Новоселов слушал внимательно.
— А после, значит, от всего отказался? — поинтересовался он у Пантюхова.
— Наотрез, — открыл ему нужную страницу показаний Филиппова Пантюхов.
— Да... — Николай Игнатьевич машинально перевернул еще несколько страниц. — Похоже, прохвост тот еще.
— Вот и я говорю! — оживился Леонид Тимофеевич. — Рассказываю, доказываю, показываю, где только могу, а мне не могут поверить.
— Не могут или не хотят? — не очень громко произнес Новоселов. — Есть небольшая разница.
— Что вы сказали? — переспросил, не расслышав, Пантюхов.
— Я говорю, в наши годы — мы ведь с вами примерно одного возраста — некоторые вещи уже нельзя понимать буквально. Кое о чем можно и догадываться, — теребя рукой жесткий подбородок, пояснил Новоселов.
Пантюхову не понравилась тень безнадежности, мелькнувшая при этом на его прочерченном двумя глубокими носогубными складками лице.
— И каков же ваш вывод? — Леонид Тимофеевич выключил уже не нужный магнитофон.
— Вывод один — буду докладывать высокому начальству! А уж что решат — предсказать не берусь. — Николай Игнатьевич с сожалением развел руками. — Нынче уже совсем поздно, а завтра жду вас в прокуратуре. Основные материалы прихватите с собой. — Новоселов ненадолго о чем-то задумался. — Вопрос не из легких. Все зависит от точки зрения. А она у всех разная, как вы знаете. И так и сяк повернуть можно. И доводы соответствующие найти. Но — будем надеяться! — Николай Игнатьевич поднялся. — Ищущий да обрящет.
— Я еще кое-кого с собой прихвачу, — насупился Пантюхов.
— Попробуйте, Леонид Тимофеевич, — Новоселов взялся за ручку двери. — Только сдается мне, — он как-то грустно посмотрел на капитана, — в этом бою огонь вам придется брать на себя.
Разговор с помощниками немного оживил Пантюхова.
— Интересная картина получается, — докладывал Ветров. — Говорят, Боровец в последние годы до того обнаглел, что дверь в кабинет управляющего, что называется, пинком открывал. Многие заседания техсовета треста сам проводил, когда был в Москве. Филиппов только величаво восседал во главе стола. Решения принимал Боровец: какому управлению какую технику дать и сколько — сам определял. Не впрямую конечно. С витиеватыми оговорками — он-де только советует, как лучше. Но противников своих взглядов, что называется, в упор не видел. А вот на тех заседаниях технического совета, где рассматривались рацпредложения Василия Ивановича, он не всегда изволил присутствовать. И без того был уверен в успешном исходе.
— Кто конкретно это показывает? — перебил капитан.
— Старший инженер треста по рационализации Анисимов, например. Помните рацпредложение Боровца и главного инженера Удальцова о замене ручной прокладки кабеля связи через арыки и каналы на механизированную в районе Хивы?
— За которое они чуть не по две тысячи вознаграждения отхватили? — кивнул Пантюхов.
— Вот-вот! Так Анисимов говорит, что члены техсовета дважды отклоняли его. Известные всем механизмы — те же бульдозеры, применяются по своему же прямому назначению — для разработки дна оросительных каналов. Мехспособом укладывается кабель и все засыпается опять же бульдозером. А по проекту разработка грунта в каналах предусмотрена экскаватором и кабель кладется вручную. Тот еще проект. Будто специально для таких вот «рационализаторов» придуман. В общем, новаторы звезд с неба не хватали и техсовет оценил их «изобретение» по достоинству. Как сказал Анисимов — большинство членов совета решительно проголосовало против. Но слово взял Филиппов. Заявил, что спецмонтажное управление в результате реализации предложения получило большую экономию и нельзя, мол, обидеть виновников торжества. «Рекомендую считать ценным вкладом в производство», — голосом Филиппова отчеканил Ветров. — Ну подчиненные помялись, помялись — вышли из зала, не голосуя. А запись-то в протоколе осталась — «считать одобренным». Анисимов же под диктовку Филиппова и написал.
— С кем еще переговорили?
— С заместителем начальника отдела снабжения треста. С главным диспетчером треста Миловидовой, с начальником техотдела. С кем еще успеешь за неполный день. Миловидова, кстати, была членом приемочной комиссии саратовского участка кабельной связи. Того самого участка, где Филиппов с Боровцом были, когда предполагалось Ларионову полтысячи для поправки личных дел вручить. Этот самый Ларионов и вывел нас на Миловидову. Пусть она, говорит, вам расскажет, какие Боровец им банкеты купеческие закатывал!
— Ну а про полтысячи, предлагаемой лично ему, Ларионов-то подтвердил? — цепко продолжал держаться за следственную цепочку Пантюхов.
— Подтвердил и даже подивился наглости Филиппова, очевидно, присвоившего эти деньги.
Леонид Тимофеевич взглянул на часы. Давно пора было уже отправляться в гостиницу на ночлег, но какой тут сон.
— А с чего же это Ларионов про банкеты-то намекал? Их ведь, надо полагать, в его честь устраивали. Как-никак — представитель министерства.
