— А как же, — с удивлением услышал Карташов быстрый ответ. — У Василия Ивановича ведь две сестры. Моя жена, Катя — старшая. А Тамара, которая тоже здесь, в Киеве, живет — младшая. Так вот, в прошлом или позапрошлом году по осени муж Тамары, Степан Викторович, — он главным механиком школы механизации работает, — получил от Василия Ивановича пилу. Приезжал к нам в гости очень довольный. Хвалился, что теперь матери в деревне все дрова мигом перепилит.
Перед тем, как отпустить Вержанского, лейтенант попросил его написать краткую автобиографию.
— А зачем? — опасливо поинтересовался Игорь Матвеевич, но, не дождавшись пояснений, принялся выполнять просьбу.
Образец почерка Вержанского был необходим лейтенанту для проведения срочной графической экспертизы. Что бы ни говорил Игорь Матвеевич, даже если бы его слова подтвердил Петр Боровец, все равно этого было мало. В следственной практике имелось достаточно случаев, когда преступники успевали между собой сговориться. Давали предварительно согласованные ложные показания.
Карташов склонен был верить в искренность Игоря Матвеевича. Но соблюдение законности требовало веских, не зависящих от эмоций (увы, они могут и подвести), фактов.
Экспертиза показала, что заявление о приеме на работу в спецмонтажное управление и другие имеющиеся в деле документы по Вержанскому написаны не его рукой. Оставалось сравнить их с почерком Петра Ивановича.
С младшим Боровцом лейтенант встретился на второй день своего пребывания в Киеве. На допрос явился крепкий, внешне очень напоминающий начальника спецмонтажного управления мужчина. Только вот ростом Петр Иванович оказался повыше и по виду лет на десять моложе брата. Из-под незастегнутой на верхнюю пуговицу просторной белой, с коротким рукавом хлопчатобумажной рубашки виднелась полосатая тельняшка. На левой руке у запястья был выколот якорь.
— Только вот из больницы и сразу на вашу палубу, — явно демонстрируя открытый морской характер и пытаясь вызвать к себе сочувствие, начал Боровец-младший.
Лейтенант дал втянуть себя в разговор. Поинтересовался, где лежал Петр Иванович. Выслушал даже соленый, как морская вода, анекдот по этому поводу. И затем, вроде бы все еще посмеиваясь, в той же доверительно-прямоватой манере спросил:
— Скажите, Петр Иванович, не приходилось ли вам прошлым летом работать в управлении брата?
— Да как бы вам поточнее сказать, — обдумывая ответ, тянул время Боровец.
— А как было, так и скажите.
— Вы знаете... — Петр Иванович сделал вид, что собирается с духом. — Прошлой весной во время встречи с братом я попросил его определить меня временно на работу на теплый сезон к нему в управление...
Боровец-младший умышленно выкладывал полуправду. Никого и ни о чем он не просил. Василий сам, в порыве очередной похвальбы собственным благополучием, предложил ему «подзаработать».
— Весной я написал заявление от имени Вержанского, — мужа сестры Кати. Брат сказал, что неудобно под его фамилией оформляться.
— У вас что, отпуск весной начинался? — перебил его лейтенант.
— Да нет, — засмущался Петр Иванович. — В отпуск я пошел в июле. В июле же и полетел в Новосибирск.
— Кто покупал вам билет?
Боровец-младший закусил тонкие губы.
— Билет приобретала моя жена. В Дарнице. Это район Киева.
— Значит, билеты в оба конца вы приобретали сами? — уточнял Карташов.
— Да нет же, — вспыхнул Петр Иванович. — Билет покупал только до Сибири. У брата пробыл неделю. Потом мы с ним вместе поехали в Неболчи. До Москвы самолетом, от Москвы до Неболчи поездом. Я ему давал деньги на поезд, но он сказал: «Ты свою копейку побереги, Петя». Взял у меня зачем-то билет и от Киева до Новосибирска, а после я получил за него деньги.
— Вы ехали в Неболчи работать? — опять направил его в нужное русло Карташов.
Петр Иванович замялся. «Покажу свои владения и деньжат в поселке Неболчи подброшу. В накладе не будешь!» — вот как приглашал его брат в эту поездку. А Петр дивился: какой большой и всемогущий начальник его старший брат. Поездка была ему вдвойне выгодна: и денег Вася обещал выделить, и в тех же краях неподалеку теща проживает. Давно собирались ее навестить. Жена с дочерью туда уже отправились. А тут и он заявится, да не с пустыми карманами.
— Так работали вы в Неболчи или нет? — прервал его размышления Карташов.
— Нет! — прикрывая рукой татуировку, выдохнул Петр Иванович. — Мы пробыли там несколько дней. Потом брат уехал на другой участок, а я — к теще.
— Ну и сколько же вы «заработали» за этот теплый сезон? — прищурился лейтенант.
— Всего? — вздрогнув от неожиданности, переспросил Боровец-младший.
— Можете называть частями, — разрешил Карташов.
— Если не ошибаюсь, два перевода в Киеве получил, через Вержанского: что-то чуть больше пятисот рублей. И... — Петр Иванович, будто припоминая, наморщил лоб, — и всё, по-моему.
— Ну как же, — лейтенант порылся в бумагах и положил на стол доверенность с неболчинской почты.
— Да, да, — отодвигая от себя документ, сразу закивал Боровец-младший, — верно! Еще ведь два перевода в поселке Неболчи было. Рублей, кажется, около семисот.
— А доверенность на получение в Неболчи от имени Вержанского... — начал лейтенант.
