— Конечно, надо бы, — растирая покрасневшую после умывания шею махровым полотенцем, отозвался Леонид Тимофеевич. — Но, Нина! Что сделаешь, если такая жизнь: сейчас та пора следствия, что не только уехать по личным делам, а и заболеть нельзя! Думаешь, у меня сердце не переворачивается? Да я бы бегом туда побежал! — Пантюхов сел на диван и обхватил руками еще мокрую голову. Нина Евгеньевна обняла мужа за плечи:
— Ну ладно, не будем об этом. Может, обойдется.
Пантюхов с благодарностью взглянул в потеплевшие, участливые глаза жены.
— Маша-то спит? — понизив голос, полюбопытствовал он. Но дочь как будто этого и ждала. Выскочив из соседней комнаты в одной ночной рубашонке, она повисла на шее отца.
— Ты мне к этой зиме новую клюшку купишь? — Маша уткнулась влажным носиком в его колючую щеку.
— У тебя же есть! Давно ли покупали? — удивился Леонид Тимофеевич.
— Она не новая!.. — зачастила дочь. — На ней трещинки. Хочешь, покажу, — она направилась было в кладовку, но отец удержал ее за тонкую ручонку.
— Ладно, посмотрим, — до зимы еще далеко, — добродушно проворчал он.
И Леонид Тимофеевич, и Нина Евгеньевна в общем-то удивлялись странному увлечению Маши. Но не препятствовали. Еще в прошлом году в спортивном магазине дочь увидела покрытую желтым лаком детскую клюшку и уже не отошла от прилавка, пока ей не купили и клюшку, и черную резиновую шайбу. Она не отставала от более взрослых мальчишек, игравших в хоккей на льду небольшого катка за домом. Причем все норовила встать на ворота. И, видимо, была неплохим вратарем, поскольку ее не прогоняли.
Поговорив еще немного с дочерью и успокоив ее насчет подготовки к зимнему сезону, Леонид Тимофеевич отправил Машу спать.
— Когда тебе на курорт ехать? — повернулся он к жене, заметив, что она держится рукой за спину.
— В конце августа, — не сразу отозвалась жена.
— Скорей бы уж!
— Скорей-то скорей, — вздохнула она. — А кто Машу в школу поведет? Уроки в первые дни кто проверять будет? Ты-то дома — ночной гость.
— Ну что же, — Леонид Тимофеевич прошелся по комнате, — попросим присмотреть Александру Ивановну.
Александра Ивановна и Юрий Юрьевич Котовские были соседями Пантюховых. Они дружили семьями и не раз выручали друг друга при случае. Юрий Юрьевич работал в геологоразведочных партиях. Маша всегда слушала его таежные рассказы раскрыв рот. К тому же, у Котовских — сын, Миша, чуть постарше Маши, а той с мальчишками всегда интереснее, чем с девочками. В общем, оставаясь иной раз у Котовских, Маша не скучала.
И все же на душе у Нины Евгеньевны было неспокойно. Как-никак дополнительные хлопоты людям. Да и как ни хорошо ребенку в гостях, а дома-то — лучше. Но выбора у них не было.
— Нина, — отвлек жену от тревожных мыслей Леонид Тимофеевич. — Хочу у тебя один финансово-экономический вопрос выяснить — ты ведь финансовый факультет закончила.
— А что такое? — повернулась к нему Нина Евгеньевна.
— Ну я тебя в общем... — как всегда, скрытничая, когда дело касалось службы, замялся супруг, — чисто теоретически спрошу. Вот если строительные работы проводятся бригадой в одном городе, на участке, относящемся к расположенному в этом же городе стройуправлению, и зарплату рабочим здесь же выплачивают, а потом задним числом сметные объемы этих работ передают другому участку, в другом городе, и зарплату, выданную уже, туда же относят... Как ты считаешь, нет ли здесь нарушения?
— Ты же сам в прошлом бухгалтер, — усмехнулась жена. — Чего же спрашиваешь?
— Ну... посоветоваться лишний раз не грех.
— Понимаешь, — уже серьезным тоном произнесла Нина Евгеньевна. — В принципе — чисто, как ты выразился, теоретически — возможно и такое. Бывает, что подобные операции вполне обоснованны. Но иногда это, конечно, делается, когда хотят какие-то сверхлимитные затраты затушевать. От проверки, скажем, ревизоров. Мол, да — мы заплатили рабочим за проведенную, но не совсем укладывающуюся в наш фонд зарплаты, работу. Так ведь она не задевает наш бюджет — относите ее на счет такого-то участка. Улавливаешь?
— Улавливаю, — подхватил Леонид Тимофеевич. — И думаю, что в интересующем меня случае кому-то просто выгоднее было упрятать концы.
— Леня, — после некоторой паузы почти шепотом продолжила беседу жена. — Я знаю, ты не можешь обсуждать со мной вопросы, связанные с твоей работой. Но ведь вижу — ты сильно переживаешь. Скажи, может, все-таки поторопился с арестом этого начальника управления? Второй месяц человек под стражей. Семья, поди, вся извелась.
— Потому и переживаю, — тоже полушепотом отозвался Леонид Тимофеевич, — что второй месяц кончается. И про семью его не забываю. Только знаешь, Нина, сдается мне, ему не два месяца сидеть и не четыре. А семья... Так он же первый ее не щадил. Заразил тягой к легкой наживе. Это же как дурная болезнь: прилипает мгновенно. Может, эта, не спорю, жесткая, мера отрезвит тех, кому еще не поздно отрезвиться.
