ечая пристальных взглядов прогуливающихся по бульвару мужчин.
«Если бы эти хохотушки позвали меня в самую дешевую столовую в городе, я бы пошел, не задумываясь. Вечерком бы целовался с одной из них у подъезда и был бы счастлив, полон предвкушения интересного продолжения знакомства. С Титовой же – нет! Она для меня не женщина, а часть жерновов. Интересно, она действительно хотела пригласить меня в ресторан или пошутила? Скорее всего, проверяла, клюну или нет. Кто про Дерябиных информацию в партийные органы слил? Буглеев? Да хоть кто! Могла та же Титова анонимку накатать».
Вернувшись в школу, Воронов решил, что до окончания сессии Делом Долматова заниматься не будет.
23
Хозяйственные работы в школе не прекращались ни на день. Принеси, подмети, унеси, покрась, выкопай траншею… Как правило, на них направляли первокурсников. О том, что слушателям надо готовиться к занятиям, а тем более к экзаменам, руководство не задумывалось. Надо – значит надо!
На очередные работы Трушин снял с лекций четверых слушателей из группы Воронова. Виктор с приятелями пришел в общую библиотеку на первом этаже, где женщина в рабочем халате распорядилась погрузить в машину шесть ящиков с книгами. Ящики по форме напоминали огромные почтовые посылки, изготовленные из фанеры, но с усиленным днищем.
Вчетвером ребята быстро загрузили автомобиль, запрыгнули в кузов и поехали на рубероидный завод, утилизировавший макулатуру и картон со всего города. По пути любопытные слушатели отодрали синтетическую мешковину, прикрывавшую списанные книги, и удивились содержимому: в ящиках лежали новенькие томики знаменитой трилогии Леонида Ильича Брежнева – «Малая земля», «Целина», «Возрождение».
– Черт возьми! – перекрикивая ветер, воскликнул Сватков. – Совсем недавно эти книги в школах изучали, а сейчас их в печь?
Воронов рукой изобразил спираль, уходящую в небо.
– Закон отрицания отрицания! Брежнев отрицал Хрущева, Горбачев отрицает Брежнева. Как сказал мне один партийный деятель: «Мы по-настоящему жить-то начали только с январского пленума ЦК КПСС». До этого пленума в темноте ходили и шишки набивали.
Парни засмеялись. Они, как представители прогрессивной советской молодежи, отрицали принципы брежневского застоя и не очень-то приветствовали горбачевскую перестройку с ее провальной антиалкогольной кампанией и неясным внутриполитическим курсом.
Горбачев с начала перестройки ввел в СССР параллельную экономику – кооперативы производственные, творческие и молодежные. Кооперативное движение – это поворот от плановой экономики к капиталистической, рассчитанной на получение прибыли. В юридическом мире появление новой экономики вызвало много вопросов. Как квалифицировать хищение имущества кооператива: как кражу личного имущества или государственного? Решили, что личного. Альтернативы не было. Законодатели не рисковали вводить в Уголовный кодекс новый вид собственности. По факту получилась интересная ситуация, когда зарождающийся капитализм уже был, но существование его государством отрицалось.
С капитализмом пришло «новое мышление». В чем оно заключалось, не мог объяснить ни Горбачев, ни один преподаватель в школе, но к «новому мышлению» надо было готовиться, например, расчистить для него полки в библиотеке. Кто знает, не возьмется ли новый Генеральный секретарь за написание фундаментальных трудов по теории и практике социалистического строительства? Куда его монографии ставить? Библиотека ведь не резиновая, в ней только для трудов Маркса – Энгельса – Ленина постоянное место зарезервировано, а все остальное пространство требовало постоянного обновления. Потеряли актуальность труды Брежнева – их сняли с полок, списали из библиотечного фонда и направили на утилизацию на рубероидный завод, для производства необходимых в хозяйстве стройматериалов. Экономика должна быть экономной.
Выгрузив ящики, ребята остались у грузовика. Сопровождавшая их женщина ушла в производственный корпус. Рогов достал сигареты, пнул по ближайшему ящику.
– Кто-нибудь читал эту дребедень? – Все отрицательно помотали головами. – Парадокс бытия, – продолжил Рогов. – В школе эту трилогию изучали, конспектировали, цитировали на ленинских зачетах, а сами книги никто не читал. Взять, что ли, «Малую землю», полистать на досуге?
– В политотделе узнают, что ты Брежнева изучаешь, выгонят к чертовой матери как врага перестройки и нового мышления, – пошутил Вождь.
Осторожный Рогов рисковать не стал. Если книги приготовили к утилизации, то читать их политически вредно и опасно. Мало ли что там бывший владыка одной шестой суши написал! Он под старость лет чудить начал, заговариваться, а тут – целая трилогия, в которой он мог предсказать антагонистические противоречия между гласностью и наличием колбасы в магазинах.
Сотрудница библиотеки пришла в сопровождении рабочего рубероидного завода. Парни подхватили ящики, внесли их в цех, выгрузили содержимое на транспортерную ленту, ведущую в варочный цех. У руководившего процессом утилизации пролетария при виде новеньких книг не дрогнул на лице ни один мускул. Он уже второй месяц отправлял произведения Брежнева на переработку.
