Но это произошло позднее. А в ноябре «узники «Регины», как остроумно прозвали интернированных «дипломатов»-заговорщиков, изнывали от страха за свою судьбу. Они, хотя и поздно, но наконец поняли: с чекистами, с революционным народом шутки плохи!
И без того тощий, поджарый Фредерик Бейли совсем отощал. Его душили страх перед возмездием и злоба. Он еще покажет себя! Он еще схватит большевиков мертвой хваткой бульдога!..
Случай помог авантюристу. Поздно ночью он отправился в ватерклозет. Часовой, мерно шагавший по коридору взад-вперед, подошел как раз к вестибюлю, находясь спиной к выглянувшему из своего номера Бейли. Сердце разведчика готово было выскочить из груди. Не чуя под собой ног, он бесшумно (по ковровой дорожке коридора) проскользнул в заветную дверь, заперся в кабине. Оставалось разбить крохотное оконце почти у самого потолка, забранное двойной рамой. Изнемогая от ужаса, Бейли стал карабкаться по трубе на сливной бачок, сорвался, угодил ногами в унитаз... Вновь стал карабкаться... О счастье! Рамы оконца еще не задраили на зиму. Он осторожно раздвинул створки, выскользнул наружу ужом, упал, больно ударившись задом о булыжную мостовую. Сдержал рвавшийся из груди крик боли. Огляделся... Опять удача! Часовой внешней охраны находился в дальнем конце здания, на углу Иканской и Петроградской, возле ресторана «Регина». Фредерик Бейли, гордый бритт, как трусливая ящерица, пополз по грязной мостовой, скользнул в арык...
Тридцать лет спустя Фредерик Бейли напишет книгу «Миссия в Ташкент», в которой расскажет о своих приключениях, обрисовав себя, разумеется, неустрашимым «суперменом». О своих клозетных подвигах он, конечно же, из скромности не упомянет. Просто удалось бежать из лап кровожадных чекистов и пробраться под крылышко эмира Бухарского.
Сокрушительный удар по Туркестанской военной организации и ее иностранным пособникам предотвратил катастрофу, нависшую над молодой Туркреспубликой. Однако работа чекистов и сотрудников уголовного розыска продолжалась. Был выявлен еще ряд участников готовящегося заговора, в который раз подтвердилось то, что враги революции широко использовали в качестве предполагаемой «ударной силы» отпетых уголовников-рецидивистов.
Мария Кручинина
Заместитель начальника уголовного розыска Самсон Артемьевич Аракелов уже давно собирался допросить бывшую сестру милосердия Кручинину. Разыскать ее было нелегко. Крыши над головой она не имела. Ночевала там, где стирала белье. Наконец агенты отыскали Кручинину.
Аракелов учтиво пригласил ее сесть. Заговорил весело:
— Ну что ж, давайте познакомимся, — он представился, блеснув белоснежными зубами, приветливо посмотрел на миловидную блондинку с прекрасными голубыми глазами. Внешний вид Кручининой свидетельствовал о гордой бедности. Старенькое платьице, штопаные-перештопанные чулки, стоптанные туфельки, простенькая косынка. Все старенькое, ветхое даже, но чистенькое, выглаженное. По всему было видно, что женщина голодает: нежная кожа лица обрела землистый оттенок, под глазами темные круги. Кручинина тревожно взглянула на Аракелова.
— Да вы не волнуйтесь, — успокоил Самсон Артемьевич. — У нас к вам претензий нет.
Кручинина мучительно покраснела.
— Очень прошу, — повторил Аракелов, — не волнуйтесь. Мы пригласили вас, надеясь на вашу помощь.
— Я готова, если смогу, — тихо произнесла Кручинина.
— Мария Леонтьевна, нам известно, что вы были не так давно на вечеринке у некоей Панкратовой.
— Была, а что?
— Не тревожьтесь, вы ни в чем не виноваты. Хотелось бы только кое-что уточнить насчет гостей. Из женщин были Панкратова, Муфельдт и вы, не так ли?
— Да.
— И было трое мужчин. Верно?
— Нет. Четверо было.
Аракелов насторожился. Неужели свидетельница темнит?
— Четверо? Кто же, конкретно?
— Поручик фон Франк, поручик Карпович... — Кручинина задумалась. — Третьего назвать не могу. Его никак не называли. Фон Франк, правда, как-то обратился к нему со странной фразой: «Слушай, Тля, не многовато ли пьешь? У нас еще дела». Почему — Тля? Ума не приложу. Грубый, неприятный субъект. Никакого воспитания.
— Ну, а четвертый?
— О!.. — глаза Кручининой наполнились ужасом. — Совсем страшный человек. Как он попал в эту компанию — просто удивительно. Настоящий бандит! Глазищи, как угли, сверкают, преступные. Лоб гориллы!
— Имя?
— Сам представился мне. «Абрек, — сказал, — меня зовут». Голос хриплый, звериный какой-то. Пил стаканами, а не пьянел. И еще хвастался фон Франку. Я ничего не поняла. Говорил: «Сегодня исполнилось ровно два месяца, как Клубничка помирал. Пью за упокой его поганой души!»... — Мария Леонтьевна пожала плечами. — Бред какой-то.
А Аракелов порадовался. Значит, двое бандитов не поделили «сферы влияния». Вот, оказывается, почему Клубничка не подает признаков жизни. Пришил его Абрек.
Вслух же произнес:
— Мария Леонтьевна, нам доподлинно известно, что на вечеринке было трое мужчин. Откуда взялся этот... Абрек?
— Он из соседнего двора через забор... И ушел так же.
— Раньше других?
