– Все сроки давности прошли. Меня ни к чему не привлекут, – возразила Марина. – Можешь написать рапорт прокурору, мне все равно.
– Если все равно, тогда – иди! Не смею больше задерживать.
Нечаева затушила окурок об ограждение беседки, достала из сумочки помаду, зеркальце, подправила губы.
– Здесь не самое подходящее место для серьезного разговора, – сказала она.
– Куда пойдем? – с готовностью немедленно отправиться в путь спросил Воронов.
– Пока не знаю. Начинай пьесу. Я послушаю, а потом решу.
– Отлично! – вскочил с места Воронов. – Вашему вниманию представляется пьеса о похотливом морячке и коварных чувихах. Название пьесы я еще не придумал, но суть не в названии, а в действии и его разоблачении. Мой коллега, консультировавший тебя перед началом действия, наверняка упоминал юридические термины: «объективная сторона преступления» и «субъективная сторона преступления». Наша пьеса относится к криминальному жанру, так что без беглого разбора состава преступления не обойтись.
Итак, субъективная сторона преступления – это вина, мотив и цель деяния. С виной и целью мне все понятно, а вот мотив скрыт мраком, и я думаю, что ты, Марина, внесешь ясность в этот пробел.
С объективной стороной преступления есть небольшая проблема: она состоит из двух частей. Первая была изложена в материалах дела, а о второй знает очень узкий круг лиц. К скрытому от посторонних глаз деянию мы еще вернемся, а пока поговорим об официальной версии событий, произошедших 10 сентября 1979 года в квартире Катерины Дерябиной.
Ранним утром старшая Дерябина поехала в институт. В квартире остались ее младшая сестра и Долматов, любовник Катерины. По совместительству Долматов являлся любовником и младшей сестры, и некоторых подруг Катерины, но этот момент мы пока оставим за скобками. Итак, раннее утро. Долматов встает с постели, закрывает за Екатериной входную дверь, будит несовершеннолетнюю Елену и предлагает ей, восьмикласснице, выпить водки перед школой. Наивная крошка Елена соглашается. Как же не выпить водки с любовником сестры, взрослым мужчиной! Это же нонсенс. Предлагают – надо пить. Заметим, что Лена Дерябина – девочка из аристократической семьи. Мама и папа у нее не алкоголики-маргиналы, а представители советской элиты, сливки общества.
Как бы то ни было, Елена пьет водку, на глазах пьянеет и теряет способность сопротивляться похотливому морячку. Долматов подхватывает ее на руки, несет в спальню, укладывает на кровать, раздевает. В порыве страсти он рвет девичьи трусики и насилует беспомощную девочку. Удовлетворив похоть, Долматов заваливается спать.
Елена приходит в себя, звонит подруге сестры, рассказывает об изнасиловании. Преданная семье Дерябиных Нечаева Марина мчится на помощь. Убедившись, что все сказанное Леной – правда, она вызывает милицию. Начинается следствие. Две проведенные экспертизы железобетонно доказывают вину насильника: половой акт с участием Долматова был, в момент изнасилования Елена Дерябина находилась в состоянии алкогольного опьянения. Финита ля комедия! Суд. Срок. Зона. Первая часть пьесы окончена. Занавес. Антракт.
Зрители от нечего делать изучают программки, и что же они видят? Пьесу поставил бездарный режиссер, наплевательски относящийся к правдоподобности сюжета. Не буду прикидываться Шерлоком Холмсом, с первого взгляда разобравшимся что к чему. Факты попали мне в руки случайно, но я сумел разобраться в них и сделать правильные выводы.
Вернемся к первой части пьесы и проведем ее хронометраж. Морячок просыпается, провожает любовницу на учебу. Пусть это займет у него пять минут, не больше. Далее он будит девочку Лену, распивает с ней водку. Отведем на это действие десять минут. Со стороны выглядит смехотворно, но, предположим, так и было: взрослый мужчина и восьмиклассница пьют водку второпях, залпом, как алкаши под забором. Елена пьянеет. Сделаем скидку на ее возраст и образ жизни и допустим, что она опьянела сразу, без перехода. Опрокинула бокал и обмякла, потеряла способность к сопротивлению. Марина, ты подсчитываешь минуты?
Нечаева промолчала. Воронов продолжил:
– Пять минут у Долматова ушло на то, чтобы перенести жертву в спальню и раздеть ее. Еще пять минут отведем на половой акт. Предположим, что насильник так возбудился, что… Оставим интимные подробности! Нас интересует только время. Пока, с момента ухода Екатерины, прошло всего 25 минут. Удовлетворивший низменные желания Долматов засыпает, а Лена… Что делает она?
Судя по всему, некоторое время лежит, беспомощная, плачет. Потом обретает способность передвигаться, идет в прихожую и звонит подруге сестры. Сколько времени надо девочке, чтобы прийти в себя после ударной дозы спиртного? Возьмем по минимуму – полчаса. Мы все берем по минимуму, словно участники событий стремятся уложиться в отведенный хронометраж, иначе в нашей пьесе с самого начала пойдут нестыковки.