Вернувшись в школу, Воронов узнал, что его искала Ирина Анатольевна. Приготовившись к любому развитию событий, он нашел ее на кафедре иностранных языков.
– Как у нас дело с рефератом? – спросила англичанка.
– Все готово, – не задумываясь, ответил Виктор.
Ирина Анатольевна написала на бумажке адрес:
– В шесть вечера приходите ко мне домой, обсудим.
Выйдя на улицу, Воронов ощутил, как сознание его раздвоилось: та часть, что отвечала за перемещение в пространстве, перешла в автоматический режим, а логико-аналитический отдел мозга стал комбинировать ситуации, выстраивать предстоящий разговор.
«Что делать: ограничиться темой реферата или намекнуть о Долматове? Англичанка – это самые настоящие жернова. За ее спиной стоит могущественнейший папа. Пальцем щелкнет – в порошок сотрет. Телефонное право никуда не делось, оно просто перешло из одних рук в другие. Один звонок, и меня отчислят к чертовой матери, даже оправданий слушать не будут».
Виктор сел на лавочку в курилке перед общежитием, постарался расслабиться, привести мысли в порядок.
«Лезть на рожон не стоит. Но что делать, если она сама о Долматове разговор заведет? Я же не смогу отрицать, что встречался с Титовой и Осокиной, задавал им неприятные вопросы. Ирина Анатольевна устроит очную ставку с бывшими подругами, и тогда мне точно – кранты! Заскрипят жернова, затащат в безжалостный механизм. Не вырваться, не вскрикнуть! Черт меня дернул ввязаться в это дело! Жил же спокойно, ни о каком Долматове не знал, не ведал. Так нет, потянуло разобраться в ситуации! И оказался перед вратами, которые ведут то ли в ад, то ли в пустоту, то ли на путь познания истины. Давно надо было забросить это расследование! Стоп, а с чего это я запаниковал? Пока в Деле Долматова об Ирине Анатольевне не сказано ни слова. Она каким-то образом в нем замешана, но никем не упоминается. Она стоит где-то сбоку от событий в квартире Дерябиных: не участница, не организатор фальсификации, а непонятно кто. На ее месте я бы не стал ворошить прошлое. Было и было! Я для нее в настоящий момент опасности не представляю. Мы в разных весовых категориях».
Воронов посмотрел на бегущие по небу облака. Дождя не намечалось.
«Отказаться от встречи я не могу. Придется идти и принимать решение на месте. Как славно было бы обсудить реферат на кафедре! Не стала бы Ирина Анатольевна в присутствии посторонних людей вопросы о Долматове задавать. Но поезд ушел! Врата к жерновам открыты, и я не могу свернуть в сторону. Мой путь – только вперед».
К назначенному времени Воронов отправился на встречу. У подъезда англичанки ему попался поддатый мужик с бутылкой водки в сетчатой авоське. Виктор искренне позавидовал ему:
«Мне бы сейчас граммов сто для храбрости! Но нельзя! Не поймет».
Ирина Анатольевна встретила гостя в нарядном халате с поясом, выгодно подчеркивавшим ее гибкую талию. Дневной строгий макияж она сменила на неформальный вечерний. В домашней обстановке черные блестящие волосы еще более резко контрастировали с неестественной белизной лица, и Воронову показалось, что Ирина Анатольевна бледнее, чем обычно.
«Интересно, – подумал Виктор, – она всех мужчин так принимает или только меня?»
Ирина Анатольевна пригласила гостя на кухню. Воронов от чая отказался, сразу приступил к делу:
– Книга, по которой написан реферат, называется Prostitution now.
– Воронов, – изумилась англичанка, – я не ослышалась? Вы взяли за основу книгу «Проституция сегодня»? При чем здесь проституция, если вы обещали реферат по наркотикам?
– Ирина Анатольевна, если вы дадите мне три минуты, я все объясню. Литературы на интересующую нас тему нет ни на русском, ни на английском языке. В школьной библиотеке точно нет. На русском языке о проблемах наркомании исследования еще не написаны, а англоязычная литература нам не доступна. Я не сомневаюсь, что на Западе есть тысячи книг о наркомании и борьбе с ней, но как эти книги называются и кто их автор? По материалам английских газет реферат не сделать – крошечные заметки для научной работы не годятся. Базой для реферата может быть только книга. Преподаватель кафедры философии Панов, бывший профессиональный переводчик, выписал по межбиблиотечному абонементу книгу «Проституция сегодня» на английском языке. Зачем она ему понадобилась, я не спрашивал, но к его научной деятельности она отношения не имеет. Книг «Проституция сегодня» в стране всего две: одна в Москве в библиотеке имени Ленина, вторая – в Ужгороде. Панов ждет книгу из Закарпатья. Ждет уже второй месяц, и неизвестно, когда она придет. За основу моего реферата мы возьмем эту книгу. Никто в СССР не сможет опровергнуть наши доводы, так как ни у кого этой книги нет.
Англичанка вздохнула:
– Воронов, вам говорили, что вы – мошенник, каких свет не видывал?