— Сергеевна! — спросила у нее Зина. — Ты получку не получила мою?
Сергеевна недоуменно посмотрела на нее.
— Я своей-то, девонька, получить не могла… — ответила она. — Попросила Лёдю, так она и получила.
И негодующе вздохнув — как это люди не могут понять элементарных вещей? — придвинула к себе журнал прибытия вагонов.
— Ну да… — сердито сказала Зина. — Конечно, времени не было… Как к зятю ходить, так есть время, да?
И она кивнула на сумку Сергеевны, из которой высовывались палки копченой колбасы.
Сергеевна даже подпрыгнула на стуле.
Она, высунув язык, бегала в Дражню за яйцами, потому что не все ли равно, че́м закусывать пьяницам из ночной смены, а ее еще попрекают этим. А кому, собственно, какое дело?!
— Тебе-то что? — сварливо сказала она. — Выгнали с весовщиц, так и злишься? У-у, баптистка ты!
— Ну так и чего же, что баптистка?! — Зина вскочила. — Если я в молельный дом хожу, так по крайней мере со столовой у работяг ничего не ворую!
— Я ворую?! — Сергеевна нервно захлопнула журнал. — А ты… ты… Вот погоди, новый начальник еще записки твоей не видел, которую ты в прошлый раз оставила.
— Какая записка?!
— А вот какая! — Сергеевна потрясла в воздухе какой-то бумажкой.
Зина потянулась, чтобы вырвать эту бумажку, но Сергеевна предусмотрительно отдернула руку.
— Это не я писала… — покачала головой Зина.
— Не ты?!! — Сергеевна даже задохнулась от негодования. — Морда ты бесстыжая!
Глаза Сергеевны сейчас вытаращились, и хлопцам, с интересом наблюдающим за развивающимися событиями, показалось, будто из хорошенького котика выплыла в лице Сергеевны какая-то похожая на морское чудище рыбина.
— Бесстыжая! — кричала Сергеевна. — А еще богу молишься!
— И молюсь! И молюсь! — Зина тоже вытаращила глаза, превращаясь в рыбину. — Молюсь! Поэтому и колбасу не ворую, как ты!
— Я ворую?! — Сергеевна бросилась на Зину и, хотя та оттолкнула ее, успела-таки лягнуть.
— Дрянь! — закричала Зина. — Воровка!
И схватила Сергеевну за волосы.
Хлопцы покатывались с хохоту, наблюдая за потасовкой женщин, а дежурная крановщица Лёдя, что вошла сейчас в зараздевалье, бросилась к ним, но так и не смогла разнять.
К счастью, зазвонил телефон Промышленной станции.
Сергеевна ускользнула к нему и, разговаривая, помечая что-то в журнале, снова превратилась в хорошенького и старательного котика.
А Зина долго еще кричала об уворованной колбасе, о пьяницах, которых покрывает Сергеевна, о новом начальнике, который небось ворует тыщами и скоро попадет под суд вместе с грузчиками-пьяницами и этой воровкой… Она кричала до тех пор, пока Сват не проговорил задумчиво:
— Все люди помрут, Зина, и все ангелами станут. Одна ты в кран-балку превратишься…
Зина плюнула на пол и, кипя от негодования, вышла из зараздевалья.
— Хлопчики! — весело промурлыкала Сергеевна. — Шахунья приехала. А за ней еще один силуминчик на подходе.
Снова опустело зараздевалье.
Одна Лёдя осталась в комнате, но скоро и ее позвали на кран…
Не разбирая дороги, пробирался Карапет сквозь сбыт, когда его окликнул Термометр.
— Тимоха! Сгоняй к корешку своему в столовую! Попроси зажевать чего-нибудь!
Термометр сидел на ящике рядом со сбытовским грузчиком Антоном. Возле ящика валялись пустые бутылки. Оба были уже пьяные, но Термометр предлагал выпить еще, а Антон нерешительно мотал головой.
— Не-е… Не надо больше пить… Не-е… Я еще немцев сегодня загрузить должен.
— Ну и что? — обиженно сказал Термометр. — Подумаешь, немцы… Да они, может быть, батьку моего кокнули, а ты из-за них выпить со мной не хочешь. Правду я говорю, Карапетина?
— Как они твоего отца убить могли? — подивился Карапет. — Ты же после войны родился. Или, может, у мамы твоей долгосрочная беременность была?
— Ну и что? — отрезал Термометр. — Тем более. Получается, что я из-за гадов этих и родиться бы не смог! Ты думаешь, это лучше? А теперь с ними мир и дружба… Да на кой хрен мне такая дружба нужна? Что, не правда, да?
— П-правда! — подумав, подтвердил Антон. — Хорошо ты придумал, парень, что к нам идешь. Нам хорошие люди очень нужны.
— Да я! — Термометр задохнулся от волнения. — Да я… Я ж почему иду? Потому что тебя уважаю!
— И я тебя тоже! — сказал Антон. — И это главное, чтобы друг друга уважать. Понял? Мы кто? Рабочий класс мы! Ну и, конечно, со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Странный и несуразный характер был у Карапета. И заключалась эта несуразность и странность прежде всего в том, что с людьми Карапет почти сразу забывал о своих бедах и горестях. Вот и сейчас… Словно и не его сердце только что захлебнулось горечью после объяснения с Варей, словно и не он брел, сам не зная куда, по складу. Он сидел рядом с Антоном и Термометром и уже не помнил ни о своей несбывшейся любви, ни о своем отчаянии… Он сидел и думал, как подкатиться к Фролу, чтобы выпросить закуси. Такой вот пустой человек был Карапет.