— Да он непьющий, — улыбнулся Ветров. — Раздражали его эти застолья. К тому же, на Филиппова изрядно зол. Вот и выкладывает нам, вроде бы, все начистоту. А риск для него небольшой. Ну подписал акт приемки не шибко качественного участка кабельной связи. Так не он один принимал — целая комиссия. К тому же, в акте указаны недоделки и Боровец обязался их исправить.
— Про Филиппова-то не забыл? — Леонид Тимофеевич устало откинулся на спинку стула.
— Забыть-то не забыл, — нахмурился Ветров. — Только время сейчас работает на Филиппова. — Он на секунду смолк, как бы обдумывая дальнейший рассказ. — Еле дозвонился до Степана Григорьевича уже под конец дня. Трубку жена сняла. Болеет, говорит, управляющий. Простуда у него. Кое-как убедил к телефону его позвать. Минуты две он мне в трубку кашлял. Потом заявил, что находится на больничном. Предписан строгий постельный режим, потому — никаких встреч. Ему, мол, здоровье дороже.
— Может, и впрямь занемог человек? — Пантюхов осторожно помассировал пальцами затылок — начинало ломить голову, а ему сейчас, как никогда, нужно быть в форме.
— Вполне мог бы допустить такое, — Ветров аккуратно закрыл папку с собранными за день протоколами. — Но... пока не мог дозвониться Филиппову на квартиру, решил навести справки у их соседки. Она раньше присутствовала в качестве понятой при обыске и у меня был ее номер.
Соседка сообщила, что недавно встретила Филиппова на лестничной клетке. Он очень спешил. Сказал, что на вокзал, мол, жену встречать. Внизу машина ждет.
— Брать его нужно, Леонид Тимофеевич! — добавил Ветров. — Как можно скорее брать, иначе — все следы порошей заметет.
— Завтра иду в прокуратуру Союза! — глухо отозвался Пантюхов. Ему неожиданно стало душно в этом маленьком чужом московском кабинетике.
— А если с союзной прокуратурой выйдет пустой номер? — вопрос Ветрова был Пантюхову как соль на рану. — Мне ребята еще перед отъездом сюда говорили: если с арестом Филиппова в Москве ничего не получится, плохо вам будет. Всей следственной группе.
Григорий Павлович говорил негромко. Но Пантюхову показалось, что он кричит. Разве так уж необоснованны его тревоги? Разве не такие мысли лезут в голову самому старшему следователю по особо важным?
— Да и здешние парни из УБХСС сильно сомневаются, что мы справимся с Филипповым, — продолжал старший лейтенант. — Мы, говорят, давненько за ним присматриваем. Чувствуем, что не чист на руку. А взять невозможно. Как угорь ускользает.
— Хватит, Гриша! — резко прервал его Пантюхов. — Что званий нам в случае провала у генерального не прибавится — и без тебя знаю. И ты знай и готовься в случае чего. На факты нужно смотреть реально. Но я иду в прокуратуру Союза не за провалом. Это ты тоже знай и учитывай! Многим бы хотелось, чтобы я туда не ходил. Но... — капитан оперся обеими руками о стол, — что сделаешь. Такой уж я уродился — несговорчивый.
— Я тоже хочу, — прямо глядя в глаза Пантюхову, раздельно произнес Ветров, — хочу, чтобы и вы знали. Каков бы ни был исход вопроса наверху, мы ни о чем не пожалеем. Ни я, ни Володя. Ни о чем.
— Ну и хорошо, — вздохнул Леонид Тимофеевич. — Зови Карташова — он там что-то у дежурного выясняет — и пошли в гостиницу. Спать! Завтра само покажет.
В пятницу с самого утра полковник Соколов и капитан Пантюхов прибыли в прокуратуру СССР. Располагалась она, как и Главное следственное управление, в старинном особняке.
Помощник генерального прокурора, к которому их провел Николай Игнатьевич, оказался высоким мужчиной лет пятидесяти. На нем был, к удивлению Пантюхова, не прокурорский китель, а модная коричневая курточка с клапанами и коричневые брюки.
— Вот, Игорь Семенович, товарищи, о которых я вам докладывал, — выступил чуть вперед Новоселов.
— Вижу, вижу, — хозяин тесного, как, впрочем, многие московские служебные помещения, кабинета слегка приподнялся из-за стола, на котором громоздились неровные стопки книг и папок. — Ну что же, — помощник генерального прокурора выпрямил спину. — Займемся вашим вопросом.
Взволнованному посещением столь высокого заведения Пантюхову очень понравилось, с каким вниманием Игорь Семенович выслушал Новоселова. Тут же в их присутствии сам просмотрел основные материалы. Послушал магнитофонную пленку, комментарии Леонида Тимофеевича.
— Зайдите через пару часов, — неожиданно жестко прервал помощник так хорошо, по мнению Пантюхова, начавшийся разговор. — Папки пока оставьте у меня, — ответил он на немой вопрос капитана. — И еще, — остановил он сибиряков уже у самых дверей, — пусть придет только следователь. — Игорь Семенович задержался оценивающим взглядом на Пантюхове. — Вы, товарищ полковник, больше не нужны. Все равно заместитель, — он уважительно кивнул куда-то в сторону, — примет только его.
Через два часа Леонид Тимофеевич снова оказался в знакомом кабинете.
— Куришь? — внезапно перешедший на «ты» помощник генерального придвинул ему початую пачку сигарет. — Кури, чтоб их всех разорвало... — он вычурно выругался.