— Так арестуй, — не задумываясь, откликнулась жена.
— А-рес-туй, — снова уходя в себя, медленно, по слогам повторил Пантюхов. — Легко сказать. А сделать? — он поудобнее устроился на табуретке и оперся плечами о прохладную кухонную стенку. — Да для ареста управляющего Ярцев потребует таких доказательств, каких не только я, а, пожалуй, и Шерлок Холмс не сумел бы сыскать. Еще бы! — Леонид Тимофеевич скривил губы, явно пародируя своего начальника. — Это ведь не карманник какой-то зачуханный, а руководитель союзного масштаба. Как же можно обидеть. Упаси бог!
— Смотри, конечно, Леня, — осторожно вымолвила жена. — Лишний раз ссориться со своим подполковником тебе тоже ни к чему. Может, и без ареста дело обойдется.
— Если бы обошлось, — глубоко вздохнул Пантюхов. — Я ведь крови не жажду. Сделал ошибку — признай откровенно. Да не все, к сожалению, признаются. Далеко не все.
— Жестокая все же у вас работа, — невольно вырвалось у Нины Евгеньевны. — Хватай, сажай! Что бы тебе в народном хозяйстве устроиться, жил бы как все люди.
Леонид Тимофеевич взглянул на жену.
— Можно, наверное, и в народном хозяйстве, Нина. Можно. Только я из милиции — никуда. А насчет жестокости... Тут ведь, как посмотреть. Глазами жулика — пожалуй, и впрямь жестоко покажется. А со стороны закона прикинуть — так кое-где и покруче бы взять можно.
— Ну, успокойся, успокойся, — пошла на попятный жена. — Я ведь так только — к слову. — Она поднесла к лицу мужа маленькое зеркальце. — Ты посмотри на себя. Совсем уже зеленый стал.
— Нельзя оставлять управляющего на свободе! — Пантюхов отстранил зеркальце. — Все концы спрячет и не одному подчиненному рот заткнет. А кто из нас прав, кто виноват, покажет следствие. Только оно. Ну и, конечно, суд, — закончил он, вставая.
Когда на следующий день рано утром Филиппова доставили из КПЗ в кабинет к следователю, Леонид Тимофеевич не сразу узнал его: изменилось выражение лица, куда-то девалась надменная, величественная осанка. Вместо крупного столичного руководителя, раздраженного никчемным вызовом к провинциальному следователю, перед Пантюховым сидел нашкодивший торгаш средней руки. Управляющий, видимо, и сам догадывался, какое он производит впечатление, и, по возможности, пытался взять себя в руки.
— Это же неслыханный произвол. Затолкать человека в камеру. Я хочу написать прокурору, — не повышая голоса, начал Филиппов.
— А вам никто и не запрещает. Желаете что-нибудь изменить в своих показаниях? — подчеркнуто официальным тоном осведомился Пантюхов.
— Да что ж менять, — сразу смешался управляющий. — Вроде, все рассказал, как было.
— Значит, взяток не брали, газовую плиту через садоводческий кооператив приобрели и часов золотых вам Боровец не дарил.
— Конечно! — Степан Григорьевич перевел взгляд с Пантюхова на его помощников. И Курганов и Ветров молчали. Это несколько обескуражило управляющего. Курганов что-то подчеркнул в раскрытой перед ним папке и дал прочесть Ветрову. Григорий Павлович согласно кивнул.
— Плиту приобрел в садовом кооперативе! А часы золотые... я купил за сто восемьдесят рублей в ювелирном отделе Петровского пассажа, — настаивал Филиппов.
— На плиту вам, конечно, в кооперативе выдали квитанцию, а на часы в магазине — паспорт? — еще раз пробегая глазами отчеркнутые Кургановым показания Боровца на этот счет, поинтересовался старший лейтенант Ветров. — Какая у них, кстати, марка?
Управляющий неприязненно покосился на него.
— Не помню я марку! Понимаете — не помню, — он шумно выдохнул воздух. — И паспорт на часы в магазине не получал, и квитанцию за плиту в кооперативе тоже.
— Степан Григорьевич, — Пантюхов с укоризной взглянул на управляющего, — вы же взрослый человек. Марки часов не помню, паспорт в магазине не давали. Кто же этому поверит?
Филиппов поправил выбившийся поверх пиджака воротничок сорочки. И выжидательно промолчал.
— Ну что же, — так и не дождавшись ответа, взял из рук Ветрова папку с показаниями Боровца Пантюхов. — Тогда у меня к вам еще будет вопрос. Просили ли вы начальника спецмонтажного управления достать вам телевизор «Темп-7»? И привозил ли он его вам?
— Какой телевизор? — тихо спросил Степан Григорьевич.
— «Темп-7» со Знаком качества, — повторил капитан.
С минуту Филиппов молчал. Похоже было, что он лихорадочно придумывает правдоподобный ответ.
— Кажется, припоминаю, — он доверительно улыбнулся. — Действительно, имел место такой случай. У заместителя министра товарища Хмельнова Виталия Борисовича был юбилей. Шестидесятилетие, знаете ли... — черные кустистые брови Филиппова сошлись к самой переносице. — Ну надо же было поздравить юбиляра от имени трестовского коллектива. Внимание к человеку и все такое прочее, — управляющий описал в воздухе плавную кривую. — Я вызвал своих спецов. Спросил, какой телевизор сейчас ценится. Сказали, «Темп-7» со Знаком качества.
