими, как наши.
Глава 50. Зануда
Нью-Йорк, январь 2019
Раньше Кэтрин думала, что с машиной она сможет успевать везде и не тратить кучу денег на «убер». Как же она ошибалась: сегодня придется сбежать пораньше, нужно успеть в химчистку, в магазин, чтобы забрать новые туфли, заказать шары для дня рождения Хейли и купить что-нибудь из еды. Том собирался провести целый день в гараже, так что до вечера, скорее всего, ничего не съест, а у них как назло пустой холодильник.
Новый этап терапии приносит вместе с собой немало проблем. Том быстро стал мрачным и потерял аппетит: теперь побочки раздражают его даже больше, чем раньше. Он то храбрится, обещая, что со всем справится, то замолкает и уставляется в одну точку. Но это тоже пройдет. Когда Кэтрин заметила, как сильно похудели его руки, не стала ничего говорить и выдавать свое беспокойство.
То, что ей тяжело, не может сравниться с его переживаниями. Три месяца он чувствовал себя почти здоровым, к нему вернулась прежняя энергия, и даже с третьей стадией рака он успевал делать миллион всего. А тут снова рвота и диарея, кровь из носа, еда теряет вкус, а главное – он стал уставать так же быстро, как это было летом и осенью. Мрачная погода, которая держится уже неделю, наверняка тоже добавляет негатива его настроению.
Телефон мигает уведомлением, и Кэтрин удивляется сама себе: она забыла о плановом приеме у гинеколога. Даже проверяет дату – все верно, ей нужно сделать очередную противозачаточную инъекцию. Черт, а еще столько всего…
Следующий час Кэтрин тратит на то, чтобы подготовиться к амбулаторным приемам: если ей нужно спуститься в гинекологию, значит, времени остается даже меньше. И поболтать с Гарсией не удастся, но это они еще успеют, можно просто заглянуть к ней через пару дней.
Телефон присылает уведомление о приеме во второй раз, и теперь точно пора. Кэтрин спускается на три этажа ниже и, пройдя знакомой дорогой в отделение гинекологии, добирается до нужного кабинета. Марина Гарсия, с которой они знакомы с тех времен, как Кэтрин только пришла на резидентуру в клинику, стала ее бессменным гинекологом, и это она порекомендовала инъекции, когда Том натер себе член презервативом и они были вынуждены искать новые способы контрацепции.
– Привет, – заходит Кэтрин, дождавшись ответа на свой стук, – я не опоздала?
– Ничего себе, – поднимает бровь Гарсия. – Я думала, ты просто решила прекратить.
Она строго смотрит из-за своего стола, сморщив острое смуглое лицо. Черные как смоль волосы собраны в пучок на затылке, а пальцы начинают быстро крутить ручку.
Спустя столько лет знакомства можно догадаться: Гарсия рассержена. Еще бы знать, чем именно.
– Прости, не очень понимаю, – оглядывается Кэтрин. – О чем ты?
– О том, что ты пропустила декабрь.
– Я не пропускала, я была у тебя в декабре.
– В ноябре, – напоминает Гарсия. – Ты приходила в ноябре. В декабре я звонила тебе, писала на почту, но телефон был выключен, а ответа на письмо я так и не получила.
Отпуск. Кэтрин словно окатывает холодной водой: они с Томом уехали в Корею, и он уговорил ее выключить телефоны, а потом отбирал планшет и не давал читать почту. Как она могла забыть об инъекции? Где вообще была ее голова и почему Кэтрин ее не использовала?
– Прости, – сдавленно отвечает она. – Я уехала из города на неделю… И кажется, забыла.
Вот тебе и хваленый контроль над своей жизнью: Кэтрин еле держится на ногах, осознавая, насколько все уплывает сквозь пальцы. Она никогда не была клушей, которая не может вспомнить о приеме у гинеколога, тем более если это касается контрацепции! Что дальше? Почему она теряет привычки, наработанные годами?
– Это на тебя не похоже, – хмурится Гарсия. – Все в порядке? На работе, с мужем?
– Да, – врет она. У нее не все в порядке в первую очередь с самой собой. – А мы можем… Просто вернуться к инъекциям?
– Нет, это не так работает. Давай сделаем УЗИ, пока ты здесь. И если все в порядке, сдашь кровь и потом придешь за своей инъекцией.
Гарсия недовольно машет головой в сторону аппарата УЗИ и поднимается из-за своего стола. Кэтрин на негнущихся ногах идет за ней, пока сердце колотится в груди как в комнате страха: пропуск приема – словно начало конца.
Раздевшись, она ложится на кушетку и поднимает взгляд к потолку. Кого винить в произошедшем: Тома, который принес в ее жизнь хаос, теперь граничащий с сумасшествием, или себя – Кэтрин не просто поддалась этому хаосу. Она упала в него с головой, счастливо смеясь и чувствуя себя по-настоящему живой.
Год назад это было невозможно представить: чтобы Кэтрин Ким и ее внутренняя дисциплина настолько разошлись.
– Давай прекратим панику, – возвращает ее в реальность Гарсия.
Она смешно морщит острый нос, когда смотрит в экран, но Кэтрин не до шуток. Когда в нее проникает прохладный датчик, она зажмуривается на секунду: господи, сейчас беременность будет очень некстати.
– Не могу не паниковать, – признается она.
– Ким, все уже сделано. Тебе или не стоит переживать, или уже нельзя, – сосредоточенно произносит та, глядя в экран.
Датчик перемещается внутри, и Кэтрин готова начать молиться, вот только не может вспомнить ни одной, даже простенькой молитвы.
– Вы с мужем говорили о будущих детях?
Слова Гарсии сопровождаются кликом мыши.
– Да… Что там?
– Вижу плодное яйцо. Диаметр – два дюйма. Три недели беременности.
Твою мать.
Кэтрин делает глубокий вдох: это настоящая катастрофа. Сейчас совершенно не лучшее время для того, чтобы родить ребенка. Да, они с Томом обсуждали, что хотят детей, но в будущем! После его ремиссии и точно после того, как она определится, чем будет заниматься в жизни!
– Ну и пока мы здесь… – тихо произносит Гарсия, продолжая щелкать мышкой. – Все остальное у тебя в норме. О том, как будет развиваться плод, пока рано говорить, но мы уже можем обсудить твои дальнейшие действия.
– Я не готова, – отвечает Кэтрин.
– Хорошо, тогда зайди завтра, сейчас посмотрю календарь, – предлагает Гарсия и достает датчик. – Тебе в любом случае нужно пройти обследование и подобрать другого врача.
– Нет, мне нужна ты.
– Это не моя специализация.
Все как в тумане: Кэтрин встает, одевается и даже проходит к столу, где ее ждет кресло посетителя. Три недели беременности – значит, ребенка они зачали в конце