ую руку.
«Вальтер» Святого с пустой обоймой онемело молчал.
Метнув бесполезный кусок железа в лицо нападавшему, Святой отпрянул в сторону, намереваясь пропустить и достать со спины охваченного слепой яростью киллера. Но тот прытко повернул, замахнувшись ножом для разящего косого удара, направленного в подъяремную вену. Широкое лезвие армейского ножа голубой молнией сверкнуло над Святым, таранившим кулаком солнечное сплетение громилы. Вспоров кожу куртки, сталь лишь рассекла левую руку бывшего спецназовца от плеча до локтевого сустава.
Сцепившись, противники покатились по асфальту. При падении с мотоцикла Святой сильно ушиб правое плечо. Травма, терпимая в обычной обстановке, в рукопашной схватке сковывала движения. Впрочем, пуля, располосовавшая сухожилия Карапуза, уравнивала силы.
Святой заставил верзилу выронить нож, вывернув ему запястье. На какой-то миг враг оказался сверху. Святой видел налитые кровью нечеловеческие глаза, выпяченный подбородок со стекающей ржавой пеной слюны и растопыренные пальцы, тянущиеся к его горлу.
– Врешь, падаль! Меня не возьмешь… – Ребрами ладоней Святой саданул по ушам турка.
Нижняя челюсть киллера выдвинулась на неестественную длину, выпуская наружу розовую лопату языка.
Не мешкая, Святой тыльной стороной ладони припечатал мясистый нос убийцы, но надобность в этом сокрушительном ударе отпала. Голова Карапуза качнулась, словно бакен на речной волне. Спазматически заглатывая воздух округлившимся ртом, палач сполз с противника. Короткопалые пальцы киллера царапали асфальт, а между лопаток торчал вонзенный по рукоятку нож.
Над агонизирующим убийцей, смахивающим на загарпуненного кита, стоял белый, как мел, водитель-дальнобойщик. Он протянул Святому руку, помогая подняться. Слова были излишни. Мужчины обменялись взглядами и, сохраняя молчание, направились к микроавтобусу. По пути Святой подобрал пистолет сбитого мотоциклом турка.
Вонь паленого мяса заставила их зажимать носы и морщиться от отвращения. Сладковатый смрад обуглившейся человечины перекрывал все запахи на свете. А виновник злодеяния, смуглолицый красавчик, внук Тургута Одноглазого и глава клана наркоторговцев, стеная, как последнее ничтожество, пытался вползти в щель между днищем «Улисса» и шоссе.
– Не подходите! – по-турецки орал раненый, уже не отдавая отчета своим действиям и словам, которых никто не понимал.
Надменность отступила перед желанием выжить.
– Подожди меня в машине! – Святой дотронулся до плеча дальнобойщика.
Тот вздрогнул, будто к нему прикоснулись электрошокером, втянул голову в плечи, предвидя намерения своего спасителя, и, не оглядываясь по сторонам, зашагал к трейлеру.
Нашпигованный свинцом Тургут, теряя сознание от боли и потери крови, одеревеневшей рукой с пистолетом направил оружие на смотревшего с высоты человека. Он чувствовал, что не сможет выстрелить в эти холодные и властные глаза.
– Я буду милосердным! – обращаясь к себе, произнес Святой.
Не ведя учет оставшимся в обойме патронам, он жал на курок, пока «беретта» не прекратила харкать огнем. Перевернув носком изрешеченное тело, дымящееся словно подгорающий шашлык, Святой бросил оружие.
– Возвращаю инструмент! – устало произнес он, вытирая налет гари с лица.
«Скания» позвала Святого протяжным резким сигналом. Высунувшийся по пояс водитель призывно махал рукой, торопясь покинуть место побоища. Святой бегло осмотрел салон микроавтобуса и подобрал с сиденья трубку сотового телефона. Потом, прихрамывая, пробежался, подхватил превратившуюся в тряпку сумку и, запрыгнув в кабину, улыбнулся водителю:
– Узнал безбилетного пассажира?
Спалетти, сдав трейлер назад, чтобы вывернуть из заноса в нужном направлении, остановился, внимательно посмотрел на говорившего, пока в памяти не проявился образ человека в тюремной робе, заскорузлой от грязи и запекшейся крови. Его спаситель и беглец, путешествовавший до Москвы под днищем рефрижератора, был одним и тем же лицом. Открытие настолько поразило дальнобойщика, что он даже пощупал Святого, подозревая в нем призрака.
– Не может быть! – выдохнул Джованни, убедившись в материальности старого знакомого.
– Бывает… – усмехнулся Святой, узнавший водителя раньше, когда тот протянул руку, помогая подняться. – Гора с горой не сходится, а человек…
– Невероятно! – восклицал дальнобойщик, похлопывая себя по щекам, будто желая проснуться. – А где мой оранжевый комбинезон?
– И майка?
– Комбинезон и майка?!
– Остались в России…
– Ты научился говорить на итальянском?
– Да.
– А тогда, тогда под Москвой… Ты знал одно-единственное слово, – захлебываясь, с радостным возбуждением приговоренного к смерти человека, вынутого из петли за секунду до казни, бормотал Спалетти.
– Быстро… – поддаваясь общему настроению, захохотал Святой.
– Быстро! – повторил водитель.
Пройдя поворот, «Скания» выехала на прямое, словно натянутая нить, шоссе, рассекавшее пространство в юго-западном направлении. Затерявшийся среди зелени садов трейлер увозил двух мужчин, которым было о чем рассказать друг другу.