Итак, звонок! Нечаева Марина быстро собирается и идет на остановку – десять минут к общему хронометражу. Поездка на автобусе – еще полчаса. Напомню, события происходят утром, общественный транспорт переполнен. Люди штурмом берут автобусы, которые отправляются из центра города к окраинам. Все едут на работу, на каждой остановке задержка, толкучка, неразбериха. Полчаса на автобусе до остановки Дерябиных – это минимум. На практике вышло бы гораздо больше. Но мы не гонимся за реализмом! Мы исследуем замысел режиссера, тщательно изучаем особенности его постановки. Пять минут у Марины ушло на дорогу от остановки до дома Дерябиных. Еще пять минут она выслушивает заплаканную восьмиклассницу и звонит в милицию. – Виктор протянул женщине листок с написанными от руки вычислениями: – Это хронометраж событий 10 сентября. У меня получился один час сорок пять минут. Все время взято по минимуму. Долматов пьет водку впопыхах, потом совершает половой акт со скоростью кролика. Елена трезвеет быстрее, чем в медицинском вытрезвителе под душем, и так далее, до гротеска, до абсурда. Предположим, что все так и было.
Теперь наложим наш хронометраж на два достоверно известных события. Первое. Екатерина Дерябина вышла из дома в 7.30. Этот факт зафиксирован в ее допросе и никем из участников следственных действий не отрицался. Вторая точка отсчета – время поступления звонка в дежурную часть УВД города Хабаровска. Оператор системы «02» приняла звонок в 8.50. Что получается? Общее время от первой точки до второй – один час двадцать минут. Для успешного завершения пьесы не хватает двадцати пяти минут. Пустячок, но где их возьмешь?
Ты, Марина, хоть как не успевала добраться до Дерябиных в отведенное время. Ты бы доехала быстрее, если бы воспользовалась такси, но о такси в материалах дела нет ни слова. Там фигурирует автобус. К тому же какое такси в центре города утром? Все таксисты в аэропорту или на вокзале. В центре Хабаровска такси днем с огнем не найдешь. Вот так-то, голубушка, рушится ваша версия! Любой из трех следователей мог бы вывести вас на чистую воду, но не захотел! Парадокс! Государственные чиновники, призванные следить за исполнением законов, на эти самые законы махнули рукой и отправили невиновного человека в жернова правосудия. Я искренне не пойму, что мешало им взять в руки лист бумаги и авторучку и посчитать время? Черт с ними, со следователями! Перед ними было уголовное дело с «неопровержимыми» доказательствами, а прокурор района и гособвинитель потом куда смотрели? Разве они не видели нестыковки?
Воронов прервался на полуслове, дождался, когда Нечаева посмотрит ему в глаза.
– Мораль сей басни такова, – проговаривая каждое слово, сказал он. – Марина Нечаева в это утро по телефону с Леной Дерябиной не разговаривала и на помощь ей сломя голову не спешила. Она с самого утра была под окнами квартиры Дерябиных, ждала условного сигнала.
– Поехали! – прервала дальнейшие его рассуждения Нечаева.
– Куда?
– К моей матери. Мне надоело смотреть, как ты кривляешься и паясничаешь. Был бы ты не в форме, прохожие бы уже давно милицию вызвали. Со стороны ты выглядишь, как пьяный.
– Вынужден признать – лицедейство и пантомима не являются моими сильными сторонами. Я – исследователь и логик, ученик Шерлока Холмса, Штирлица и комиссара Мегрэ.
– Господи! Оказывается, ты не только кривляка, но и хвастун!
– Не будем переходить на личности. Я во время чтения пьесы вел себя в высшей степени корректно. Поехали к твоей маме, проведаем старушку. Я около ее дома два раза был, когда хронометраж проверял. Ты же с мамой жила в 1979 году? У нее, конечно.
– Ради бога, помолчи, пока не приедем, – попросила Нечаева. – И не бери меня под руку! Иди рядом, как будто мы не знакомы.
– Так мы на самом деле не знакомы! Меня Виктор зовут, а тебя – Марина. Красивое имя, редкое.
27
Дверь в квартиру Марина открыла своим ключом. С порога объявила:
– Мам, я не одна!
– С кем? – спросила из гостиной хозяйка.
– С любовником.
Воронов недовольно поморщился, но протестовать не стал.
В прихожую вышла молодящаяся женщина лет 55 в домашнем халате. Она скептически осмотрела Виктора и хмыкнула:
– Тоже мне, нашла любовника!
Марина прошла на кухню, поставила на плиту чайник. Воронов зашел следом, прикрыл за собой дверь.
– Я что-то не понял, – тихо сказал он. – Мне не 15 и не 60 лет. С чего это я тебе в любовники не гожусь? Что за дискриминация по профессиональному признаку?
Марина кивнула в сторону гостиной:
– Иди, спроси. Ко мне какие претензии?
Виктор сел за стол, по-новому, оценивающе, посмотрел на Нечаеву и пришел к выводу, что как женщина она хороша, стройна и миловидна. «Если бы не Дело, если бы между нами не скрипели проклятые жернова, я бы с радостью приударил за ней». Мужа Марины Воронов в расчет не принимал. Шутливо оброненная фраза о любовнике только подтвердила его подозрения: «Акции законного супруга котируются по низшей ставке».
Нечаева поставила на стол чайные чашечки, банку дефицитнейшего индийского растворимого кофе, сахар. Заглянула в навесной шкаф в поисках печенья, но ничего не нашла. Открыла дверь, крикнула: