– Полная амнезия… Ага… А вот и дата аварии – 13 апреля. В лечебницу попал через две недели после катастрофы. – Шебалин записал данные. – Не могли бы вы поподробнее рассказать о личности Проши? – попросил он врача.
– Что о нем рассказать? Очень спокойный. Не разговаривал…
– Не умел? Он что, глухонемой?
– Трудно сказать. Я лично от него ни разу слова не слышал, но понимал он все.
– А как же он объяснялся? Жестами?
– Да никак. Он был очень заторможенный. Почти никогда сам не вступал в контакт. Только кивал: да-нет… Больные его не любили. Сторонились. Правда, был у него здесь приятель – Граф Шереметев.
– Граф?
– Прозвище. Как только Проша сбежал, Шереметев, что называется, начал бузить, в буйство впал.
– А скажите, способен Проша на сексуальное преступление?
– На эксцесс, – поправил врач.
– Пусть на эксцесс.
Викентий Самойлович искоса посмотрел на него и пожевал губами:
– На это способен в принципе любой мужчина.
Шебалин усмехнулся.
– И все же?
– Может быть. Тем более что его могли спровоцировать.
– Кто?
– Видите ли, в тот день, когда Проша исчез, психиатр Касьянова привозила в клинику девочку, чтобы сделать ей энцефалограмму. Девочка столкнулась с Прошей возле отделения. А дети здесь бывают крайне редко. Так что…
– Он что же, свободно гулял по территории?
– Да, ему не запрещали. Никто не ожидал от него ничего подобного.
– Чем окончилась эта встреча?
– Да ничем…
– А как фамилия этой девочки?
– Я не знаю, но можно позвонить Касьяновой и спросить у нее. Запишите номер телефона.
– Так-так, – Шебалин закрыл блокнот и в упор посмотрел на Викентия Самойловича. – Все вроде понял, осталось только одно: ваше личное мнение по поводу Проши?
Врач помолчал, потом взглянул на Шебалина.
– В свое время меня очень интересовала личность этого больного. Мне всегда казалось, что он – самая настоящая загадка, и вовсе не потому, что неизвестно его настоящее имя. Отношение к нему других больных показывало, что от него исходит заряд отрицательной силы. Как бы… его окружает своего рода некая сумеречная зона. Душевнобольные вообще очень чувствительны к подобным вещам. Во время завтраков, обедов никто рядом с ним старался не сидеть. То, что нам кажется нездоровой причудой, на самом деле может быть реакцией на психическое излучение, не ощущаемое обычным человеком.
Шебалин недоуменно кивнул.
– Я вижу, вы меня не поняли. – Врач был несколько разочарован. – Я пытался гипнотизировать Прошу. Иногда в состоянии гипноза удается прояснить личность. Но у меня ничего не вышло. Тогда я пригласил опытного профессионального гипнотизера. Он тоже не смог с ним разобраться. Но именно он сообщил мне, что скорее всего сознание Проши заблокировано и нужно знать ключевое слово или действие, чтобы вернуть его к нормальной жизни.
– Не понял?
– Другими словами, он как бы закрыт на замок, ключ от которого утерян.
– Неужели это возможно?
– А почему нет?
– То есть вы хотите сказать, что появление некоей девочки могло вывести его из амнезии?
Врач пожал плечами.
– Я ничего не хочу сказать, я только предполагаю.
– Что ж, спасибо. – Шебалин поднялся. – Мне ясно только одно: тьмы в этом деле стало еще больше.
Стараясь больше не думать обо всех этих странностях, Шебалин сел в машину и на максимальной скорости рванул в город. Приехав, он принял ванну, перекинулся парой слов с женой и лег спать.
Первым, кого он встретил утром в офисе, был Бузыкин. При виде начальника он улыбнулся во весь рот с чувством исполненного долга.
– Рассказывай.
– И рассказывать-то нечего. Опознали они его.
– Это я уже слышал. Никаких новых подробностей не сообщили?
– Да нет, – пожал плечами Бузыкин. – Правда, по мнению водителя молоковоза, его пассажиры направились к Быковскому автовокзалу. Хотя он не уверен.
– Так! В Быково ведь пересекается несколько крупных дорог. Куда они могли отправиться?
– Например, в наш город…
– А еще?
– Еще в Калинск, в Ревякино…
– Ты вот что, Бузыкин. Поезжай-ка в Быково и поспрашивай на автовокзале у кассирш, у дежурного по вокзалу, не видели ли они эту парочку. Возможно, кто-то и обратил внимание. Фотокарточка Проши у тебя, вот еще фотография девочки. Показывай оба снимка вместе.
– Хорошо, Николай Ильич, я поехал. Кстати, на заправке рассказывали: позавчера перед самым Калинском крупная авария произошла. Автобус с пассажирами с моста рухнул. Несколько человек погибло.
– Позавчера, говоришь? Наши двое вполне могли быть в этом автобусе. Хотя… Ладно, поезжай.
«А теперь позвоним врачу Касьяновой. Что за ребенок, с которым она приезжала в лечебницу?»
