В напряжении находились и агенты уголовного розыска.
— Придут?.. Не придут?
В третьем часу ночи тихо стукнула щеколда калитки. Во двор проскользнула тень. Аракелов сделал знак — Эльза отложила книгу, подошла к окну, задернутому тюлевой занавеской. Раздался робкий стук в стекло. Эльза не отвечала. В окно еще раз постучали. Послышался осторожный голос.
— Анна Семеновна, откройте. Вам письмо от Саши.
— Ой!.. — послышался в ответ шепот «Анны Семеновны». — Не может быть!.. Скорее заходите через тамбур, я открою.
Неизвестный направился к черному ходу. Только протянул руку, как дверь распахнулась — и строгий голос:
— Руки вверх! Вы арестованы.
Ночной «гость» вскрикнул, как раненый заяц, ринулся назад, споткнулся о мусорное ведро, растянулся на земле, выстрелил в набегавших на него призраков. Ему тут же скрутили руки, вырвали пистолет. Громадная тень схватила за шиворот, подняла на воздух, встряхнула.
Суматошным лаем залилась соседская собачонка.
...Ночной «гость» пришел не один.
На другой стороне тупика, наискосок от дома Бобровой, прижались к забору две тени.
— Зачем он это делает на улице! — нервно вскрикнула женщина. — Столько шума...
Злоумышленник и злоумышленница и не подозревали, что за забором притаилась оперативная группа, возглавляемая Лугиным.
Распахнулась калитка, и все было кончено. Задержанных отправили в ТуркЧК.
Возглавлявшие операцию Фоменко и Цируль решили лично допросить сообщников тех, кто пытался «ликвидировать» Боброву.
— Кто такие? — грозно спросил Фоменко.
— Боровская Анна Михайловна, — кокетливо улыбнулась задержанная.
— А вы?
— Начальник команды разведчиков Второго полка Павлинов Александр Иванович, — с достоинством представился мужчина, яркий шатен в щегольском кителе.
— Что делали ночью в Безымянном тупике?
Боровская захихикала. Ответила жеманно:
— А что делают ночью мужчина и женщина, оставшись наедине?
— Для этого дела, гражданка, вовсе не требуется браунинг, который у вас отобрали при задержании, — резонно заметил Цируль.
Павлинов неопределенно хмыкнул.
— Миненко уже допрошен и во всем признался, — мрачно произнес Фоменко, хмуря густые брови. — Он и господина Павлинова выдал, и даже вас, гражданка Боровская, — женщина с сомнительным прошлым и сожительница упомянутого Миненко.
— Как вы смеете!.. — вскричала Боровская и осеклась пол тяжелым взглядом чекиста.
— В подвал их! — приказал Фоменко. — В раздельные камеры. Утром договорим. Утро вечера мудренее.
Лугин, отправив задержанных в ЧК, оставил опергруппу в засаде, а сам направился в домик Бобровой.
Аракелов доложил:
— Задержали двоих: заместителя командира Первого Советского полка Знаменского Петра Павловича и комиссара Первого Мусульманского батальона Муравьева Федора Федоровича. Последний утверждает, что пришел передать письмо Бобровой от командира учебной команды Второго полка Сарычева. Уверяет также, что в последний момент обнаружил, что письмо потерял.
— В ТуркЧК его! — приказал Лугин. — Пусть не врет. Мертвые писем не присылают.
Муравьев изменился в лице. Жалкий, дрожащий, он пролепетал:
— Обещаете смягчение наказания? Я все расскажу... Все!
— Обещать ничего не могу. Меру наказания определяет не уголовный розыск, не Чека, а трибунал.
— Выслушайте меня! — взмолился Муравьев.
— Увести!
Уже в дверях Муравьев вдруг обернулся и заорал истошным голосом:
— Чистосердечное признание!.. Чистосердечное!.. Знаменского задержите!.. Знаменского!.. Я перед ним сошка. Знаменского!.. А-а-а-а!..
А Знаменский, сидя на полу в соседней комнате, с кляпом во рту, с руками, связанными за спиной, в бессильной злобе сжимал кулаки.
Эльза Цируль, отложив книгу, с нескрываемой иронией смотрела на бывшего заместителя командира полка.
Конец Блаватского
Военный комиссар Осипов, узнав утром о сенсационных арестах, проявил себя незаурядным актером. Вскочил, вскинул кулаки к потолку.
— Ах, контры!.. Что делается, а!.. Недаром партия призывает нас к бдительности! — выхватил маузер. — Вот... Собственноручно расстреляю. Попрошу оказать мне доверие...
Оставшись же наедине с самим собой, долго пил воду. Погляделся в карманное зеркальце. Лицо позеленело, в глазах смятение. Неужели конец?!. Знаменский дур-р-рак! Поперся «устранять» Боброву. Он же связан с Блаватским и, конечно же, выдаст его! Что делать?.. А возьмут Блаватского — мне крышка... А что, если, как говорится, «убить сразу двух зайцев»?.. Но как?
Он распорядился не беспокоить его. Никаких посетителей — ни по личным, ни по служебным делам. Он, военком Осипов, получил от правительства задание государственной важности.
Ему остро, болезненно хотелось сейчас напиться до положения риз. И все же он сдержал себя. Умные мысли приходят на трезвую голову. А сейчас надо думать, думать, думать!..
И вдруг его осенило.
