Бил Осипова тяжелый, изнуряющий озноб. Может, он простудился в полковом леднике?
К Осипову подошел худой и прыщавый человек с помятым лицом. Прежде он был студентом. Не одолев ученой премудрости, начал играть на скачках, таскаться по домам с розовым фонариком. У Осипова он командовал взводом особого назначения. Бросив руки по швам, лихо доложил:
— Жду ваших приказаний, господин главнокомандующий!
Кровавый палач, почесав обеими ладонями заиндевелую щетину на щеках, распорядился коротко:
— Садись, дружище Ростовский, в броневик и — в Народный банк!
Остальным адъютантам и порученцам приказал:
— Пусть хоть кровь из горла, а всюду держать оборону!.. Пускай воюют. А тем временем... Наиболее верные мне люди... Мы уйдем. А нашим защитникам — стоять насмерть! Пускай гибнут!.. Что такое жизни кадетиков, уголовников и прочих!.. Когда речь идет о нас с вами, господа?!
Прыщавый Ростовский, уже в дверях, обернулся:
— Вы нам, господин главнокомандующий, обещали кое-что... Я своих солдат держу у входа в Народный банк, хотя там шрапнель буквально выкосила все и вся!.. Как быть?
— Действуй, господин Ростовский. Уговор дороже денег.
Осипов уселся на бочку с квашеной капустой и вдруг страшно, тихо, пугающе прошелестел:
— А-а-а-а...
Мертвый Блаватский, возникнув меж мешков с мукой, с развороченным пулей лбом, улыбался и беззвучно шептал:
— Милль пардон, мон шер кадавр![25] Как дела?.. Кого еще отправили в райские кущи?
— Прочь!.. Прочь!!! — завопил убийца, содрогаясь. — Чур меня!.. Чур! — он выхватил маузер. Блаватский усмехнулся и исчез.
Осиповские смертники яростно отбивали атаки. Они и не предполагали, что «диктатор» обрек их на гибель.
Тем временем Ростовский со своим взводом под прикрытием броневика орудовал в Народном банке. Мятежники изымали ценности, валюту, деньги. Контролер Народного банка Виктор Викторович Глебович, импозантный мужчина с благородными сединами, помогал грабителям. Он старался держаться этаким ухарем-купцом, которому ничего не жалко. Подводил к сейфам, открывал хранящимися у него ключами стальные махины. А в душе его кошки скребли. У него, Глебовича, отнимают такое выгодное дело!..
— Господа! — ворковал Глебович. — В этом сейфе банкноты. Покорнейше прошу пересчитать и выдать расписку... А в этом хранилище — золото! Пятьдесят тысяч в царской чеканке.
Подошел Ростовский.
— А вот там два сейфа. Что в них?
— Конфискованные ценности, — проговорил Глебович, вздыхая. — К сожалению, ключи от сейфов находятся у кассира господина Фирфарова.
— Адрес.
Глебович назвал адрес. Некоторое время спустя приволокли Фирфарова. Подталкиваемый пистолетными стволами, он отомкнул сейфы. Глебович пояснил:
— В этом сейфе ценности злодейски убиенных супругов Мельниковых. Всего — поболее миллиона!.. А вот в этом — богатства Елизаветы Муфельдт. Уголовный розыск сдал на хранение. Это прямо-таки Эльдорадо!..
В сквере раздались выстрелы. Грабители бросились к окнам.
— Не тревожьтесь, господа, — объявил юнкер, вошедший в банк. — Ничего страшного. Просто по приказу Осипова, главнокомандующего и диктатора, поручик Курков с командой расстреливает захваченных в плен красноармейцев и рабочих.
В городе гремели ожесточенные бои. Мятежники отстаивали каждый шаг, каждую пядь земли. Их пулеметы косили с крыш и из слуховых окон цепи наступающих.
И они, смертники осиповские, не знали, не ведали, что именно в это время отряд «диктатора» тайно покидает Ташкент, держа путь по Чимкентскому тракту.
Подались было в сторону Чимкентского тракта и те, кто совсем еще недавно витийствовал на Пушкинской улице. Это было стихийное стремление уйти, скрыться, раствориться в небытии. Но их удержала собственность. Оставить свой дом. Покинуть свои ценности! Расстаться с... Со всем расстаться!.. И поэтому «бывшие», выйдя на Чимкентский тракт, остановились в смущении.
И их глазам представилась унылая картина исхода. Впереди колонны мятежников ехал на коне обесславленный «диктатор» и палач Осипов. Сидел он на коне нелепо, глупо, как собака на заборе. Каракулевая папаха сбилась на лоб. Глаза мертвые.
Из толпы выскочила Муфельдт, простоволосая, шальная. Заорала:
— Котик, куда же ты? Не бросай свою княгиню!!!
Осипов даже не оглянулся.
Елизавета Эрнестовна расхохоталась. Но ей не было смешно. Ей было страшно. Опора уходила из-под ее ног.
Палач, услышав хохот с истерическими нотками, мрачно взглянул на Муфельдт, но не узнал ее. Он вообще никого не узнавал, видел — и не видел, слышал — и не слышал. Кто-то ему взволнованно жужжит на ухо... Кто это?.. Вроде голос Ботта, а похож на Стремковского!..
— Заткнись! — прохрипел он, так и не поняв, что ему говорят и кто говорит.