А что волнуюсь и нервничаю — что же сделаешь — я не железный. Очень трудно идет расследование. Разбирать их комбинации — что сквозь дебри продираться — чем дальше, тем сложнее.
— Вы скоро перестанете разговаривать? — донесся из соседней комнаты Машин голосок. — А то я сейчас к вам приду...
— Кончили уже, доча, кончили, — поспешила успокоить ребенка Нина Евгеньевна и строго скомандовала: — Всё, спать! Всем спать.
Глава 12
Ответы нормировщицы Тарховой не удовлетворили Пантюхова. К тому же он отметил, что девушка была неискренна. Поскольку официально Вержанский, фамилия которого, проставленная в конце наряда, вызвала подозрение у следователя, был проведен приказом по красноярскому участку, пришлось вновь командировать туда Карташова, сам же капитан решил заняться рабочими, перечисленными в этом наряде.
Беседу с Вержанским он отложил до возвращения Карташова. На то имелись причины. Во-первых, капитан хотел прежде кое-что узнать об этом человеке у его собригадников. Во-вторых, в Красноярске могли обнаружиться дополнительные материалы, которые тоже нелишне было иметь под рукой еще до допроса. Ну и в-третьих, Вержанского еще предстояло разыскать. Его адрес не был указан в заявлении о приеме на работу. В ведомости на выдачу зарплаты по наряду против фамилии Вержанского стояло: «отправлено почтовым переводом» и был указан номер квитанции. Пантюхову удалось выяснить, что двести пятьдесят два рубля перевели Вержанскому в Киев, на главпочтамт, до востребования. Как пояснила Морозова, на сей счет имелось устное распоряжение Боровца: дескать, Вержанский — студент, не имеет постоянного угла, и так ему удобнее.
Все остальные члены бригады были местные. При просмотре их заявлений Пантюхову бросилась в глаза одна особенность: первые пять человек из списка проживали в Сокуре, трое, исключая киевского студента, имели городские квартиры.
В понедельник с утра, в строго обозначенное в повестке время, явился Зеленцов — его фамилия была в списке первой. Светловолосый крепыш с ясными синими глазами бойко и четко отвечал на вопросы.
— Зовут Владимиром Васильевичем, — чуть ли не диктовал он следователю. — Год рождения сорок четвертый. Работаю старшим инженером по электрозащите Новосибирского районного нефтепроводного управления. Женат, имею дочь, что еще?
Пантюхов улыбнулся.
Правда, после предупреждения об ответственности за дачу заведомо ложных показаний Зеленцов несколько сбавил темп, но выражение его широкого простодушного лица почти не изменилось.
— Так вот, товарищ старший инженер, — Пантюхов умышленно подчеркнул должность Зеленцова. — Не объясните ли вы мне, каким образом вы оказались простым рабочим и попали в этот наряд?
Зеленцов спокойно взял протянутый документ.
— Сможете пояснить?
— А почему не смогу? — Владимир Васильевич закинул ногу на ногу, аккуратно поправил чуть смявшиеся при этом брюки. — Очень даже смогу! Кстати, насчет старшего инженера, ставшего простым рабочим. Эта бригада вся состояла из итээровцев. Все пятеро сотрудники нашего районного нефтепроводного управления. И я у них был бригадиром.
— Позвольте, — перебил его Пантюхов. — Почему пятеро? В наряде указано девять человек.
— Указать все можно, — Зеленцов покачал носком штиблета. Теперь он смотрел не в глаза следователю, а на этот самый носок. — Указать все можно. Бумага стерпит. Только из четверых последних с нами никто не работал. И вообще из этой четверки я знаю лишь Гендельмана. Снабженец наш. Но ни он, ни остальные трое, как их... — Зеленцов заглянул в документ, — да вот эти — Сафонов, Гуляев и Вержанский — никто из них с нами не работал! И потом, наряд выписан на полторы тысячи, а мы получили на пятерых всего пятьсот. — Владимир Васильевич снова посмотрел капитану в глаза. — По сто рублей на брата.
— Уточните, как все происходило, — Пантюхов от неожиданности признания Зеленцова даже дыхание задержал непроизвольно. Еще бы: проверял Вержанского, а тут еще трое «мертвых душ» выплыло.
— Ну как... — собеседник помолчал секунду, как бы собираясь с мыслями. — Прошлой весной ко мне подошел наш старший инженер по капитальному строительству Крюков и сказал, что есть работенка: протянуть кабель связи и сигнализации от водонапорной башни до водозаборных сооружений. Расстояние около трех километров. На этом участке давно поставлены деревянные опоры. По ним еще несколько лет назад при моем участии была смонтирована шестикиловольтная электролиния. Крюков разъяснил, что вдоль электролинии нужно провести кабель связи. А от крайних опор прокопать траншею длиной метров семьдесят, глубиной с полметра и уложить в нее кабель для ввода в водонапорную башню и на водонасосную станцию. — Зеленцов взял наряд и принялся его рассматривать.
— И дальше, — Пантюхов забрал у него наряд и положил перед собой.
— А дальше я с ним малость поторговался. Крюков заявил, что может заплатить не больше пятисот. В конце концов на том и порешили. Я подобрал четверых помощников из наших мастеров и инженеров и мы за недельку, по вечерам и в выходные, протянули связь. Все пятеро по указанию Крюкова написали