— Да. Так рада я была, когда он ушел!.. Так рада!
— Боялись его?
— Очень. Зверь, а не человек. А главное — он стал ухаживать за мной. Я поняла, что Муфельдт затем меня и пригласила, чтобы познакомить с этим страшилищем. На прощанье он сказал такое, что у меня ноги подкосились: «Готовься к свадьбе, Мура. Ты мне нравишься!», — Кручинина, разволновавшись, попросила воды.
— Откуда вам известно, что Абрек лазил через забор? — поинтересовался Аракелов, как только свидетельница немного успокоилась.
— Я вышла во двор. Там на мангалке мясо жарилось.
— Мясо!.. — невольно вырвалось у Аракелова. Он проглотил слюну, смутился.
Смутилась и Кручинина.
— Офицеры все с собой принесли.
— А дальше что?
— Вижу: через забор перемахнул человек. Легко, будто кошка. Я как увидела его страшное лицо, едва чувств не лишилась. Зверская физиономия. Он говорит: «Не бойся. Я красивых женщин не обижаю». А когда он уходил, я во дворе самовар разводила. Помахал мне ручищей и опять через забор.
«Вот почему Соколовский и Беккудиев видели лишь троих», — подумал Аракелов. — И эта Муфельдт, стало быть, знакома с Абреком. Странное и подозрительное знакомство». Вслух же сказал:
— Ну, а после вечеринки?
— Елизавета Эрнестовна позвала меня к себе ночевать. Сели на извозчика и поехали.
— А мужчины куда пошли?
— Понятия не имею.
— После вечеринки вы виделись с кем-нибудь из мужчин?
— Нет.
Самсон Артемьевич смотрел в прекрасные, чистые глаза Кручининой и проникался уверенностью: свидетельница не лжет. Такие глаза не могут лгать. Кручинина не знает о том, что двоих участников вечеринки уже нет в живых, даже не представляет себе, зачем уголовному розыску понадобилось расспрашивать ее о вечеринке. То и дело с тревогой она поглядывает на стоящий в углу потеляховский чемоданчик. Должно быть, бедняжка, с тревогой думает: «Все эти разговоры для отвода глаз. А вот как начнет этот кавказский человек мотать душу из-за чемоданчика!..»
И Аракелов вновь успокоил Кручинину:
— Да не смотрите вы на этот дурацкий чемоданчик. Обыкновенный чемоданишко, не змея. Хм... Значит, вы считаете, что вечеринку Муфельдт затеяла, чтобы познакомить вас с Абреком?
Кручинина смутилась, нервно потеребила в руках платочек.
— Да... И еще какие-то дела были. Карповича уговаривала пойти куда-то, а он отказывался, говорил: «Надоело все, живу, как волк. Не надо мне никаких... — Женщина задумалась. — Какое-то слово он сказал непонятное. Сейчас... Вот... Тэвэо. Не надо мне никаких тэвэо. Может, французское слово?
— Тэвэо? — мысленно произнес Аракелов, теряясь в догадках. — Что сие означает? Может, это сокращение — ТВО?.. Что же это?.. — И вдруг его осенило: Туркестанская военная организация!.. Фон Франк и действовал по ее заданию... Убил Карповича. Ладно, разберемся. — Самсон Артемьевич перевел разговор на Абрека. — Зачем Муфельдт понадобилось знакомить вас с Абреком? Откуда она знает Абрека?
— Не имею представления. Утром она мне сказала: «Я решила устроить твою судьбу. Хватит такой красотке заниматься постирушками. Озолочу тебя. Есть у меня знакомый, богатейший человек. Он желает, чтобы жена у него была блондинка с голубыми глазами», — Кручинина вспыхнула от гнева. — Какая наглость!..
— Зачем же вы пошли к Панкратовой?
— Лгать не буду. Последнюю неделю я буквально голодала. Не удержалась от искушения. Теперь, конечно, жалею.
— Не жалейте, Мария Леонтьевна. Вы очень хорошо сделали, что побывали у Панкратовой.
— Правда? — Кручинина улыбнулась. Улыбка у нее была милая, детская, светлая.
— Чем же кончился ваш утренний разговор с Муфельдт?
— Я ей сказала, что люблю Виктора Дмитриевича, жду его и выйду замуж только за него.
— А кто это, если не секрет, Виктор Дмитриевич?
— Штаб-ротмистр Лбов... Бывший ротмистр. Мой жених. Мы еще в четырнадцатом году собирались пожениться. Случайно встретились здесь в Ташкенте. А Елизавета Эрнестовна смеется: «Забудь о Викторе. Кто он сейчас? Рядовой в полку. А я тебе приготовила настоящего жениха». Сперва я думала, что она шутит. Когда же пришла к Панкратовой... — Кручинина не договорила, заплакала.
— Не надо плакать, Мария Леонтьевна, — Аракелов налил из графина воды, предложил женщине. — За Абрека мы вас не отдадим. Это точно. Расскажите лучше о своем женихе Лбове.
— Встретились случайно на Куйлюкской, возле Военного комиссариата. Увидели друг друга — глазам не верим. Обрадовались безумно, А немного погодя узнала я, что Виктор служит рядовым в учебной команде Второго полка под чужой фамилией. Я еще посмеялась, говорю: «За кого же мне замуж выходить, за Лбова или за Николаева?»... Глупо пошутила. Виктор помрачнел. Стал жаловаться, что очень переживает свой обман. Побоялся стать на учет как бывший офицер. Я говорю ему: «Пойди и встань на учет». Он отвечает: «Ты с ума сошла! Меня же немедленно расстреляют! Все так говорят. Обязательно — к стенке!»