— Сам, сам заполнил, — заспешил Петр Иванович, — а Вася печатью заверил! Только я, — Боровец-младший приподнялся со стула, — о случившемся очень сожалею. Каюсь, — он прижал руки к груди, — осуждаю свой проступок! И для того, чтобы хоть немного облегчить свою вину, деньги верну немедленно, как только мне будет представлен счет, — полное лицо его покрылось багровыми пятнами. — А в будущем со мной никогда, верьте, никогда подобного не случится!
Карташову трудно было смотреть на сидящего перед ним человека. Изображает из себя заблудшую овцу, а ведь, ни на секунду не задумываясь, написал заявление о приеме «на работу» от имени инвалида Вержанского. Подставил под удар старика, которого и пара допросов может доконать!
— Ну одним возмещением убытков вам вряд ли удастся отделаться, — лейтенант заметил, как в потемневших серых глазах Боровца мелькнул страх. — Вы же не мальчик — знали, на что шли. Две статьи: девяносто вторая — хищение государственного имущества и сто семьдесят пятая — внесение в официальные документы ложных сведений.
— Товарищ... гражданин лейтенант! — Петр Иванович схватился за верхний край выглядывающей из-под рубахи полосатой тельняшки. — Меня жизнь много бросала, в какие шторма не попадал — выдерживал. Неужели в мелком болотце увязну? Поймите — ну кутнуть малость захотелось. Ведь морская душа — она размах любит. Да я вдвое верну, только тюрьмой не позорьте! Жену с дочкой прокаженными не делайте. Оступился. Честью моряка клянусь — искуплю!
Он почти с мольбой взглянул на лейтенанта.
Карташов предъявил ему все имеющиеся документы, Петр Иванович признался, что авансовые отчеты по «командировкам» написаны его рукой. Тем не менее лейтенант под благовидным предлогом взял образцы его почерка. Спросил, знала ли о его прибылях жена. Боровец сказал, что могла лишь догадываться, что он ехал из Сибири не на свой счет, и только.
Напоследок Карташов взял с Петра Ивановича подписку о невыезде.
— По существу я мог бы оформлять ваше задержание, а потом и арест, — при этих словах Петр Иванович ощутил в животе противный липкий холод.
— Но я... — Карташов намеренно затянул паузу, — пока делать этого не буду. Ограничимся подпиской. Вздумаете скрыться от следствия — к совершенным преступлениям добавите новое.
Еще несколько дней провел в Киеве Карташов. Допросил жену Боровца-младшего. Супруга Петра Ивановича — симпатичная, светлая шатенка — в самом деле не знала, что муж прошлым летом «подзаработал» как следует.
— Какие там приработки! — искренне возмущалась она. — Дочери новое зимнее пальто отказался покупать. Сказал: в старом еще походит. Хотя пальтишко-то дочка не первый год носит.
Пришла очередь познакомиться с мужем младшей сестры Боровца — Тамары. Громогласный высокий Нечитайло сразу пришел с деньгами:
— Я же когда просил Васю достать эту треклятую пилу — чтоб ей пусто было — деньги ему давал! — гудел он над ухом Карташова. — Вот, — он пошелестел купюрами, — сто семьдесят рублей. Ну так что ты... Он же — большой начальник! Разве возьмет. «Куплю, говорит, за свои». Потом смотрю, что за штука, пилу надо получать по доверенности. Написал Васе — он молчок. А теперь меня ОБХСС за шиворот! Казенную вещь родственник прислал. Нет уж, увольте. Вот, все до копеечки, — он выложил деньги на стол.
Карташову пришлось приглашать понятых и при них произвести приемку денег под расписку. Возместил присвоенное и Боровец-младший. Но от суда это его спасти не могло.
Глава 18
Когда уже в Новосибирске Карташов представил все собранные сведения Пантюхову, тот даже развеселился:
— Ай да Василий Иванович! Какая хватка! Всю родню стал одаривать. Во как! Справный хозяин, справный — куда с добром!
— А сестра Боровца — жена Нечитайло, — продолжал лейтенант, — я ее и вызвать не успел даже, сама явилась. Такое выдала, что и не ожидал, прямо экономическую платформу под братовы художества подвела. «Вы, говорит, у моего Степы деньги за пилу взяли, так не считайте нас жуликами. Может, эта пила и казенная, но ее Василий Иванович своим горбом заслужил. Батяня наш, говорит, рассказывал, что даже царь верных слуг своих казенным имуществом жаловал. А как Вася на вас работал, так мало кто теперь работает. Тут не только бы пилой поблагодарить надо. А вы его в кутузку упрятали! И до нас добираетесь». Полвека сестренке, а она все, видишь ли, отцовы байки поминает.
— Да это не байки, — усмехнулся капитан. — Это называется — закваска на всю жизнь. Крепкая, надо сказать, закваска. Ну что ж, Володя, спасибо за помощь. Я тоже времени даром не терял. Попались еще кое-какие любопытные документы. Нити ведут к разным людям и, практически, во все концы страны. Например, в списки сотрудников управления, отмеченных премиальными за разные кварталы, попали лица, совершенно к управлению не относящиеся. Договорчик интересный на одного кавказца имеется. Сдавал свой дом в Тбилиси в аренду рабочим управления, работавшим на трассе Астара — Карадаг в Азербайджане. Боровец ему за это деньги выплатил. Мне сразу в глаза бросился этот документ — единственный в своем роде. Больше подобных не попадалось. Так интересно — от дома этого до места производства работ — сто пятьдесят километров. Кто же их возить в такую даль ежедневно будет? Заметь, все это на юге, в летний период, — капитан взглянул на календарь. — Сегодня у нас седьмое августа, и это последний день, когда ты был фактически моим основным и главным помощником. С завтрашнего дня в дело вступают свежие силы! Михаил Афанасьевич сдержал обещание. Двух