А над рассыпающимся и опадающим вниз обелиском дыма, раскинув крылья, выписывал круги орел-стервятник, привлеченный ароматом паленого мяса и свежей крови. Птицу не привлекали живые люди. Стервятник, паривший над кладбищем на шоссе, надеялся отведать падали.
Железнодорожный вокзал Сан-Стефано-дель-Сантино – модерновое здание из стекла и бетона – напоминал пчелиный улей. Разноязычная толпа туристов, капризничавшие дети, разморенные жарой, галдящие темпераментные итальянки, выясняющие отношения, невзирая на приезжих, – настоящее вавилонское столпотворение.
Прибывший поездом из Неаполя Джованни Спалетти ничем не отличался от окружающих: пестрая рубаха с пальмами, шорты-бермуды, стоптанные кроссовки и солнцезащитные очки на носу. Благоверная супруга весьма удивилась бы, увидев мужа восседающим в таком облачении за стойкой вокзального кафетерия. По ее данным, он отправился навестить родственников, проживающих в глухой провинции у предгорий Альп. Весь квартал знал, куда уехал Спалетти.
Запустивший дезинформацию дальнобойщик разыгрывал опасную партию. Но, как выразился его русский приятель, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Идея родилась у канала со стоячей, пахнущей тиной водой. Они устроили привал, приводя в норму порядком пострадавшую внешность.
Заклеив ссадины пластырем из дорожной аптечки, Святой, глядя на свое отражение в бутылочно-зеленоватой воде, спросил:
– Джованни, рискнешь пойти ва-банк? Даром, что ли, мы такую бойню пережили?
Не понимая, к чему клонит его старый знакомый, водитель, поколебавшись, качнул головой.
Перед омовением в канале они открыли выпускной вентиль цистерны, слив на бетонную плиту стоянки около ведра резко пахнущей жидкости. Под припекающим солнцем влага быстро испарилась, и на серой плоскости плиты осталась красноватая пыльца – мелкие кристаллики какого-то вещества.
– Эти мерзавцы толковали о синтетическом наркотике, растворенном в ацетоновой смеси. Кажется, товар налицо! – констатировал Святой.
Трубка сотового телефона перешла по наследству Джованни Спалетти.
Он сделал все, как условились. Цистерна была доставлена по назначению на птицефабрику в пригороде Неаполя. Спалетти учинили форменный допрос, потребовав подробнейшего отчета о проделанном маршруте и всех странностях, приключившихся в пути. Встав навытяжку перед холеным типом, бывшим за главного среди встречавших груз, Джованни выложил, как на духу, что, мол, документы передал какой-то дохляк и километров восемьдесят за трейлером тащился черный «БМВ», исчезнувший в населенном пункте, названия которого он не помнит.
– Чиччо не предупреждал о сопровождении? – спросил получатель груза.
– Чиччо? Впервые слышу, – ответил дальнобойщик. – Надеюсь, я сделал все, как надо?
Джованни вручили премиальные за непредвиденный рейс. Вечером он потратил четверть этой суммы на билет до Сан-Стефано в вагоне второго класса для курящих.
Утром Спалетти пил коричневую бурду в кафетерии вокзала курортного городка.
– Вам что-нибудь еще подать? – Официант с длинными засаленными волосами скептически смотрел на чудака, выдувшего литр кофе. – Может, перекусите?
– Спасибо, я сыт.
Расплатившись, Джованни побрел в зал ожидания, но, раздумав, вышел на улицу, снимая целлофан с сигаретной пачки.
Он чуть не проглотил сигарету, когда в кармане шорт затренькал сотовый телефон. Выплюнув окурок, Спалетти поднес трубку к уху. Твердый мужской голос отчеканил набор цифр, после паузы вторично назвав код и номер ячейки, и дополнил:
– …посылка принята!
Пройдя к стенке ячеек автоматической камеры хранения, Джованни нашел указанный бокс. Проделывая необходимые манипуляции, открывавшие доступ к внутренностям ячейки, он взмок от напряжения. Достав кейс с полированными металлическими наугольниками и таким же замком, Спалетти приподнял крышку. Стопки побывавших в обороте банкнот серо-зелеными кирпичиками покоились внутри кейса. Распахнув замызганную сумку, сшитую из брезента, Джованни уложил чемоданчик на дно.
Покинув вокзал, он перешел через улицу к скверику с разбитыми клумбами и резвящейся на дорожках детворой. Не садясь на скамейку, Джованни достал из кармана бумажку, прислонил к ноге сумку и недрожащей рукой сыграл на кнопках телефона монотонную, составленную из писка мелодию. Когда абонент вышел на связь, синьор Спалетти непреклонным тоном носителя драгоценной информации произнес:
– Я буду говорить только с Генеральным прокурором Неаполя…
Приемник в каюте яхты «Свордфиш» передавал последние известия локальной радиостанции. Старт морского круиза к родным берегам Платон Петрович Бодровский назначил на четыре часа утра, отправив команду – телохранителя Толю, загоревшую до черноты супругу и нанятого в яхт-клубе профи по хождению под парусами, отдыхать.
Пятым на борту яхты русского промышленника был Святой, сумевший разыскать «Свордфиш» по трехцветному вымпелу с двуглавым орлом, трепетавшему на грот-мачте и видному издалека.