Увидев, что майор его с интересом слушает, Пантюхов тут же добавил:
— Кстати, по рацпредложениям. Первичную приброску я уже сделал.
— И каков результат? — живо откликнулся Михаил Афанасьевич.
— Результат... — Пантюхов, отодвинув ящик письменного стола, достал несколько исписанных размашистым крупным почерком листов бумаги. — Одиннадцать рацпредложений заслуживают изучения в первую очередь. Вознаграждение по каждому свыше тысячи рублей. И фамилия одна привлекает внимание, — капитан отчеркнул карандашом нужное место. — Некто Буянов — начальник ПТО спецмонтажного управления. Прямо-таки талант у человека при Боровце пробился. Клепает рационализаторские одно за другим, едва из кабинета до участка доехав, и даже прорабов тамошних в соавторы не берет.
— Неплохо, неплохо, а почему еще не допросил его? — с укором произнес майор.
— Так, Михаил Афанасьевич, — Пантюхов, не закуривая, размял пальцами сигарету, — сами же наставляли: что толку без подготовки допрашивать. На местах надо побывать. А они по всему Советскому Союзу разбросаны. И со специалистами посоветоваться, — я же не строитель. Начинаю осаду по мере сил, — капитан смял сигарету и бросил ее в корзину. — Вот с нарядами, квитанциями, багажными ведомостями и прочими бумажно-отчетными документами, хоть их и море и тоже поездить придется, думаю, поскорее кончик потянется. Здесь больших консультаций не требуется: видели указанного в наряде человека на работе, значит — порядок, не видели, опять же ясно — подсадная утка Боровца. А уж кого и зачем подсаживал — это выясним.
— Что же... — майор одернул китель, — план серьезный. Но работка тут, — он взялся за голову, — адова! Какие груды бумаги надо перелопатить, встретиться с людьми. И если пойдет улов — тебе одному не справиться.
— Если пойдет, у вас помощников попрошу, — улыбнулся капитан.
— Просить — дело нехитрое, — Михаил Афанасьевич сложил руки за спиной. — А где их взять — помощников? У каждого следователя своих забот — повыше головы. Ну да ладно — не будем наперед загадывать — каша заварена, и ее хочешь — не хочешь, надо расхлебывать.
Михаил Афанасьевич уже перешел в свой кабинет, он находился как раз напротив комнаты Пантюхова, а капитан все еще осмысливал разговор.
Как ни крути, а ему повезло с начальником следственной части. Будь на его месте подполковник Ярцев, Леонид Тимофеевич, наверное, давно бы подал рапорт о переводе.
Ярцев недолюбливал Пантюхова за особую, порой, может, и излишнюю дотошность при расследовании. На отделе нераскрытые дела висят, следователей наперечет, а капитан все добивает малейшие детали старых эпизодов. Откапывает все новые фрагменты какого-нибудь и так сверх меры просроченного дела. А Ярцеву потом отдувайся перед руководством. Разъясняй, что, мол, все делается, как положено, только вот со временем следствия — неувязка.
Пантюхов свое кредо — преступление должно быть раскрыто целиком и полностью, несмотря ни на что, — как бетонный забор, ставил перед подполковником. Но начальнику ведь небезразлично, какое место займет отдел в соцсоревновании и каков процент раскрываемости. Так что щепетильность Пантюхова была Ярцеву что кость в горле.
Нет, с Ярцевым Пантюхову не сработаться ни за что. Другое дело, Михаил Афанасьевич: этот все понимал и практически никогда не ставил себя над следствием. Но всегда был рядом. В одной упряжке. Его тоже, конечно, интересовали и классные места, и всякое такое. Только, если это достигалось не за счет качества проведения следствия. Ведь Пантюхов ни разу специально, по собственной, так сказать, настырности, не тянул резину. Работал по суткам, бывало. И... твердо знал: если Доронин действительно уверен в необходимости продления сроков рассмотрения дела, он будет отстаивать мнение следователя на любом уровне. Сверхосторожный и крайне предусмотрительный Ярцев на осложнения с руководством не пойдет никогда.
Благодаря таким начальникам, как Доронин, и удавалось следователям раскрывать особо сложные дела. А такое дело — не просто удача следствия. Успех вселял веру в возможность решения любого, пусть даже самого запутанного, дела. А без такой веры следователю работать трудно. Пантюхову же — просто невозможно. Поэтому он особенно ценил Доронина.
Глава 9
Согласно плану Пантюхов вместе с Карташовым и еще одним сотрудником ОБХСС начал проверять наряды, почтовые переводы, грузобагажные квитанции и прочую отчетную документацию спецмонтажного управления.
От удушливого июньского зноя просто некуда было деваться. В перерывах между глотанием архивной пыли капитан побеседовал с главным бухгалтером, а после — и с его заместителем по поводу выплаты авторских вознаграждений по рацпредложениям. И главбух и его заместитель твердили одно: все делалось на основании решений БРИЗа и приказов Боровца. Но главный бухгалтер Зауэр держался как-то неуверенно. Постоянно вытирал носовым платком потеющие ладони и с тоскливой ноткой в голосе повторял: «Василий Иванович приказывал — мы исполняли». По его отечному лицу и по тому, как он жадно глотал из стакана воду, было видно, что главбух крайне скверно переносил жару и ему нездоровилось.
