– Завтра зайдешь?
– Нет.
– Почему?
– Не хочу в Хабаровске по врачам бегать. Гонорею лечить – удовольствие ниже среднего.
Клепина обозвала его «идиотом» и ушла, затаив обиду.
В конце августа Воронов заскучал по школе и вернулся в Хабаровск, не дожидаясь конца отпуска. Рогов еще не прилетел, комната была в полном распоряжении Виктора, и он решил рискнуть – пошел в общежитие Института культуры. Алина была на каникулах у родителей, зато на месте оказалась ее безобидная соседка Таня, она же Золушка – плохо прокрашенная блондинка с выцветшими ресницами. Она, как и Воронов, вернулась в общежитие после каникул раньше остальных. От нечего делать Виктор пригласил ее в горсад. Таня поломалась для вида и согласилась. «Только ты выйди из общежития первым, а я – следом. Встретимся на остановке».
Воронов и Золушка погуляли по горсаду, зашли в кафе «Утес», заказали горячий шоколад. Крохотная чашечка стоила рубль. Дорого, но куда деваться, если цены в кафе были кооперативные, то есть грабительские. На выходе из кафе Воронову предстояло решить, как действовать дальше: сразу пригласить девушку к себе или наматывать с ней круги по горсаду до позднего вечера, а потом «спохватиться»: «Уже одиннадцать часов! Тебя в общежитие не пустят. Поехали ко мне!» Первый вариант был более откровенным, второй – слишком затянутым. Виктор взвесил все за и против и сказал:
– Заскочим ко мне ненадолго. Мне надо одну вещь отдать.
Золушка-Таня обреченно вздохнула и покорно поехала с новым знакомым в мужское общежитие. Перед КПП Воронов проинструктировал ее:
– Держись уверенно! Ты – моя сестра, приехала поступать в Институт культуры. Ко мне мы идем за вещами, которые передала мать.
Перестраховка оказалась напрасной. Милиционер на КПП смотрел переносной телевизор. На промелькнувшие за окном силуэты внимания не обратил.
Наутро Таня попросила:
– Не говори никому, что я у тебя была.
– Каленым железом пытать будут – не скажу!
Виктор проводил Золушку до остановки, вернулся, с удовольствием вытянулся на кровати:
– Господи, хорошо-то как! Почему я раньше не вернулся?
До приезда Рогова Золушка еще дважды была в гостях у Воронова. Один раз они пошли к Виктору после короткой прогулки, второй раз не стали зря тратить время.
В сентябре первый и второй курсы убыли на сельхозработы в подшефный совхоз «Полетное». О пребывании в этой глуши Воронов вспоминал с содроганием. Работы в поле начинались на рассвете, когда солнце только вставало. Заканчивались в сумерках, при свете фар тракторов. Завтрак и ужин проходили во временной столовой, обедали в поле. Жили в кинозале поселкового Дома культуры, спали на двухъярусных кроватях. Вместо бани – временный душ, вместо теплого санузла – дощатый домик на улице. Выходных или сокращенных рабочих дней не было. Целый месяц слушатели провели на бескрайних картофельных полях. От монотонной работы тупели, становились нервными и неразговорчивыми.
Единственным светлым моментом было выступление полковника Трубачева. Построив весь личный состав перед Домом культуры, он с серьезным видом спросил:
– В каком литературном произведении описана жизнь нашей школы в совхозе «Полетное»? Не знаете? Алексей Толстой. Сказка «Золотой ключик». Страница сорок шесть, второй абзац сверху: «Солнце еще не взошло, а в Стране дураков уже кипела работа».
Слушатели юмор оценили, страницу первоисточника запомнили. По возвращении захотели проверить цитату, но в школьной библиотеке сказок не было, а в городскую библиотеку идти никто не захотел.
В начале октября резко похолодало, выпал первый снег. Руководство школы по согласованию с крайкомом партии объявило уборочную страду оконченной и вернуло слушателей в Хабаровск.
26
Холодный осенний дождь лил два дня подряд. В среду к усиливающемуся ливню добавился ураганный ветер, в считаные минуты избавивший деревья от остатков пожелтевшей листвы. С улиц Карла Маркса и Ленина бурные потоки понеслись вдоль проезжей части в низины, образовав на бульварах глубокие лужи. Стало промозгло, слякотно, неуютно. В четверг, как по мановению волшебной палочки, тучи исчезли, над блестящими от влаги крышами появилось нежаркое октябрьское солнце.
Отработав в поликлинике первую смену, Марина Нечаева поспешила домой. За прошедшие восемь лет она не очень изменилась: немного пополнела после родов, стала носить прическу чуть-чуть короче, чем в студенческие годы. За время работы в поликлинике она научилась мимикрировать: при посетителях ее лицо всегда было строгим, на улице Марина становилась собой – не очень счастливой в личной жизни молодой симпатичной женщиной.
Размышляя о ссоре с мужем, Марина свернула к остановке. Неизвестный мужчина в милицейском плаще догнал ее, взял под руку.
– Не надо спешить! – властным тоном приказал он. – Нам придется немного прогуляться. Свернем вот здесь. Во дворе есть прекрасная беседка.
– Вы кто? – поразилась Нечаева. – Вы с кем-то меня путаете.
– Марина, не надо дергаться и пытаться освободить руку. Если прохожие вмешаются в наш разговор и попытаются помочь вам, то я заявлю, что поймал известную воровку-карманницу и в данный момент доставляю ее в районный отдел милиции. Стоит ли позориться? Рядом могут больные оказаться. Что они о вас подумают?
