Из «Чайки» проворно выскочил молодой человек в кожаной куртке, открыл заднюю дверцу автомобиля. Неспешно, как истинный хозяин края, появился представительный мужчина в пальто с каракулевым воротником и в шапке-пирожке. Слегка прищурившись, он осмотрел площадь перед магазином, скользнул взглядом по оцеплению. Милицейский полковник набрался духу и строевым шагом пошел к «Чайке».
– Товарищ первый секретарь Хабаровского краевого комитета КПСС! – по-уставному обратился он. – Личный состав хабаровского гарнизона милиции и приданных сил высшей школы милиции работает по охране места происшествия и обеспечению общественного порядка. Докладывал полковник милиции Веремейчик.
Алексей Клементьевич Черный чем-то был похож на молодого Брежнева: такой же красавец-мужчина в расцвете лет, бровастый, с правильным овалом лица, строгим решительным взглядом. Следуя духу демократических реформ, он пожал руку полковнику, задал уточняющие вопросы. От Воронова первый секретарь крайкома стоял в паре метров, от Трушина – на шаг дальше. Виктор физически ощутил, как у начальника курса под шинелью сердце замедлило ход и стадо биться через раз. Встреться он с первым секретарем взглядом, и карьера в МВД для Трушина могла бы бесславно закончиться. Стоит хозяину Хабаровска повести бровями, как подполковника Трушина тут же уволят из милиции за появление на боевом задании в нетрезвом виде.
«Как бы его прикрыть? – подумал Воронов. – Если Черный подойдет к Трушину, то почувствует запах перегара, и тогда батьку несдобровать!»
Виктор попробовал пошевелиться и с удивлением почувствовал, что у него самого ноги приросли к земле, он не может даже шага сделать. Первый секретарь крайкома своим появлением вверг в ступор все оцепление, лишил и начальника курса, и слушателей способности передвигаться, осмысленно думать и говорить. Высший партийный руководитель был не только человеком из плоти и крови, он был еще и жерновами – жестокими, неумолимыми, способными мимоходом сломать судьбу и превратить любого подданного в пыль, в прах – в ничто.
«Если он выгонит меня, – промелькнула мысль у Воронова, – я потеряю год, а Трушин лишится всего. Вся его жизнь полетит под откос. Вот так можно на ровном месте раскрутиться! Один необдуманный поступок, даже не поступок, а стечение обстоятельств, может стать роковым. Кто бы знал, что ночью магазин загорится, и начальник школы пошлет в оцепление именно наш курс, а не параллельный?»
– Пострадавшие есть? – спросил Черный, проходя мимо Воронова.
– Никак нет, товарищ первый секретарь! – бодро отрапортовал полковник. – Всех жильцов еще ночью эвакуировали и разместили в близлежащей школе и детском санатории. Одного человека доставили на «Скорой помощи» в больницу. Он надышался угарным газом. Его жизни в настоящий момент ничего не угрожает.
– У подъездов выставили оцепление? До возвращения жильцов никого в подъезды не впускать.
– Слушаюсь!
Не посмотрев на Трушина, первый секретарь крайкома пошел в магазин, чтобы лично убедиться, какие убытки нанес пожар. Его не остановили ни лужи грязи, ни копоть и сажа на стенах, ни удушливый запах гари, не желающий выветриваться из помещения.
Трушин достал что-то из кармана и сунул в рот. Наверное, бутончик пряной гвоздики, якобы отбивающий запах алкоголя.
Напряжение в оцеплении спало. Воронов переместил вес тела на другую ногу, Рогов с облегчением выдохнул.
– Будет что детям рассказать! – весело сказал он. – С самим первым секретарем бок о бок стоял.
Трушин строго взглянул на шутника, тот мгновенно замолк. Минут через десять на входе в магазин показались все приехавшие на пожар руководители: прокурор края, начальник УВД, Алексей Клементьевич Черный и их свиты. Выйдя по лужам на сухое место, первый секретарь остановился.
– Разрешите приступать к осмотру места происшествия? – спросил прокурор.
– Успеете с осмотром! – недовольно ответил Черный. – Сейчас перво-наперво надо организовать спасение оставшихся материальных ценностей, а осмотр от вас никуда не убежит. Сколько здесь курсантов?
– Два взвода, – отрапортовал милицейский генерал.
– Взвод оставьте в оцеплении, второй направьте на вынос ценностей из магазина.
Сухо попрощавшись с прокурором и генералом, Черный уехал. Начальник краевой милиции дал команду полковнику и тоже укатил. Прокурор края – следом. Обстановка у магазина разрядилась. Оставшегося за старшего милицейского полковника никто не боялся. По сравнению с грозным Алексеем Клементьевичем он был фигурой мелкой, хоть и с тремя большими звездами на погонах. Все познается в сравнении! Где-то полковник – царь и бог, а где-то – пацан на побегушках, организатор хозяйственных работ.
Трушин, выплюнув спасительную гвоздичку, пошел к полковнику. Рогов расслабился, повернулся к Виктору.
– Как они нас только сегодня не обзывали! – сказал он. – Один – школой милиции назвал, второй – курсантами. Хорошо хоть в солдаты не записал.
