– Она нам не нужна, – признается Том. – Не знаю, пригодится ли она хоть кому-нибудь.
– Когда ты вернешься? – Лицо Майи прорезает болезненная гримаса. – Я понимаю, что рак, Том, но ты нам нужен.
– Иди сюда.
Сделав шаг вперед, Том обнимает Майю, пряча от нее собственное лицо. Ее плечи расслабляются, и вдруг она опирается подбородком на его плечо.
– Устала? – ласково спрашивает он.
– Нет, – всхлипывает она, – я просто заебалась. Не знаю, как ты их вывозишь.
– Ну-ну, чего ты? Отлично справляешься. Считай, тебе давно пора было расти, ты – отличный руководитель.
– Я не хочу им быть.
– В том и суть, Майя, – отстраняется Том, заглядывая ей в глаза, – лучшие начальники получаются именно из тех, кто не хочет ими быть.
– Ты можешь просто вернуться?
– Пока нет, – от очередной лжи на губах появляется горький привкус, – тебе придется потерпеть еще немного. Я сейчас снова уеду, но на завтрашнее утро ничего не занимай. Нам нужно посидеть в мастерской, как в старые добрые времена. Помнишь, как мы начинали?
– Мне кажется, эти времена прошли безвозвратно, – морщится она. – Мы совсем другие.
– Мы те же, – улыбается Том. – Просто иногда забываем, что мы не только коллеги, но и друзья.
Глава 52. Тыковка
Манчестер, июль 2011
Том тяжело опускается на крыльцо и закрывает голову руками: до сих пор не верится, что они пережили эту ночь. Их жизнь больше никогда не будет прежней, и он боится, что и сам изменится в худшую сторону.
Перед глазами до сих пор мертвое тело и черная в темноте кровь. Она повсюду: на дороге, на обочине, затекает под машину… Том не нажимал на курок, но чувствует, что тоже виноват в произошедшем.
Они делали все вместе с самого начала. И теперь эта кровь на руках всех четверых, и Том даже не хочет знать, что братья сделали с телом. Невинный человек ведь! У него есть семья, может, дети… И они никогда не узнают, куда исчез их папа.
Тяжело поднявшись, он открывает дверь и заходит домой. Том все еще не уверен, что сможет смотреть на себя в зеркало, но сейчас ему необходимо уснуть: вторые сутки на ногах, и он уже плохо соображает.
– Где ты был? – выглядывает из своей спальни мама.
– С друзьями, – коротко отвечает Том. – Мне нужно поспать.
– Что у тебя… – она с ужасом опускает взгляд на его джинсы. – Это что за пятна?
Том следит за ее взглядом и сам себя осматривает: ну конечно. Он не мог не заляпаться – там все вокруг было в этом. Черт, хорошо бы, чтобы в машине не осталось…
– Кровь, – безразлично отвечает он. – Я сам постираю.
Пара шагов вперед – до его спальни идти всего ничего, сейчас он упадет на кровать и забудется сном, – но мама останавливает его:
– Что значит «кровь»?
– А ты как думаешь? – поднимает голову Том.
– Где ты был? – повторяет вопрос мама.
– Тебе лучше не знать.
– Том, что происходит? Вы с друзьями во что-то вляпались?
Мама становится преградой между ним и кроватью, и все, чего по-настоящему хочет Том, – оттолкнуть ее.
Вляпались! Сколько лет она будет делать вид, что не замечает их работы по ночам и не понимает происхождения денег, которые он раз в неделю кладет на кухонный стол?
– Мы убили человека, мам, – качает головой Том. – И ты прекрасно знаешь, во что мы вляпались.
Ее глаза округляются, и она машинально отшатывается от него. Дорога к спальне свободна, Том тут же шагает мимо мамы к себе.
– Пошел вон из моего дома, – окликает его голос.
– Что? – Том пытается понять услышанное.
– Пошел вон, – повторяет мама. – Мне не нужен сын-убийца.
Нью-Йорк, февраль 2019
Бекка и Зак заходят вместе: ей пока сложно передвигаться. Том улыбается сам себе: вот что ему еще удалось. Свести этих двоих не было его задачей, но он и ее тоже выполнил. Галочка в чек-листе. Несмотря на то что всем им херово, Бекка все равно светится изнутри. Не узнать любовь невозможно.
Том перестает думать о том, что у него не получилось, и собирает в памяти все, что сделал за тридцать два года. Пока выходит не так уж мало, и это радует. Ему бы еще взять яйца в кулак и признаться Кэтрин в том, что происходит, но слова так и не выходят наружу.
Сраный трус.
– Привет, Манчестер, – машет ему Зак, – ты чего-то совсем плох.
– Мне нужно с вами обоими поговорить.
– Вот как, – усаживает тот сначала Бекку, а потом сам опускается рядом с ней, – что, метастазы прогрессируют?
– Со скоростью света, – кивает Том. – Если кратко, я заканчиваюсь.
– Ты еще на таблетках или уже на уколах? – встревоженно уточняет Бекка.
– О, а бывают уколы? Спасибо, поищу. Пока на таблетках, но они уже паршиво помогают.
– Какие прогнозы? – спрашивает Зак.
– Пара месяцев. Я неоперабелен, метастазы опустились ниже, желудок с кишечником, считай, мертвы. Вот только…
Он на секунду зажмуривается: даже этим двоим тяжело такое говорить. А они в курсе того, что не знает Кэтрин.