Сейчас, глядя на покидающие город жалкие остатки осиповского воинства, Муфельдт изнывала от бешенства и страха. «Ку де гра» — разящий удар нанесли большевики! И что же теперь делать? Бежать в обозе мятежников?.. Рискованно. Осипов при сложившейся ситуации постарается уничтожить меня. Ему не нужны нынче опасные свидетели. Самой уйти?.. И оставить золото, деньги, драгоценности, захваченные уголовным розыском и сданные в Народный банк!.. Нет, это невозможно. Еще не все потеряно. Надо перейти на нелегальное положение. В банке есть хороший знакомый, Виктор Викторович Глебович. По профессии контролер, по призванию — спекулянт и бабник. У него доступ к банковским ценностям. С ним я смогу договориться. Он обеспечивает мне доступ к сейфам, я ему — доступ к моему телу. А коли заартачится, не захочет рисковать, хотя я ему предложу даже половину барыша?.. Есть другая отмычка — он занимается махинациями с валютой, скупает золото. За такие штуки большевики ставят к стенке!.. Решено, остаюсь.
Муфельдт не знала, что поручик Ростовский со своим взводом уже ограбил Народный банк.
Чимкентский тракт быстро пустел. «Бывшие» возвращались в свои дома, к своему имуществу, с трепетом ожидая дальнейших событий.
Простые рабочие люди радовались. Пожилая женщина, разгребая перед своим домиком снег, рассуждала вслух:
— Ироды! В святой день затеяли душегубство. Вот их и покарал господь.
Рабочий табачной фабрики «Тамерлан» расхохотался:
— Большевики их покарали, мамаша. Ну, а как ты сама-то насчет большевиков, одобряешь или?..
— В священном писании сказано, — уклончиво отвечала женщина: — Всякая власть от бога.
— Э, нет! — возразил рабочий. — Апостол Павел в данном случае оплошал. Не всякая власть от бога. Осипов чертом был ниспослан. Ну ему, чертяке, и всыпали, как положено!
— Золотые твои слова, касатик.
По дороге широко шагал красноармеец с забинтованной головой, неумело наигрывал на тульской двухрядке и орал счастливым голосом:
Эх, Осипов, куды ж ты котишься?
В наши руки попадешь — не воротишься!..
К утру двадцать первого января очаги сопротивления мятежников почти повсеместно были ликвидированы. Войска, рабочие отряды, национальные формирования и боевые партийные дружины соединились с крепостным гарнизоном в центре города. Отряд сотрудников Управления охраны, уголовного розыска, милиции перекрыл основные улицы и отрезал от Чимкентского тракта до шестисот мятежников во главе с генералом Павловским. Они сложили оружие.
Однако Осипову с отрядом в пятьсот штыков и сабель удалось вырваться из города. Помог ему избежать заслуженной кары командующий войсками Колузаев. Член ЦК левых эсеров понимал, что, поймай большевики кровавого «диктатора», тот помалкивать не станет, все выложит. А у Колузаева с Осиповым было много тайн. В сущности, они не сошлись только в одном: кому быть «диктатором».
И теперь Григорий Колузаев принимал лихорадочные меры к тому, чтобы кровавый предатель выбрался из города. Командиры всех трех штурмовых отрядов, которые тогда назывались «флангами», доносили о том, что настроение бойцов самое боевое, бодрое. Тем не менее на заседании Временного военно-революционного Совета Колузаев заявил: люди устали, голодны, страдают от холода!
По настоянию большевиков и рабочих вдогонку за мятежниками был отправлен отряд. Но и тут Колузаев с помощью члена Совета, левого эсера Панасюка, помог предателю. Отряд он сформировал из необстрелянных людей, посадил их на обозных лошадей, никогда не бывавших под кавалерийским седлом. Тем не менее началось преследование осиповской банды. К двум часам дня Ташкент был полностью очищен от мятежников.
На вокзале вдруг поползла лента телеграфа. Аппарат отстукивал открытым текстом: «Осипова или Агапова прошу аппарату... Капитан Мацкевич».
В предвидении такого запроса возле телеграфиста давно уже находился работник ТуркЧК. Кто такой Мацкевич?.. Это же гвардейский капитан Мацкевич, в распоряжении которого в районе станции Кауфманская находится около тысячи кулаков, головорезов, всякого сброда. Очевидно, Мацкевич и не сомневается в успехе мятежа, если запрашивает без шифровки. Осипова или Агапова просит к аппарату. Значит, Агапов...
Телеграфист под диктовку чекиста отбил ответ:
«Кто такой капитан Мацкевич?»
Ответ пришел незамедлительно:
«Командую тысячью человек тчк Жду команды Осипова идти Ташкент помощь зпт не имею оружия тчк Жду указаний тчк.
Ответ Ташкента:
«Ждите аппарата тчк Пригласим Агапова тчк Осипов наводит порядок городе тчк».
К этому времени уже состоялось объединенное заседание Временного военно-революционного Совета с представителями ТуркЦИКа и Ташсовдепа, где было решено: до созыва VII съезда Советов Туркреспублики сформировать Временный военно-революционный Совет нового состава. В него избрали 14 человек. Председателем его стал большевик Аристарх Андреевич Казаков.
Чекист тут же позвонил Казакову, доложил о происшествии.
— Потяните немного, поразвлекайте Мацкевича. А мы тут все быстро решим.
«Почему не подходит Агапов?» — запрашивал настырный Мацкевич, которому, видимо, не терпелось ввязаться в свалку, отличиться и заполучить в новом «правительстве» теплое местечко.