Вот где беда. Преступал закон Боровец, он же и ответит. Но ведь сколько еще людей в поднятой им мути бултыхается! Кто по собственной волюшке, а кто и против. Та же Тархова. Девчонка еще, а уже ощутила на себе влияние «умудренного опытом руководителя». А сколько еще ей подобных предстоит встретить, прослеживая запутанные связи Василия Ивановича.
Боровец же тем временем лихорадочно соображал: пора ли уже пускать в ход испытанное, всегда без осечки действующее, средство или подождать, поиграть еще в хозяйственника-патриота, лишь волею сложного стечения обстоятельств оказавшегося в неприглядном положении? Но вроде уже и медлить становится опасно. Вон они, и брата, и Крюкова подцепили. Кто следующий на очереди? Нет, пожалуй, пора. Если осторожно предложить, глядишь, и поубавит резвости.
Василий Иванович проследил взглядом за бегающей по протоколу ручкой Пантюхова: «Ишь как строчит бойко! Так оглянуться не успеешь, как на срок насочиняет. Время, время брать следователя с тыла. Но следует дать ему понять, что основное вознаграждение он получит после. Только, когда выйду из этих стен».
— Каюсь! — почти не сходящая с округлого лица улыбочка сменилась выражением тоски. — Допустил я промах, Леонид Тимофеевич. Грешен!
Пантюхов перестал писать.
— Все, что вы обнаружили, — начальник спецмонтажного управления чуть покачнулся на табуретке, — соответствует действительности. Но поймите меня, как человек человека: я старался для производства! Тому же Крюкову за проект щедро заплатил. Зачем? Чтобы он, как заказчик, душой к нашему управлению повернулся. Ну а то, что помог брату, жене с пенсией — так сколько они в конце концов получили? — Он закашлялся. — Мизер, ей-богу, мизер при нынешних масштабах. И я, Леонид Тимофеевич, — Боровец испытующе посмотрел на капитана, — верну, ей-богу, верну все до копейки! Более того, — голос его стал вкрадчивым, — я понимаю, что лично вам доставил немало хлопот. Трата здоровья, нервов на поиски всех этих доказательств, — Василий Иванович сокрушенно кивнул в сторону протокола. — Но вы не беспокойтесь. Я мужик порядочный! Готов на сатисфакцию в любом размере.
У Пантюхова начало сводить скулы. Вот каким боком поворачивается все! По крупиночкам собирали материалы, чтобы дать понять обвиняемому: пришел час ответа. Пока не поздно, включись в борьбу за самого себя. И вот он включился.
— Да вы не тревожьтесь, — по-своему истолковав молчание капитана, заспешил Василий Иванович, — частично возместить следственные издержки я и сейчас в состоянии, — он перевел взгляд на железную оконную решетку. — Несколько верных друзей и у арестанта найдется. Ну а если мне представится возможность покинуть эти стены, — многозначительная улыбочка расплылась на лице Боровца, — то поверьте, моя благодарность не будет иметь границ!
Теперь уже кашлянул капитан. Подобная сцена была ему не в новинку. Не первый раз пытались его купить. Порой предлагали суммы, превышающие его зарплату за десять, а то и за пятнадцать лет службы. Любимая работа почти постоянно подвергала его двум испытаниям, первым из которых был подкуп, а вторым — опасность впасть в немилость «сильных мира сего». Как старший следователь по особо важным делам Пантюхов имел дело с преступниками, занимающими достаточно высокое положение в обществе, обладающими значительным весом и связями. Такие не стеснялись в обмен на свободу посулить взятку. А когда «не проходило», у них оставался второй рычаг воздействия на непокорного: влиятельные знакомые. И те действительно звонили, заступались. Нередко сопровождали свои просьбы плохо скрытыми намеками на возможные неприятные последствия неразумного упорства следователя. И это были вовсе не пустяковые намеки, от которых Пантюхов мог легко отмахнуться и продолжать работу. Такие звонки бередили душу, выбивали из нормальной колеи. И без того трудное расследование крупных хозяйственных хищений осложнялось в еще большей степени. А случалось, что преодолеть это осложнение оказывалось даже труднее, чем выявить истину.
Капитан не спешил прерывать Боровца. Такой ход со стороны преступника — тоже своего рода признание. Признание того, что следствие на верном пути.
— Возможно, у вас проблемы иного порядка, — продолжал подбирать ключики Василий Иванович. — Скажем, квартирный вопрос: расшириться, дополниться. Или домишко в дачной местности интересует. Так ради бога! На то мы и строители, пусть и специфического характера, чтобы решать подобные вопросы.
«Хватит!» — решил Пантюхов. Довольно с него и сказанного.
— Вот что, уважаемый Василий Иванович! — капитан забарабанил пальцами по столу. Нагловатая ухмылочка Боровца выводила его из себя. — Давайте раз и навсегда договоримся: благодарить меня, оказывать мне какие-либо услуги вы не будете. Никогда! Понятно?
— Я понимаю, — откликнулся Боровец. — Как же, прекрасно понимаю. Только, Леонид Тимофеевич, вам, наверное, кажется, что я бог знает что еще натворил, — он прижал руки к сердцу. — Заблуждение! Кроме того, что вам уже известно, за мной ничего нет. Слово порядочного человека. Так зачем же тратить на меня здоровье и нервы? Не лучше ли поставить точку? Право слово, самое время. А мое пожелание сделать вам что-либо доброе... — Василий Иванович улыбнулся как можно дружелюбнее, — не расцените это как взятку. Это своего рода искупление совершенного греха.