– Я не хочу ждать, – признается Том. – Сколько об этом думаю… Не хочу ждать, пока меня убьет рак. От этой идеи воняет беспомощностью: стать овощем на койке, понимая, что на этой же койке я и умру. Не хочу так.
– Правильно тебя слышу? – хмурится Зак.
– Ага. Хочу сам.
– Том, это очень сложный шаг, – задумчиво произносит Бекка. – Ты уверен, что нет шанса на…
– Лечащий врач сказала мне держаться. Если я соглашусь на химиотерапию, могу выиграть полгода. Представляете, какими они будут? Это не жизнь, а тяжелый камень на шее жены, а у нее и без меня хватает проблем.
На самом деле все хуже: как только Кэтрин узнает о том, к чему все идет, она станет искать те самые другие пути. Она не сдастся, как он, и от этого разочарование будет только сильнее. Том знает, что все закончилось, поэтому успел и обдумать, и принять, и даже как-то подготовиться, что ли. По крайней мере, наебать самого себя, что это логично. Иначе не встал бы сегодня с постели.
– Может, так и надо, – мрачнеет Зак. – Не уверен, я для себя этот вопрос еще не закрыл.
– А я закрыла, – тихо отвечает Бекка. – И мой ответ такой же, как у Тома.
Она тянется к его руке и накрывает ее своей.
– Нам необязательно так мучиться, если все точно закончилось, – ожесточенно произносит она. – Я знаю, что такое боль и страх, и восхищаюсь тем, что у тебя столько получалось, пока я сама лежу часами в постели и не делаю абсолютно ничего. Но если тебе больно, а выходов нет, не нужно терпеть ради кого-то. Наши близкие нас все равно однажды потеряют, и страдать, быть беспомощным, отравлять их жизни и свою… Во имя чего? Еще пяти минут, проведенных вместе?
Бекка выпрямляется и поворачивается к ошарашенному Заку:
– И когда мы поженимся, если я стану овощем, ты меня отключишь. Понял?
– Вы собираетесь пожениться? – выпучивает глаза Том.
– А чего нам ждать, – отвечает она, – у нас и так мало времени.
– Прости, мы хотели сказать по-другому, – неловко пожимает плечами Зак. – Мы тут поговорили, пока Бекка была в больнице… В общем, мы вроде как любим друг друга.
– И вроде как кое-кто не хотел в этом признаваться.
– Как здорово, – улыбается Том сквозь новый приступ боли. – Уйду, зная, что хотя бы вы счастливы.
– Когда ты… – осекается Зак.
– Еще не решил, нужно все подготовить. Там и завещание, и выплаты от страховой получить, чтобы закрыть кредитку. Думаю, недельку продержусь.
– Ты сказал жене?
– Не могу. Она знает только, что возобновили лечение, остальное… Язык не поворачивается. Как представлю, что она смотрит на меня с жалостью, – ком в горле. Я трус, да?
– Ты просто ее очень любишь, – качает головой Бекка. – Но ты не трус. Ты вообще смелый парень, Том, ты боролся. Не думай, что я не замечала, как ты не можешь есть и глотаешь таблетки, чтобы во время мессы не вылезли побочки. Мне кажется, большинство сдались бы на середине пути.
– Спасибо, Бекс. В общем, я не знаю, как ей сказать. Но, скорее всего, я сюда уже не вернусь.
– Это последний наш завтрак, – горько усмехается Зак. – Жаль, что не продержались хотя бы год, отец Ричардс выдал бы нам значки.
– Мы будем приходить сюда каждую субботу, – обещает Бекка. – Ну, пока сами живы.
– Это было хорошее время, – признается Том. – Вы мне здорово помогли, и я очень благодарен вам.
– Не думал, что скажу это, но мне тоже понравилось, – отвечает Зак. – Будет не хватать тебя, Манчестер. Ты мне многое дал.
– Мы тебя не забудем, – улыбается Бекка. – Когда соберешься уходить, помни, что мы будем за тебя молиться… ну, я точно.
В ее глазах скапливаются слезы, и Том улыбается, чтобы подбодрить. Он не хочет ничьих слез о себе: наоборот, единственное желание – это чтобы воспоминания о нем были радостными. Особенно у Бекки, у нее и без его смерти много дерьма в жизни.
– Все будет хорошо, – обещает Том. – И заметьте, отец Ричардс добился, чего хотел: мы все помогли друг другу.
– Да пошел он в жопу, – отворачивается Зак. – Мы сами это сделали.
Прощаясь со своим клубом «Завтрак», Том обнимает их обоих с благодарностью, пытаясь молча показать все тепло, которое чувствует. Незнакомые люди стали его новыми друзьями, единственными, с кем всегда можно было быть откровенным, как бы паршиво себя ни чувствовал. Теми, к кому он приходил со своими настоящими страхами, кто чувствовал то же, что и он.
В церковь они заходят вместе и на последней в его жизни мессе сидят притихшими. Том вместо молитв повторяет одну и ту же просьбу: дать ему смелости сделать все правильно. Не предать себя, не позволить страху управлять, не струсить в последний момент. Ему так нужна эта пресловутая сила духа, потому что на волевых он больше не справится.
Кажется, сегодня вся церковь его провожает: здесь особенно спокойно и даже как-то благостно. Проблемы и переживания остаются за воротами, и впервые за долгое время к Тому приходит то самое чувство, много лет назад определившее его отношение к вере: умиротворение. Словно Бог дает ему то, о чем Том так просил.