А в соседнем с бухгалтерией кабинете нервно прохаживался между столов начальник производственно-технического отдела Дмитрий Алексеевич Буянов. Сидевший за крайним, стоявшим сразу справа от входа, столом рябоватый и длинноволосый инженер отдела Комарьков понимающе поглядывал на шефа.
Он исполнял обязанности секретаря бюро по рационализации и изобретательству управления, присутствовал почти на всех бризовских заседаниях, вел журналы и папки БРИЗа. И уж кому-кому, а ему-то было хорошо известно, кто из авторов получал наибольшие вознаграждения и как часто.
Буянов относился к наиболее поощряемым рационализаторам. За три года — пять предложений с общей суммой вознаграждения, почти равной его зарплате за это же время.
Начальник ПТО не отличался ни ростом, ни внешностью. Нескладная, угловатая фигура его с болтающимися, как на шарнирах, руками вызывала сейчас у секретаря БРИЗа чувство раздражения: под чьим началом приходится работать. Ведь ни образованием, ни способностями Буянов не превосходил его. В тридцать три года Дмитрий Алексеевич имел за спиной только десять классов и годичные курсы радиооператоров. А вот поди ж ты — приглянулся Боровцу. И руководителем отдела поставил, и вознаграждениями за творческую активность не обошел. Специалистов, имеющих базовое образование по организации связи, и тех опередил Буянов. Бывает ведь такое! Правда, вот с приходом милиционеров запереживал человек. Наверное, есть от чего.
А Дмитрию Алексеевичу действительно было о чем задуматься. В управление он пришел из-за квартиры. Осточертело жить с семьей на подселении, а на старой работе ничего не светило. Боровец же отдельное жилье пообещал и вскоре дал. Василий Иванович искал людей покладистых, понимающих начальника с полуслова. Буянов показался ему именно таким. Ну а квартира и вовсе повязала Дмитрия Алексеевича по рукам и ногам. На добро, как принято, надо отвечать добром.
Буянов отдавал должное Василию Ивановичу: начальник управления умел позаботиться о нужных ему людях. Как-то в откровенной беседе Боровец заявил Дмитрию Алексеевичу: «Для того, кто мне верен, любую стену пробью. А кто против пойдет, — Василий Иванович недобро улыбнулся, — сотру в порошок и по ветру развею». И тут же, желая смягчить впечатление, свел разговор к какой-то шутке. Но Буянову надолго врезались в память те слова. И холодный, острый взгляд серых глаз Боровца.
Ради скорейшего завершения прокладки кабельной связи и выполнения, а то и перевыполнения, плана Боровец закрывал глаза на явный брак в работе. Более того — начальник управления как бы поощрял прорабов и мастеров на ускорение строительства линии связи таким образом. Дмитрий Алексеевич поначалу пробовал было вмешаться, но после двух-трех окриков Боровца эти попытки оставил.
И, видать, правильно сделал. Поскольку, несмотря на допускавшиеся порой грубые нарушения технических норм, линии кабельной связи сдавались. Управление процветало. Сотрудники получали хорошие премии. А что подчиненным еще нужно от начальника? Иногда, конечно, Дмитрию Алексеевичу приходилось слышать за спиной реплики старых рабочих: «Гляди, что делают! Как попало кабель кладут. Погниет, попортится!» Но он все меньше обращал внимание на такие разговоры.
Дальше — больше. Оказалось, что деньги можно получать и не только в виде годовых и квартальных премий. Обнаружился и еще весьма живительный родник. Первый раз это случилось в Хорезмской области, где Боровец сумел заполучить строительные участки.
Какими желанными были в тех краях водные нити арыков и каналов. Но для связистов водные преграды создавали дополнительные трудности: нужно рыть траншеи для кабеля под зеркалом воды, на дне. А чем? По проекту предусматривались земснаряды.
Буянов вместе с прорабом Журченко, производившим укладку кабеля связи вдоль трассы газопровода на участке Хива — Ургенч, и Боровцом подошли к первому встретившемуся на их пути каналу. Позади, совсем уже недалеко от водного рубежа, виднелся работающий кабелеукладчик, вокруг которого суетились люди. Нитка связи подтягивалась к каналу.
— Чем думаешь рыть подводную траншею под кабель? — Боровец посмотрел на поджарого, загоревшего под хорезмским солнцем старшего прораба и кивнул на пенящиеся гребешки волн.
— Надо бы земснаряды, — сняв кепку, вытер пот со лба старший прораб. — Да ведь их нет в нашем управлении. — Теперь он взглянул на Василия Ивановича. Боровец поправил сделанную из газеты «пилотку» и расстегнул верхние пуговицы светлой рубашки.
— Не только в нашем, но и в других управлениях союзного треста нет, — подтвердил он. — Скажу больше — их нет и в союзном тресте, и даже у наших заказчиков!
— Что же делать? — озабоченно спросил Буянов. — Упремся в канал, — он кивнул на двигающийся по направлению к ним кабелеукладчик, — и будем стоять?
— Нет! — Боровец глянул искоса, словно оценивая собеседника. — Стоять не будем. Нам этого план и Родина не позволяют. Поставим на берегу канала экскаватор с длинной стрелой и выроем траншею для кабеля. Понял? — он обернулся к прорабу.