— И вы такого в Москве не отыскали — обратились к Боровцу, — слегка подстегнул управляющего Пантюхов.
— В Москве-то они были, — чуть розовея, подхватил Филиппов, — но, к сожалению, без Знака качества.
— И вы...
— И я попросил Боровца. И позапрошлым летом он мне его привез во время очередной командировки. А я на своей машине в тот же день отвез подарок на квартиру юбиляру.
— Как вы считаете — за чей счет Боровец приобрел телевизор?
— Полагал, что за свой, — виновато наклонил голову управляющий.
— Вы и заместителю министра сказали, что подарок куплен начальником спецмонтажного управления? — будто не замечая потерянности Филиппова, доводил до конца свою мысль следователь. Степан Григорьевич с удивлением посмотрел на него.
— Ну что вы! Разве такие вещи говорят юбиляру. А тем более — заместителю министра. Сказал — от коллектива треста.
— А другие управляющие тоже подносили аналогичные подарки? — решил зайти с другого бока Пантюхов.
— Н... не знаю. Не могу сейчас с уверенностью сказать, — Филиппов ссутулился. — Дарственные адреса, цветы, в основном, подносили. Возможно, были и другие сувениры. С трестовских сотрудников, видите ли, много-то не соберешь для приличного подарка. Мой зам, например, только двадцать пять рублей собрал.
— Выходит, вы Хмельнову взятку в четыреста тридцать рублей вручили, — резюмировал Пантюхов. — Как заместитель министра, он, наверняка, в курсе трестовских возможностей в этом отношении.
Филиппов тяжело навалился грудью на стол.
— Нет! — у него сразу пересохло в горле. — Какая взятка, как вы можете? Виталий Борисович — честнейший человек. Его общественное положение, его должность, в конце концов, обязывают вас... — голос управляющего перешел на хрип. — И потом, — Филиппов оглянулся на замерших в напряжении Ветрова и Курганова, — он заплатил. Он заплатил за этот телевизор!
— Заплатил? — Пантюхов убрал с конца пера мешающую писать соринку.
— Вы... вызвал меня на следующий день, — с трудом подбирая слова, тужился управляющий. — Спасибо, говорит, за подарок. Прекрасно показывает. Качество изображения отменное. И отдал мне за него деньги — все до копейки.
— Кто это может подтвердить?
— Господи! — управляющий даже схватился за виски. — Неужели вы и это собираетесь проверять? Допрашивать самого? — он закатил глаза кверху. — Помилосердствуйте! Всему есть предел.
— Значит, Хмельнов вам деньги за телевизор вернул, — словно не замечая волнения Степана Григорьевича, упорствовал Пантюхов. — А вы?
— Я тоже... — осекся на полуслове Филиппов.
— Что — тоже?
— Заплатил Боровцу, — Степан Григорьевич положил руки на колени и принялся постукивать по ним указательными пальцами.
— Так же — копейка в копейку? — переспросил Ветров.
Филиппов перестал постукивать пальцами.
— Не копейка в копейку. Три сотни только уплатил Боровцу, — подчеркнуто обращаясь именно к Пантюхову, ответил он.
— Почему же не все? — Леонид Тимофеевич чиркнул зажигалкой, прикуривая.
— В тот момент в наличии не было, — не сразу нашелся управляющий.
— А после?
— А после так и не отдал, — играя на искренность, вымолвил Степан Григорьевич.
— Допустим, — Леонид Тимофеевич положил сигарету на край пепельницы. — Ну а в отношении взяток, переданных вам Боровцом, как быть?
— Никак! — отрезал Степан Григорьевич. — Наговор, ложь и клевета. Брать не брал и знать ничего не знаю.
Пантюхов спокойно дописал последнюю строчку протокола. Посмотрел на часы.
— Что ж, пожалуй, вам пора пообедать, — он закрыл папку. — Подкрепитесь и продолжим, — уже вставший со стула управляющий встрепенулся:
— Что продолжать? И так уже всю душу, все карманы вывернул! Что еще продолжать?
— Разговор, Степан Григорьевич. Откровенный разговор, — пояснил капитан. — Мне кажется, он еще только начинается.
Разговор и впрямь оказался долгим. Четырежды в этот день пытался Пантюхов вместе со своими помощниками получить от управляющего союзным трестом правдивые показания. И все четыре раза Филиппов уходил от ответа.
На очной ставке с Боровцом Степан Григорьевич только крутил крупной коротко подстриженной головой и делал большие глаза: «Чтобы я брал у вас наличными! Побойтесь бога, Василий Иванович. Отродясь этого не было».
В дело вмешался подполковник Ярцев. Он самолично допросил Боровца после очной ставки. Тот почти слово в слово повторил свои предыдущие показания и добавил, что взятки управляющему давал, преследуя производственные цели.
— Вы же писали и говорили, что Боровец крайне порядочный, уважаемый человек, — заметил Пантюхов Филиппову, когда тот в конце второй очной ставки чуть ли не с руганью обрушился на своего подчиненного, обвиняя его почти во всех смертных грехах.
— Я знал его таким до вашей камеры, — огрызнулся разгоряченный перепалкой Степан Григорьевич. — Но если у него язык поворачивается приписать мне более семи тысяч рублей, я вынужден изменить свое мнение!
Поздним вечером Филиппова увезли в КПЗ. Кончались первые сутки с момента задержания.