— Ну-с, с чем пожаловали? — обратился он к Пантюхову, приглашая вошедших садиться. Вопрос прозвучал чисто риторически. Областной прокурор знал о цели их прихода и без лишних проволочек принялся просматривать материалы, привезенные следователем. Он был уже в курсе ведущегося следствия, но тем не менее самым скрупулезным образом изучал показания. Особо внимательно прочел подготовленное следователем постановление об аресте Филиппова.
— Вы твердо убеждены в необходимости столь жесткой меры? — прокурор вновь испытующе посмотрел на Леонида Тимофеевича.
— Если мы действительно хотим раскрыть это дело до конца, то да! — несколько нервозно откликнулся Пантюхов. Михаил Афанасьевич предостерегающе положил руку на его плечо.
— Не надо горячиться, — прокурор раздумчиво покрутил металлическую пуговицу своего мундира. — Не следует забывать — арест должен быть очень веско обоснован.
— А у нас что? — Леонид Тимофеевич высвободил плечо. — Разве мало доказательств: показания Боровца, признание Филиппова! — Пантюхов кивнул на принесенные ими материалы.
— Так-то оно так, — прокурор придвинул к себе постановление. — Да вот признания-то управляющего уж очень неуверенные. То брал деньги, то не брал, но наговорил на себя со страху, то снова брал.
— Но, Павел Алексеевич, — мягко вмешался в разговор Доронин. — Ведь перемена показаний — не первый случай в нашей практике. Общая картина следствия дает возможность увидеть, что спецмонтажное управление находилось в явно привилегированном положении по сравнению с четырьмя другими, входящими в этот же союзный трест. Не за красивые же глаза делал это управляющий! Мне кажется, следователь совершенно прав. А если не будет вашей санкции, его работа невероятно усложнится, учитывая занимаемый Филипповым пост. Уж он-то постарается спрятать концы в воду. Мы очень рассчитываем на вашу поддержку.
Прокурор задумчиво повертел в руках авторучку. Доронину он верил. Не спеша набрал номер телефона и вызвал в кабинет своего помощника, непосредственно осуществляющего прокурорский надзор за милицией.
— Вот, Виктор Львович, — обратился он к вошедшему, чернявому, очень подвижному человеку, — товарищи пришли с постановлением об аресте Филиппова. Ты с делом знаком, прочитай и выскажи свое мнение.
— Я категорически против! — заявил помощник, бегло просмотрев документы. — Все слишком слабо и сыро, а Филиппов ведь не простой карманный воришка. Это человек с твердым положением в обществе. Мы обязаны это учитывать!
— Слышали, Леонид Тимофеевич? — усмехнулся прокурор.
— Слышал, — нехотя ответил Пантюхов. — Я это еще до прихода к вам слышал, но все равно.
— Пригласите-ка сюда Филиппова, — перебил его Павел Алексеевич.
Управляющего ввели незамедлительно.
— Ваши показания? — областной прокурор развернул перед управляющим протоколы допросов.
— Мои, — негромко ответил Степан Григорьевич. Строгая обстановка кабинета, прокурорские звезды на петлицах его хозяина действовали на него угнетающе. Он отвернулся. Сквозь слегка запотевшее окно в сизоватой вечерней мгле были видны огни большого гастронома. То и дело открывались и закрывались входные двери. С набитыми сумками и авоськами входили и выходили многочисленные для этого часа прохожие.
— Отказываться больше от своих слов не будете? — вернул его к действительности областной прокурор.
— Нет, зачем же. Я коммунист и несу полную ответственность за свои поступки, — он споткнулся на полуслове, почувствовав на себе пристальный неодобрительный взгляд Виктора Львовича. — Впрочем, и раздувать их излишне тоже не стоит, а то следователь... — Филиппов полуобернулся к Пантюхову и замолчал.
— Но факт получения взяток все-таки имел место? — Павел Алексеевич пригладил волнистые, зачесанные назад волосы.
Филиппов молча с сожалением развел руками: что, мол, поделаешь — грешен.
— Однако, прошу заметить, не семь тысяч, а не больше одной!
— И вещи брали? — выпрямился в кресле областной прокурор.
— За них я собирался со временем рассчитаться.
— Как же так получилось, Степан Григорьевич? — от гримасы участливой боли, появившейся на открытом крупном лице прокурора, управляющему стало не по себе. — Ответственный работник, член партии и допустить такое! У меня в голове не укладывается.
— Поверьте, — Филиппов снова посмотрел в сторону напрягшегося в ожидании помощника прокурора. — Это просто затмение какое-то, нелепый казус, что ли. Этот Боровец... он и святого совратит, наверное. Прилипает, как клещ, и попробуй — избавься от него! Сует, понимаешь ли, чуть ли не силой.
Павел Алексеевич устало прикрыл глаза рукой. Когда Филиппова увели, он подписал санкцию об аресте.
— Сейчас секретаря нет — завтра заверишь печатью, — со вздохом произнес он, протягивая Пантюхову бумагу.
— Напрасно вы так! — недовольно процедил Виктор Львович. — Мне думается, вовсе не обязательно держать сейчас Филиппова под стражей. Не сомневаюсь, что, оставаясь на свободе, он никуда от нас не убежит, а оскорблять его преждевременной тюрьмой — шаг, мало сказать — неосторожный, скорее всего — опасный. Кстати, и подполковник Ярцев в этом отношении со мною полностью солидарен, — бросил он камешек в огород Пантюхова.