— Не-е… — сказал он, сдвинув на затылок широкополую шляпу. — Ни фига Фрол не даст зажевать. Он сейчас колбасу копченую пасет…
— Ну так колбасы и притарань!
— Ага! — Карапет усмехнулся. — Как же… Так и даст колбасу Фрол. У него теща всю колбасу забирает… Свадьба у сына будет.
— Во с-суки! — возмутился Термометр. — Воруют! И у кого?! У нас воруют!
Лицо его побагровело от негодования, а глаза выпучились.
— С-суки! — кричал он. — С-суки!
Антону и Карапету даже пришлось успокаивать его.
— Плюнься! — сказал Карапет. — Ты лучше подумай, как ты работать-то будешь? Еще ведь два часа до конца смены.
Грузчики работали на заводе по железнодорожному графику, и пересменка у них была два раза в сутки — утром и вечером в восемь часов.
Термометр сразу успокоился.
— Эх, Карапет-Карапет! — сказал он и печально вздохнул. — Если бы два часа… Мне ведь и в ночную еще выходить!
— Н-да… — Антон почесал затылок. — Не сладко тебе, парень, придется…
— А! — хотел было отмахнуться Термометр, но тут неожиданная догадка осенила его. — А я — во! Пойду и отпрошусь. Я что, дурак, чтобы две смены подряд ишачить?
И он принялся обшаривать себя.
— Еще одна бутылка была… — объяснил он, заглядывая под ящик. — И куда запропастилась?
— Хватит, хватит уже бутылок! — решительно запротестовал Антон. — Значит, так и запишем, что договорились мы с тобой! Хлопец ты, я вижу, добрый. Значит, давай с завтрева и оформляй переход к нам.
— И правда… — поддержал Антона Карапет. — Может, правда хватит пока бутылок… Иди отпросись вначале, а потом и еще выпить можно. А то начнутся неприятности, зачем они тебе?
— П-правильно! — сказал Термометр и, пошатываясь, встал. — Умный ты человек, Тимоха, хоть и козел. П-пошли… Держи меня, а то я не дойду один…
Карапет хотел помочь Термометру, но последние слова разозлили и его.
Поэтому и не стал он останавливать приятеля, когда тот, увидев у входа в склад начальника цеха Ромашова, направился прямо к нему.
— Я этого… — сказал он. — М-мне сегодня в н-ночную…
Но Ромашов даже и не посмотрел на Термометра.
— Не знаю, ничего не знаю… — ответил он. — К Миссуну. С ним разбирайтесь.
Ромашов действительно не заметил пьяного Термометра. Когда тот подошел, чтобы отпроситься с работы, Ромашов, как загипнотизированный, смотрел на страшное пятно, расплывшееся по снегу контейнерного двора. Жутковатая сила тянула его туда…
Пятно оказалось остатками котов, которых раздавил контейнером Табачников. Мешковина, мясо и кости перемешались со снегом и песком в кровянистую грязь. Как живой, отдельно от этой страшной мешанины, лежал в стороне на чистом снегу выдавленный глаз. Он, казалось, смотрел прямо на Ромашова, и Ромашов мог поклясться, что где-то уже видел этот страшный взгляд.
Хватаясь руками за перила, Ромашов с трудом поднялся в свой кабинетик, и сразу возникло в нем ощущение, что он проваливается в знобящую, мрачную пустоту, где нет ничего… ни времени, ни себя, ни жизни…
Термометр обиженно посмотрел в спину Ромашову.
— Миссун, Миссун… — проворчал он. — А чего мне Миссун?
— Отпросись! — настаивал Карапет. — Ты пойди к нему и скажи, что не выйдешь сегодня.
Миссуна они нашли в зараздевалье.
Мастер сидел, склонившись над журналом, в котором регистрировалось прибытие вагонов, и что-то выписывал на листок бумаги.
Скоро должна была начаться оперативка, и Миссуну хотелось подготовиться.
— Чего еще? — не поднимая головы, спросил он.
— Ничего! — Термометр даже покраснел от натуги, стараясь казаться трезвым. — Ну, этого… Ну, того, значит…
— Чего-о?
— Эт-того… — повторил Термометр, не умея обозначить словами свою сокровенную мысль. — Ну, в общем, хрен я тебе сегодня работать буду!
Это и называлось, в понимании Термометра, отпроситься с работы.
— Что-о? Что ты сказал?!
— А что слышал! — пошатываясь, Термометр вышел в коридорчик, где его поджидал Карапет.
— Ну вот, — похвалил тот Термометра. — Отпросился — и молодец. Теперь смело гулять можешь.
Хлопцы в это время разгружали шахунью на второй рамке, что находилась за литейным цехом.
Туда и пошел опечаленный Миссун.
Было уже начало восьмого, а в восемь должны были заступить Русецкие, и надо было уговорить кого-нибудь из хлопцев остаться на вторую смену вместо Термометра. В бригаде Русецкого почти все болели.
— Термометр напился, — хмуро сказал Миссун хлопцам.
— Ох-хо-хо! — вздохнул Сват. — И долго он еще у нас дураковать будет?
— Отдураковал. Завтра же подам докладную Ромашову. Пускай увольняет к чертовой матери. Только… — он вздохнул. — Только все равно, хлопцы, кому-нибудь надо выйти…
Согласился выйти в ночную Андрей Угаров.
— Ладно, — сказал он. — Только учти!
И он поводил пальцем перед носом Миссуна.
— Да ты что, Андрей? — обиделся тот. — Ты чего?! Я забывал когда-нибудь? Когда надо будет, тогда и не выходи!