Осипов рассмеялся. Как, оказывается, все просто.
Вызвал секретаря.
— Блаватского ко мне.
Вошел Блаватский. Грузноватый, тяжелеющий уже человек с изрядной лысиной. Но строевой выправки он еще не утратил. Осипов дружески приветствовал своего подчиненного. Он улыбался бывшему подполковнику Генерального штаба, годившемуся ему в отцы, которому, однако, Осипов говорил «ты», а тот ему — «вы».
— Как дела, старина? — спросил Осипов безмятежно.
— Тре маль... Очень плохо, — буркнул генштабист.
— Разве?.. Арест Знаменского тебя выбил из колеи?.. Плюнь. Он не дурак. Понимает: ежели выдаст тебя, ему полная крышка. А если даже и проболтается, я вступлю в игру. С военкомом шутки плохи. Потребую твоей выдачи. А там все устроим. Держи хвост морковкой!.. А сейчас — дело. Вот чек на шестьдесят тысяч рублей. Немедленно поезжай в банк. Это для ТВО. Привези лично мне. О чеке никому не гу-гу.
— Понял.
Блаватский уехал в банк. И тут же Осипов вызвал своего адъютанта Евгения Ботта.
Юный щеголь в пенсне вытянулся, являя собой самою преданность. Мысленно Ботт видел на своих плечах капитанские погоны, которыми он обязан шефу.
— Так вот, слушай внимательно... Наша блистательная карьера повисла на волоске. Откажешься — испустишь дух, так и не увидев на своих плечах капитанских погон. А ведь я мечтал тебя в полковники произвести, как только стану... Ну ты сам знаешь. А там и до генерала рукой подать.
— Что надо сделать? — осведомился Ботт, волнуясь.
Осипов ткнул пальцем вниз, где этажом ниже находился кабинет Блаватского.
— Хочет выдать?! — ужаснулся Ботт.
— Не хочет, но может. Надо перерезать ниточку, связывающую нас с ним.
— Как перерезать, Константин Павлович? — Ботт замер с открытым ртом.
Осипов внимательно посмотрел на своего адъютанта. Помедлил. Затем несколько раз согнул указательный палец.
— Понял?.. Всего лишь.
Ботт побледнел, лоб его покрылся испариной.
— Испугался? — тихо спросил Осипов. — А еще капитан. — Прищурив левый глаз, он испытующе уставился на адъютанта.
— Н-е-ет... Не испугался. Впервые такое...
— Привыкать надо. Впереди еще не то предстоит. Возьмешь с собой второго моего адъютанта, Стремковского, и его братца. И еще... Сыночка великого князя, Искандера Романова. Для гарантии. Чтобы все было в ажуре.
— Есть! — едва слышно пролепетал Ботт.
— И смотри у меня! — Осипов бросил яростный взгляд на адъютанта. — Если что не так... Всем вам каюк!
Ботт, неловко сделал «кругом», вышел из кабинета на ватных ногах.
Через час после обеденного перерыва вернулся Блаватский. Он вручил военкому шестьдесят тысяч рублей, и тот запер их в сейф.
— Пусть наши английские друзья не очень-то задирают нос, раскошеливаясь на содержание ТВО, — Осипов нежно погладил дверцу сейфа. — Мы тоже финансируем организацию.
На полном лице Блаватского расплылась довольная улыбка. Подполковник Генерального штаба, оголтелый монархист, он тяжело страдал, маскируясь под лояльного «красного военспеца». И он презирал выскочку Осипова, говорившего ему «ты». Блаватский был готов на все. Лишь бы уничтожить большевиков. А там посмотрим. И уж коли «белое движение» одержит верх, этому мальчишке, возомнившему себя Бонапартом, тоже висеть на виселице!
Заперев сейф на ключ, военком продолжал:
— А теперь, Григорий Васильевич, садись и пиши.
— Что писать? — не понял Блаватский.
— Ты пиши, пиши. Я продиктую. Отличный выйдет документ.
Осипов, неспешно шагая по кабинету, начал диктовать:
ВОЕННОМУ КОМИССАРУ ТУРКРЕСПУБЛИКИ
ТОВАРИЩУ ОСИПОВУ К. П.
Сим считаю необходимым доложить Вам о ставших мне известными фактах неблагополучного положения в учебной команде 2-го Советского полка. Еще до исчезновения командира команды Сарычева имел место беспрецедентный случай нападения его подчиненных на конвой. Сейчас отмечаются подозрительные сборища начальствующих лиц на квартире писаря команды Миненко, замеченного в антисоветской агитации как среди личного состава этой команды, так и в других частях гарнизона. В сборищах у Миненко участвуют, в частности, заместитель командира полка Знаменский, комиссар 1-го Мусульманского батальона Муравьев, начальник разведки 2-го полка Павлинов. Совершенно очевидно, что команда засорена элементами подозрительными, враждебными революции.
Докладываю по долгу службы. Со своей стороны считаю нужным предложить в качестве первоочередной меры соответствующую чистку и выявление антисоветских элементов.
По мере того, как Блаватский писал рапорт, лицо его светлело. На губах заиграла торжествующая улыбка. «Из молодых, да ранний этот нувориш Костик. Ловко придумал» — подумал Григорий Васильевич.
Прежде чем поставить подпись, поднял голову, спросил:
— Какую дату?
— Поставь двумя-тремя днями раньше.