– Товарищ Касьянова, – представившись, официальным тоном начал Шебалин, – не можете ли вы ответить, как фамилия девочки, с которой вы несколько дней назад приезжали в психиатрическую лечебницу? Зачем мне это? Видите ли, я провожу расследование одного преступления, и у меня есть основания подозревать, что ваш приезд в лечебницу связан с ним. Как связан? Извините, сообщить не могу. Почему не назовете? Врачебная тайна?! Но дело очень срочное, похищена девочка, и я считаю, что к похищению причастен один из больных. Да, основания веские. Мне просто жаль терять время, а то бы я приехал к вам и представил все необходимые документы, удостоверяющие мою личность. Фамилия похищенной девочки… – Он замялся. Сказать, что ли? – Девочку зовут Глиномесова Маша. Что? Именно с ней приезжали? Нам необходимо встретиться. Сейчас я буду у вас! Лучше на улице? Хорошо, – и он назвал номер своей машины.
Через десять минут «жигуленок» остановился возле здания психоневрологического диспансера. К машине скорее не подошла, а подбежала молодая женщина.
– Вы и есть Шебалин? – открыв дверцу, взволнованно спросила она.
– Садитесь. – Он с интересом взглянул на нее. – Если сомневаетесь в моих полномочиях, вот документы.
– Может быть, отъедем куда-нибудь? – спросила Касьянова. – Мне бы не хотелось, чтобы сотрудники нас увидели.
Несколько удивленный этой просьбой, Шебалин отогнал машину в один из ближайших переулков.
– Я – близкая подруга Марты Глиномесовой, – начала Касьянова, – не так давно она попросила меня понаблюдать ее дочь. У девочки регулярно случались ночные кошмары. Она сдала анализы, а электроэнцефалограф в этот момент сломался, пришлось везти девочку в лечебницу. Я в курсе ее исчезновения и, поверьте, переживаю, может быть, не меньше родителей. – Касьянова уже чуть не плакала. – Это ужасно! А о каком больном вы говорили? Который якобы причастен к преступлению?
– О так называемом Проше! – резко сказал Шебалин.
– Не может быть!
– Установлено на сто процентов. Свидетели опознали его по фотографии. А как произошла их встреча?
– Маша от скуки отошла от моей машины и наткнулась на эту компанию: Проша и, как его, Шереметев. Видимо, она некоторое время стояла в кустах и слушала, о чем болтал старик. Потом они ее заметили.
– И что случилось дальше?
– Да, в общем-то, ничего, тут как раз выскочила я и увела ее.
– А что именно она услышала?
– По-видимому, Шереметев, по своему обыкновению, излагал какие-то непристойные байки.
– Непристойные?!
– Маша мне сама сказала, что слышала всякие гадости.
– Вот даже как!
– Но я не могу поверить, что Проша, который к тому же не разговаривает, сумел найти ребенка, которого он видел один раз. И найти не в городе, а в глухой деревушке, за тридевять земель.
– Это-то и странно. Кстати, Проша, к вашему сведению, вполне прилично говорит. Опять же это подтверждают свидетели.
– Это невозможно!
– Очень даже возможно! Видимо, сбываются самые худшие опасения, – сумрачно сказал Шебалин, – ребенок в руках у самого настоящего маньяка. Под влиянием сексуальных разговоров своего дружка он активизировался, выследил девочку и похитил ее. Вполне возможно, что ее уже нет в живых.
– Господи, что вы говорите?! – закричала Галина и разрыдалась.
– Я только пытаюсь представить вероятные ситуации. Кстати, подобный ход действий больного описан в любом учебнике по судебной психиатрии.
– Но Проша, он же мухи не обидит!
– Не мне рассказывать психиатру о непредсказуемости действий душевнобольного. Кстати, что вы мне можете сказать о Проше?
Галина захлебывалась от рыданий. Изо рта у нее вылетали нечленораздельные звуки.
Шебалин ждал, когда она немного успокоится, и молчал.
– Выходит, это я виновата в том, что Машу украли, – сквозь рыдания произнесла Галина.
Шебалин пожал плечами.
– Все-таки вернемся к Проше.
Но рыдания продолжали душить Касьянову.
– Хорошо, – жестко сказал Шебалин, – коли вы не в состоянии отвечать на мои вопросы, не смею больше задерживать. Родителям девочки я пока о вашем участии во всей этой истории ничего говорить не буду.
– Я сама все расскажу! – сквозь рыдания выдавила Галина.
– Никому ничего говорить вы пока не будете! – еще жестче произнес Шебалин. – Мы еще увидимся.
После беседы с нервной психиаторшей Шебалин еще больше уверился в своих подозрениях, что не все в этом деле так просто, как кажется. Интересно просмотреть то давнее дело об аварии.
Уголовное дело он получил сразу. Как много все-таки значат старые связи! Листая немногочисленные страницы, он и вовсе зашел в тупик. Машина, с которой произошла авария, угнана. За рулем, как установлено, была женщина. Она погибла. Этого безымянного, то есть Прошу, выбросило из машины, и он остался совершенно невредим, не считая шишки на голове.
Шебалин долго разглядывал фотографии места происшествия, снимок обгорелого трупа, застывшее лицо Проши.
– Дело вел некий Чемоданов? – поинтересовался он у работника архива. – Что-то я не припоминаю такого следователя.
– Поинтересуйтесь в кадрах.
В кадрах тоже долго не могли припомнить такого сотрудника. Подняли архив. Оказалось, что Чемоданов проработал совсем недолго.