Ленни только фыркнул. Эта женщина начинала его раздражать. Он совершенно определенно сказал ей в телефонном разговоре, что его верхняя планка — это восемь тысяч в месяц, да и эта сумма теперь казалась ему непомерно большой. С другой стороны, Ленни не хотелось слишком затягивать поиски подходящего дома; он стремился как можно скорее устроить Клаудию — и забыть о ней.
— Вы могли бы сделать владельцу одно предложение от моего имени? — спросил он, внимательно разглядывая кухню.
— Какое? — оживилась агентша.
— Семь тысяч долларов в месяц.
Агентша вежливо рассмеялась:
— Мистер Голден, он просит двенадцать тысяч!
— Я знаю, — отозвался Ленни, заглядывая в одну из гостиных, которая могла служить столовой или детской. — Как насчет девяти тысяч?
Агентша пожевала губами.
— Что ж, — сказала она, — я могла бы известить владельца, но…
— Сделайте это.
— Может, стоит намекнуть, что вы, возможно, со временем приобретете дом в собственность?
— Да, намекните. Хотя за три миллиона… Вряд ли кто-нибудь вообще выложит за него такую сумму.
— Недвижимость постоянно растет в цене, — назидательно сказала агентша. — В этом месяце я продала три дома, и среди них не было ни одного дешевле четырех миллионов.
— Я в этом не сомневаюсь, — нетерпеливо перебил ее Ленни. — Может быть, вы могли бы показать мне что-нибудь еще?
Агентша обиженно поджала губы.
— Нет. Я сегодня же свяжусь с владельцем, передам ему ваше предложение и извещу вас о результатах, как только получу ответ.
У Ленни появилось сильное ощущение, что его водят за нос. Возможно, такова была судьба всех знаменитостей, с которых драли втридорога за любой пустяк, но тут агентша явно хватила через край. Двенадцать тысяч в месяц! Да что она, за дурака его держит, что ли?
Когда Ленни вернулся в отель, Леонардо уже спал, а Клаудия возилась на кухне, готовя спагетти с сыром. Ленни не был голоден, но все же сел к столу.
Клаудия умела отменно готовить, а ее соус-болоньез был выше всяких похвал, и Ленни сам не заметил, как съел две полные тарелки.
Сама Клаудия ничего не ела. Встав возле него, она внимательно следила за тем, чтобы у Ленни все было под рукой, подавая ему то хрустящие чесночные хлебцы, то салат или подливая в бокал холодное пиво.
Определенно, подумал Ленни, через пару месяцев такой жизни он растолстеет и станет жирным, как бегемот, тем более что его тренажер «Стейрмастер», несколько эспандеров и гантели — все осталось в доме на берегу.
Вместе с Лаки.
Вместе с его Лаки. Единственной женщиной, которую он по-настоящему любил.
Нужно что-то делать, чтобы вернуть ее, решил Ленни, чувствуя, как к нему снова возвращаются усталость и тоска. Нужно что-то делать, и срочно, иначе может быть поздно. Алекс не такой человек, чтобы упустить свой шанс, Ленни это давно понял.
Дюк вздрогнул и проснулся. Он все так же сидел за рулем опрятного зеленого «Чеви», припаркованного неподалеку от въезда в подземный гараж отеля «Шато Мормон», ко за окнами машины было уже довольно темно. Что ж, подумал он, сладко потягиваясь, ничего удивительного, что он задремал, — денек выдался действительно нелегкий. Он украл две машины.
Выпотрошил сейф в усадьбе Прайса Вашингтона. Трахнул горничную, и все это в течение каких-то нескольких часов.
На несколько минут он позволил себе мысленно вернуться к горничной. Она была по-настоящему лакомым кусочком. Особенно ему понравилось, как эта девчонка завизжала, когда он вошел ей в задний проход. Точь-в-точь как молочный поросенок, которого режут.
Дюк улыбнулся. Ему нравилось вызывать в женщинах страх — от этого он возбуждался еще больше.
И все же утренние приключения сильно утомили Дюка. Он устал, и о том, чтобы заняться сегодня Ленни Голденом, не могло быть и речи. Ничего страшного Дюк в этом не видел — он успеет прикончить его и завтра. Кроме того, ему неожиданно пришло в голову подойти к этой работенке с точки зрения делового человека.
Мейбелин договорилась с Милой, своей соседкой по камере, что он уберет Ленни. За это он получил план, код сигнализации и комбинацию сейфа, которые помогли ему забраться в дом Прайса Вашингтона и как следует его почистить.
Да, он получил информацию, ну и что с того? Конечно, эти сведения не были абсолютно лишними, он прекрасно мог обойтись и без них — они сэкономили ему от силы полчаса времени. Всем известно, что в сейфах обычно хранят деньги и ценности, а не грязное белье и что богатые простофили типа Прайса Вашингтона обычно ставят сейфы в гардеробных или спальнях. Справиться же с замком Дюку не составило труда. Цифровые запорные устройства поддавались взлому легче всего; об этом не знали разве что сами владельцы сейфов, которые полагались на них как на самого господа бога. Даже если бы у него случилась какая-то осечка, что было весьма маловероятно, все необходимое рассказала бы ему Консуэлла — в особенности после того, как он привязал ее к стулу в ванной комнате и принялся поливать ее аппетитную попку всеми одеколонами и духами по очереди.