– Им плевать, кто мы: курсанты или слушатели, – ответил Виктор. – На погонах буква «К» есть – значит, курсанты. Ты, кстати, заметил, как точно генерал посчитал количество человек в оцеплении? Нас действительно всего два взвода, две группы.
Трушин подозвал к себе Скляренко, командира группы, в которой учился Воронов. Отдал распоряжение и с удовольствием закурил. За все время пребывания у магазина первого секретаря крайкома партии он и подумать не мог о сигарете и теперь решил наверстать упущенное.
– Идем в магазин! – скомандовал Скляренко.
– Черт, там же сажа, копоть! Как потом форму в порядок приводить? – спросил кто-то.
Вопрос был серьезный. Шинель выдавалась на весь срок обучения. Привести ее в негодность означало лишиться зимней формы одежды. В шинели с несмываемыми пятнами ни в город, ни на построение не пойдешь.
Трушин, услышав спор, осмотрел площадь и решил, что шинели можно сложить в один из автобусов, доставивших слушателей к месту происшествия.
– Я присмотрю за шинелями! – вызвался в караул Ашот. – Мало ли что…
Рогов хотел возмутиться, но не успел.
– Хватит болтать! – прикрикнул на слушателей начальник курса. – К обеду магазин чтобы был расчищен! Надарян, за шинелями я присмотрю, а ты давай иди вместе со всеми в торговый зал.
10
Изнутри торговый зал магазина казался огромным. Восходящее солнце еще не набрало силу, не смогло пробиться сквозь плотные тучи и осветить магазин. От центрального входа конец торгового зала не просматривался, тонул в полумраке. Слушатели, получившие команду выносить материальные ценности, не знали, за что хвататься. В торговых рядах царил хаос: вся одежда на вешалках была залита водой. На полу стояли лужи, кругом – битое стекло, воздух пропитан запахом гари, с потолка свисали куски отслоившейся штукатурки. В отделе головных уборов стеллажи лежали на полу, шапки были разбросаны, словно пожарные бросались ими, как школьники снежками. Кто-то из слушателей прошелся по залу, нашел очаг возгорания.
– Там электрощиток вдребезги разнесло. От него загорелся отдел с шубами.
– Скляр! – позвал Рогов. – С чего начнем? И как эти мокрые тряпки выносить?
Командир взвода не рискнул проявить инициативу и побежал за разъяснениями к Трушину. Вернулся он с двумя женщинами. Первая – полная крашеная блондинка лет 40, одетая в телогрейку. Второй Воронов дал бы лет 50. В руках она держала стопку обычных белых простыней. Крашеная блондинка остановилась у центрального входа и властным голосом приказала:
– Товарищи курсанты, все ко мне! Сейчас пройдем на склад, в котором ценности не должны были пострадать от огня и дыма. Софья Андреевна раздаст вам простыни. Я буду указывать, что на них грузить. В зависимости от состояния товара вы будете загружать его в автомобиль, на который укажет Павел Сергеевич. Он остался на улице – будет принимать товар.
Нестройной толпой слушатели пошли за блондинкой в конец торгового зала. По пути Воронов спросил:
– Рог, как ты думаешь, если бы мы противогазы в автобусе не оставили, может, был бы смысл их надеть? Тут дышать нечем, легкие от гари черными станут.
– Ты в школе противогаз хоть раз надевал? То-то! Их же не по размеру выдавали, а кому что достанется. По армии помню, что в противогазе работать невозможно. У нас в части их только в воспитательных целях использовали.
– Похоже, – вмешался в разговор Сватков, – пожарные воды не жалели. На полу места сухого нет, к обеду ноги промокнут.
Все молча согласились с ним. Сапоги, хоть яловые, хоть кирзовые, не были приспособлены для хождения по лужам.
Блондинка своим ключом открыла склад, распахнула дверь настежь. Вошла, постояла, подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, и велела нести простыни.
– Фонарик бы! – сказал кто-то.
– Я знаю, где что лежит, – ответила блондинка. – Софья Андреевна, вот сухое место, там будете стелить простыни. Курсанты, кто из вас повыше ростом? Вы, молодой человек? До верхних крючков дотянетесь? Снимайте шкурки.
В складе пушной продукции одна из стен была сверху донизу увешана шкурками песцов, черно-бурых лис, соболей. От такой роскоши, нисколько не пострадавшей при пожаре, у знатока мехов закружилась бы голова. Слушатели в мехах не разбирались. Под присмотром сотрудников магазина они бросали охапками шкурки и воротники на простыни, брались за два конца и выносили простыни на улицу. Недалеко от крыльца их ожидали два крытых грузовика. Шустрый мужичок бойко сортировал спасенное имущество: не пострадавшее от воды и копоти – в один автомобиль, подпорченное – в другой. Никакого учета товаров не велось.
Слушатели работали почти до обеда. Они вынесли из магазина все, что имело хоть какую-то материальную ценность, даже шапки и пальто, потерявшие товарный вид. Обгоревшие шубы блондинка разрешила не выносить. После пожара их мех годился только на изготовление малярных валиков.
Надышавшись гарью, с промокшими ногами, ребята покинули магазин, построились у автобусов. На охрану здания заступил экипаж вневедомственной охраны. К Трушину, задумчиво осматривавшему свое воинство, подошла старушка с комнатным цветком в глиняном горшке. Цветок старушка прижимала к груди, словно он был ее главным сокровищем.