– Вы аферист, мошенник! – догадалась Нечаева. – Ни в какую милицию вы не пойдете. Вас самого там арестуют.
– В беседке я покажу вам служебное удостоверение, а пока запомните: если мы окажемся в милиции, то я буду вынужден написать рапорт о выявленном преступлении.
– Каком преступлении? – изумилась Марина. – Вы сумасшедший? У вас ненормально с психикой?
– В милиции психов нет!
Нечаева попыталась освободиться, но безуспешно – Воронов крепко держал ее за руку.
– Запоминай! – Виктор перешел на «ты». – Если у нас не получится разговор по душам, я сегодня же напишу рапорт о твоем участии в убийстве Долматова. Его ведь вы с Леной Дерябиной прикончили, не так ли?
– Долматова убили? – не поверила Нечаева. – Я его после суда не видела и к его смерти отношения не имею! Когда и где он скончался? Я три года из Хабаровска не выезжала, а Долматов в Приморье сидел. К нему Вика ездила. Может, она его убила?
Воронов завел женщину в беседку, отпустил ее руку.
– Есть такое выражение – живой труп. В физическом плане человек существует: передвигается, ест, пьет, спит. А в моральном отношении его уже нет. Физическая оболочка осталась, а души – нет. Вы с Дерябиной убили его душу. Когда я весной встречался с Долматовым, от него уже почти ничего не осталось. Он, кстати, должен был уже освободиться.
– Ко мне приедет? – испугалась Марина.
– О нет! Если он доберется до Хабаровска, то пойдет разбираться с Викой. Она же его без жилья оставила. О твоей роли он не подозревает. Пока только я один знаю, что это ты упрятала его за решетку.
– Кто вы такой? Что вам надо? – занервничала женщина.
– Как вы мне надоели, идиотки! – воскликнул Воронов. – Вас что, в инкубаторе вывели? Ты уже третий человек, кто задает мне одни и те же вопросы: кто ты, что ты, зачем ты полез в это дерьмо? Полез, потому что хочу познать истину! Меня жернова интересуют. Понятно?
Пожилой мужчина, выгуливающий лохматую собачку, остановился, внимательно посмотрел на странную парочку и поспешил прочь. Вмешиваться в семейные разборки у него не было ни малейшего желания.
«Нашли, где отношения выяснять! – подумал пенсионер. – Не ночевал мужик дома – ну и что с того? Может, он в засаде был, преступника выслеживал?»
Нечаева, окончательно сбитая с толку, мужчину с собачкой не заметила. Она вообще никого во дворе не видела. Неожиданный натиск незнакомца поставил Марину в тупик: она не знала, что дальше делать и как себя вести. Воронов, удовлетворенный началом разговора, сел на лавочку и закурил.
– Садись! В ногах правды нет.
– Здесь кругом грязь, куда я сяду?
– Грязь? О нет! Это не грязь. Это мельчайшие кусочки влажной почвы и мусор, нанесенный ураганом. Настоящая грязь была скрыта под обложкой уголовного дела по обвинению гражданина Долматова в изнасиловании несовершеннолетней Елены Дерябиной. В июле я собственноручно сжег это уголовное дело, избавил мир от гнусного клубка лжи, подлости и человеческой глупости, помноженной на равнодушие и наплевательство к судьбе случайно попавшего в жернова человека. Долматова убили вы впятером. Ты, младшая Дерябина и трое следователей прокуратуры, которые не захотели расследовать преступление должным образом. Ты и Дерябина – непосредственные исполнители преступления: вы столкнули морячка в жернова правосудия. Трое следователей равнодушно наблюдали, как его перемалывает в труху.
– Ты псих, ненормальный. Тебе лечиться надо, – перешла на «ты» Нечаева. – Дай закурить!
– Не знал, что ты куришь! – искренне удивился Воронов.
– С вами, сволочами, не только закуришь, но и запьешь!
Марина закурила, выпустила дым под ноги, посмотрела на Воронова, разозлилась и перешла в атаку:
– Погоди, что значит «не знал»? Ты что, следил за мной? Ты наводил обо мне справки? Подонок! Как ты посмел вмешиваться в мою личную жизнь?
– Какая патетика! – «похвалил» Виктор. – Частная жизнь священна и неприкосновенна? Расскажи об этом Долматову, он всплакнет от умиления.
Проходившая мимо женщина осуждающе посмотрела на девушку с сигаретой и отвернулась, демонстрируя презрение к распутной молодежи. Воронов щелчком отправил окурок к забору детского сада и продолжил:
– Черт с ним, с Долматовым! Он конченый человек. Вы сломали ему судьбу, превратили морячка-здоровячка в развалину, в подобие человека. Забудем пока о нем. Поговорим о тебе! Марина, признайся, ты ведь ждала, что рано или поздно появится человек, который будет задавать тебе неприятные вопросы? Восемь лет ожидания – тяжкий крест. Я тебе искренне сочувствую, но могу помочь. Я написал пьесу о бесчестных и подлых людях, о безжалостных жерновах правосудия, о предательстве и коварстве. Мне нужен редактор для шлифовки сюжета. Я предлагаю тебе выслушать текст пьесы и внести в него свои коррективы. Если меня наш совместный труд устроит, то мы расстанемся навсегда. Если нет, то я уйду, а ты вновь погрузишься в омут ожидания и будешь вздрагивать всякий раз, когда в ночной тишине раздастся дверной звонок.