— Поймите и вы меня правильно! — Пантюхов взял в руки протокол. — Мы с вами будем долго и тщательно работать, — Леонид Тимофеевич отметил, как помрачнел Боровец. — Все, понимаете, буквально все, что вы мне сообщите, я буду проверять самым тщательным образом.
То, что капитан не кричал, не стучал по столу кулаком, а говорил не спеша, будто обдумывая каждую фразу, действовало на Боровца угнетающе. Он уловил за этими спокойными неторопливыми словами решимость следователя довести дело до конца. А этого нельзя было допустить.
— И если проверка будет подтверждать правильность ваших показаний, — доходило до слуха, — значит, вы действительно заинтересованы в скорейшем окончании расследования. Уясните, пожалуйста, одну нехитрую вещь — любые ваши признания я обязан подкрепить документально. Ни голой, не обеспеченной доказательствами вины, ни бездоказательного оправдания у меня никто не примет. Следовательно, трудиться над сбором доказательств мне придется, и в случае откровенного признания с вашей стороны, и в случае запирательства, — Пантюхов положил протокол на стол. — А отсюда вытекает такой же несложный логический вывод: припирать вас к стенке опровергающими заведомую неискренность фактами или добывать те же факты в подтверждение вашей правдивости для меня не очень большая разница.
Капитан оценивающе взглянул на Боровца. Тот напряженно слушал.
— Разница, конечно, будет. Но, повторяю, для меня не слишком большая. А вот для вас, в зависимости от того, помогали ли вы мне или препятствовали расследованию, исход может быть разным. И он, как я понимаю, небезразличен не только вам, но и вашей семье.
Не убедил капитан Боровца на этом этапе следствия. Как ни старался, не убедил. Но и Василий Иванович не выиграл ничего. Более того, его абсолютная вера в свои испытанные средства несколько пошатнулась.
Глава 19
В среду утром 18 августа Пантюхов застал обоих своих помощников у себя в кабинете. Они оживленно спорили между собой и даже, поздоровавшись с ним, не сразу прекратили разговор.
— А я вам говорю, что политика англичан в Северной Ирландии выйдет им в конце концов боком! — энергично доказывал старший лейтенант Ветров капитану Курганову. — Такие жертвы, такой террор.
— Каким там боком, — снисходительно отмахивался чернявый, похожий на бурята Георгий Константинович. Он был не только выше старшего лейтенанта по званию, но и на семь лет старше. — Сколько там этих ирландцев — полтора миллиона. Скушает их Британия и не поморщится.
— А международное мнение! — не сдавался Ветров. Пантюхов уже заметил, что он вообще любит поговорить о политике.
— Чайку-то никто не догадался вскипятить? — обратился к спорящим Пантюхов. — Зря, зря. Это хорошо, что международная обстановка нам известна. Пожалуй, и про советский луноход знаете? А вот поближе к нашим, скажем прямо, уголовно наказуемым делам что-нибудь имеется?
— Имеется, — сразу же среагировал Георгий Константинович. — Шайку карточных жуликов наши ребята изловили. Девятьсот сорок четыре рубля пара шулеров у отпускника-дальневосточника в такси, пока от Толмачево до города ехали, выиграла. В тот же день голубчиков и накрыли. Парень-то без копейки остался. Бегом в милицию. Так столько добра у них дома нашлось! И квартирки-то кооперативные. А работали всего четыре месяца в году спасателями на лодочной станции.
— Понятно, — пробурчал Леонид Тимофеевич. — Ну а если уж совсем близко брать? По нашему, допустим, грешному спецмонтажному управлению. Есть что-нибудь новенькое?
— Есть, — сразу принял серьезный тон Курганов. — Те двое, Потапенко и Дубов, из премиального списка, на которых вы не обнаружили учетных карточек в отделе кадров, действительно не работали в спецмонтажном управлении. Премии получали за ввод кабельной линии связи в Саратовской области, в Каракалпакии. Трудились якобы в качестве кабельщиков-спайщиков.
Курганов говорил жестко, резко. Пантюхов уже заметил, что такая манера разговора вообще свойственна ему.
— Я побеседовал с рабочими, участвовавшими в прокладке кабеля на тех участках. С теми, естественно, которые находятся сейчас здесь, в Сокуре. Интересная получается картина, — узкие глаза Курганова удивленно приоткрылись, — все опрошенные в один голос утверждают, что эти лица не только не работали кабельщиками-спайщиками, но попросту не могли ими работать.
— Почему же? — Пантюхов отхлебнул свежезаваренный чай.
— Оказывается, это довольно высокое начальство. Представители заказчика из управления строящихся газопроводов.
Леонид Тимофеевич от неожиданности поперхнулся.
— Даже так?
— Да. Один рабочий мне прямо в лицо рассмеялся. «Чтобы, говорит, такие господа, как Потапенко и Дубов, за кабель взялись! Они сроду ручки марать не будут». Я поднял акты приемки тех линий. Потапенко и Дубов поочередно были в рабочих приемочных комиссиях председателями, а в государственных — членами.