Вот это был настоящий кайф! Больше всего он балдел, когда от всех этих ароматных жидкостей его член защипало так, словно он опустил его в кислоту.
Нет, Дюк не был мазохистом, но он любил боль.
Любил почти так же сильно, как риск. Одно дополняло другое, горячило кровь и обостряло до предела все чувства. Для него это было наркотиком — сильнейшим из всех, какие он пробовал и с презрением отбрасывал, так как никакие таблетки, никакое ширево не давало ему того блаженства и ощущения собственной исключительности и силы.
Итак, подумал Дюк, возвращаясь к тому, с чего начал, сделка, которую заключили Мейбелин и Мила, была не совсем честной. Ведь все, что он получил в качестве своеобразного «аванса», — деньги, несколько ювелирных изделий и коллекцию дорогущих часов, — он мог бы взять и сам, без всякой помощи со стороны.
По всем законам Миле и Мейбелин, как наводчицам, полагалось на двоих десять… нет, пять процентов от его законной добычи. И за эту ничтожную сумму он должен был убрать Ленни Голдена, рискуя получить новый, куда более длительный срок? (Чисто теоретическая опасность попасться все же существовала — этого Дюк не мог и не собирался отрицать.) Нет, так не пойдет, решил Дюк. Нужно потребовать, чтобы Мила расплатилась как следует, иначе…
Это, однако, не означало, что Дюк собирался оставить Ленни Голдена в живых. Если он не получит от Милы достойной платы, он расправится с ним просто так, ради собственного удовольствия. А потом найдет способ разделаться и с Милой, где бы она ни оказалась.
Бросив взгляд на часы, Дюк решил, что с «Чеви» пора расстаться. Достав из кармана аккуратно сложенную фланелевую салфетку, он тщательно протер ею руль, рычаги, кнопки автомагнитолы и все поверхности, которых касался. Потом он выбрался из машины и, забросив ключи зажигания в ближайший мусорный контейнер, пешком отправился домой.
Поскольку его сестрица не сумела довести до конца начатое и тем самым отодвинула на неопределенный срок возможность поселиться вдвоем в просторном особняке на Голливудских холмах, домом ему служила тесная однокомнатная квартирка, расположенная неподалеку от бульвара Голливуд. Дюк ненавидел эту грязную нору — его законное место было в доме, который оставил им дедушка Гарри.
«Черт бы побрал эту дурищу! — злобно подумал он о сестре, мрачно шагая по тротуару вниз по холму. — Черт бы побрал ее неуправляемый, бешеный характер!»
Если бы Мей дождалась, пока он отсидит свое, все бы устроилось как нельзя лучше.
Ирен почувствовала, что что-то случилось, до того, как подошла к дому. На неприятности у нее был особый нюх, который никогда ее не подводил, поэтому, увидев у ограды полицейские машины, она не очень удивилась — у нее лишь защемило сердце в тягостном предчувствии.
Первой ее мыслью было, что копы приехали арестовать ее за незаконный въезд в страну по подложным документам своей дальней родственницы Ирен Капистани — Ирины Капустиной. На самом деле ее звали Людмила Ламаро, а в криминальных кругах она. была известна также под кличкой Шпулька.
Что ж, она давно знала, что когда-нибудь это случится. Почти двадцать лет Ирен каждый день ждала, что за ней приедут и отправят в тюрьму.
Теоретически она еще могла бежать, скрыться, но ноги сами понесли ее к воротам, где дорогу ей преградил одетый в форму полицейский.
— Что вам нужно? — грубо спросил он.
— Я… я живу здесь, — ответила Ирен, разглядывая его насупленное, мясистое лицо.
— Ваше имя? — пролаял коп.
Ирен на мгновение замялась.
— Капистани, Ирен Капистани. Я работаю экономкой у мистера Вашингтона.
— Проходите. — Коп отступил в сторону.
— А что случилось? — спросила Ирен, которая всерьез ожидала, что коп набросится на нее и защелкнет на ее запястьях наручники.
— Обратитесь к старшему детективу Соло — он ответит на все ваши вопросы, мисс.
Ирен поняла, что копы приехали не за ней, и на душе у нее полегчало, но новая тревога тотчас же проснулась в ее сердце.
— А мистер Вашингтон? С ним ничего не случилось?
— Мистер Вашингтон в доме, мэм.
Ирен почти бегом понеслась по ведущей к особняку гравийной дорожке. Она всегда боялась, что с Прайсом случится что-нибудь прежде, чем она успеет сказать ему, как она любит его и как много он для нее значит. Если бы его ранили или убили, она бы этого не вынесла.
С бьющимся сердцем она вступила в прихожую, в которой толпились какие-то незнакомые люди в штатском и полицейские в форме. Только потом Ирен разглядела Говарда Гринспена, который беседовал о чем-то с высоким худым мужчиной в мятом сером костюме.
— Это еще кто? — удивился мужчина, когда Ирен приблизилась к ним.
— Все в порядке, Ирен — моя экономка, — ответил ему Прайс, неожиданно появляясь откуда-то из глубины дома.
— Она-то мне и нужна! — воскликнул мужчина. — Идемте, мисс, мне необходимо с вами побеседовать.
Ирен почувствовала, как сердце у нее снова упало. «Неужели он все знает?» — молнией пронеслась у нее в голове ужасная мысль.