Леонид Тимофеевич заметил, как сильно запульсировала синеватая жилка на шее у прокурора.
— Здесь, товарищ Гинзбург, решения принимаю я, — обрезал он своего помощника. — И я за них отвечаю!
Когда, уже за дверью прокурорского кабинета, Пантюхов стал натягивать свой полушубок, Филиппов спросил его, может ли он быть наконец-то свободен.
Леонид Тимофеевич, не застегивая пуговицы, сунул руку во внутренний карман и достал санкцию.
— Выходит, я арестован?! — с каким-то надрывом изумился управляющий.
— Выходит, что так, — подтвердил стоявший тут же майор Доронин.
Степан Григорьевич молча в течение нескольких секунд переводил разом обезумевший взгляд с одного милиционера на другого и вдруг, сбросив пальто прямо на пол, рванулся обратно к прокурору.
— Спокойно! — Леонид Тимофеевич преградил управляющему дорогу. — Вы там только что побывали.
— Пустите! — почти хрипел Филиппов. — Мне нужно сказать.
— У вас была возможность сказать все, что считали необходимым, — поддержал Пантюхова майор Доронин.
— А почему вы препятствуете? — неожиданно заступился за управляющего помощник прокурора. — Раз считает необходимым — пусть пройдет.
Благодарно взглянув на Гинзбурга, Филиппов кинулся в кабинет и, не добежав до прокурора нескольких шагов, с маху бросился на колени.
— Павел Алексеевич, прошу вас, помилосердствуйте! — нелепая поза, всклокоченные волосы, задравшиеся выше щиколотки брюки — ничто в эту минуту не смущало его.
— Встаньте немедленно, разве так можно! — взволнованно потребовал прокурор.
— Павел Алексеевич, матерью покойной клянусь, с испугу на себя наговорил! — в горле у Филиппова что-то заклокотало, он оперся правой рукой на ближайший стул и начал медленно подниматься.
— Как с испугу, ничего не могу понять! — недоуменно приподнял плечи областной прокурор.
— Да вот так, — проведя тыльной стороной ладони по лицу, почти всхлипнул Степан Григорьевич. — Сначала следователь, — он с обидой взглянул на дверь, за которой остался Пантюхов, — только про Боровца расспрашивал: кто он, да что он, да как до преступления мог докатиться. Потом уж за меня взялся — куда, мол, я-то глядел. Костюмы меховые поношенные, да часики золотые вместе с газовой плитой — все смешал воедино, как на вешалку на меня повесил!
Филиппов боялся, что его могут прервать, и говорил все быстрее.
— Так мало ему, — управляющий снова повернул голову к двери, — кровососу, показалось: на одном барахле далеко не уедешь. Получение взяток стал из меня выбивать! В кутузку упрятал, чтобы лучше думалось.
Филиппов сделал еще один шаг к прокурору, и Павел Алексеевич заметил, как лихорадочно блестят его глаза.
— А я не брал, — управляющий прижал руки к груди, — поверьте, не брал никаких денег!
— Зачем же неправду показали в таком случае? — возразил прокурор.
— А затем, чтобы любым путем из каземата этого ужасного выбраться, — голос Степана Григорьевича начал вибрировать. — Там же вот такие вот тараканы, — он показал полусогнутый средний палец, — сырость и вонь несусветная. Я же видел, как Пантюхов из кожи вон лезет с этим признанием! Не скажу, как он хочет, думаю, сгноит. А так — хоть до суда, полагал, отпустит меня подобру-поздорову. А уж суд разберется. И вот пожалуйста — санкция на арест! — он закрыл лицо руками и плечи его мелко затряслись.
— Сядьте, — прокурор чуть повысил голос. — Сядьте и приведите себя в порядок.
Филиппов на секунду оторвал руки от повлажневшего лица. Сел на стоящий у стены стул, уперся локтями в колени и снова уронил голову на ладони.
Когда несколько минут назад прокурор протягивал следователю собственноручно подписанную санкцию на арест Филиппова, он в глубине души испытывал определенные сомнения. Но будучи наслышан о кристальной честности Пантюхова, о его дотошности в ведении следствия, зачастую приносившей ему вместо лавровых венков серьезные неприятности, решил поддержать старшего следователя по особо важным делам. Тем более, что и сам Филиппов не отрицал факта получения взяток. Теперь картина резко менялась. Нужно было еще и еще раз очень тщательно взвесить все за и против. Дело Боровца и так весьма затягивалось. По существу, шел восьмой месяц расследования. Теперь с продлением сроков ведения следствия предстояло выходить на очень высокие инстанции. В том числе — на прокуратуру СССР. А это означало, что аргументы для ареста такой персоны, как управляющий союзным трестом, должны были быть абсолютно бесспорными. Чего, увы, уже нельзя было утверждать после явного отказа Филиппова от своих показаний. Возможно, другой областной прокурор, с большим стажем работы на этой должности, нежели Павел Алексеевич, и пошел бы на риск. Всякое случается в прокурорской практике. Но Павел Алексеевич занимал пост областного прокурора чуть больше полугода и старался хотя бы на первых порах ни в чем не выходить за рамки существующих правил.