И все-таки Гуляй не решался переступить порог бункера. И тут он услышал голос Святого:
– Поднимайтесь наверх! Гуляй, слышишь? Сразу за оранжереей направо. Наши приятели, кажется, очухались. Обложили меня со всех сторон! Буду очень признателен, если вы с Дробиным бросите ковыряться в дерьме и поднимете ваши задницы к дворцу.
– Есть! – коротко, по-военному ответил Вовка.
Не оглядываясь, он решительно сделал шаг вперед. Навалившись всем телом на тяжелую металлическую дверь, Гуляй закрыл за собой выход из бункера и захлопнул замок. Теперь пора было идти к Святому.
Над Волчьим углом медленно поднималось солнце. Его самого еще не было видно за хищным оскалом гор, когда первые солнечные лучи полоснули скалы, отделив землю и небо друг от друга. Звезды, застигнутые врасплох, задрожали и исчезли. И только одна, самая яркая, тихо догорала, пока не превратилась в облако на голубом шраме горизонта.
В это утро над долиной поднимались черные мертвые облака. Раскаты выстрелов гулким эхом отдавались среди скал.
Святой прицелился, потянул за спусковой крючок онемевшим пальцем и, не тратя ни секунды на то, чтобы проверить, попал или нет, сделал выпад вправо. Он знал, что попал. Такая уверенность дается не каждому. В то же мгновение в потолок ударило несколько шальных пуль, осыпав Святого снегопадом из штукатурки и кусков бетона. На гладкой когда-то стене теперь зияли глубокие выбоины. По узкой крыше дворца, балансируя на полусогнутых ногах, к башенке с куполом торопились несколько боевиков. На их похожих, небритых лицах выделялись вспученные белки глаз и вопящие рты. Криками нападавшие ободряли себя, стараясь прогнать ужас перед тем страшным человеком, который спрятался в башне. На ступеньках дворца, словно дохлые мухи, валялись тела погибших.
Внезапно один из боевиков нервно взмахнул руками, прогнулся, выдал в воздухе па и рухнул на землю. Остальные тут же плашмя повалились на крышу, жаля автоматными очередями невидимого врага. Святой, нервно морща лоб, терпеливо ждал, когда поднимутся остальные. При всем кажущемся преимуществе подобной позиции он ощущал себя загнанным в угол зверем. Новость о найденной в бункере бомбе не давала ему покоя. Кому-то было очень нужно, чтобы дворец Эмира взлетел на воздух вместе со Святым!
– Командир, я в оранжерее, – прорезался сквозь треск в наушниках голос Гуляя. – Выходи встречать.
– Возьми чуть правее, – приказал Дмитрий. – Иди напролом через главный вход! Пусть Пашка прикрывает.
– Дробин остался в бункере!
– Черт! – выругался Святой.
Он знал, что Пашка бомбу не оставит, потому что это Дробин, упорный и упрямый, как козел, и потому что сейчас от него зависели их жизни! Дмитрий прекрасно знал и другое: у Пашки совсем нет времени, чтобы разобраться в дьявольском механизме. А если детонатор все-таки активизируют и начнется обратный отсчет, Дробин не успеет выбраться из бункера до взрыва.
Но и самому Святому не приходилось долго раздумывать. Отбросив люк с кольцом вместо ручки, Дмитрий, помедлив секунду, в прыжке проскочил лестницу и оказался на нижнем ярусе. Почти одновременно пущенный из ручного гранатомета заряд разнес голубой купол и всю верхнюю часть башенки. Потолок над Святым качнулся и, не выдержав, стал оседать, треща по всем швам. С надсадным звоном лопались металлические прутья каркаса. Из щелей посыпались тонкие струйки бетонной крошки. Узкое пространство коридора накрыло непроницаемой мглой из дыма и цементной пыли. Второй люк завалило обрушившимся куском купола. Оставалась только узкая щель между колоннами, ведущая на аркаду, и Святой бросился туда. Теперь, когда ночные сумерки отступили, он стал превосходной мишенью, появившись на открытой местности. Выбора не оставалось. Оказалось, его уже ждали. Стоило Дмитрию показаться из-за дымовой завесы в изгибе арки, как снизу надсадно взвыл пулемет, но тут же замолк, накрытый разрывом гранаты.
– Не надо благодарности! – пошутил по рации Гуляй. – Не надо продолжительных оваций!
Святой ничего не ответил. Он успел заметить, как Вовка проскользнул вдоль кустов жасмина мимо дымящейся воронки к флигелю-бастиону. Две следующие гранаты разорвались уже внутри бастиона. Гуляй попал точно в цель. По ту сторону амбразур полыхнуло, чавкнуло, из бойниц рванули языки пламени и повалили черные клочья дыма.
Не выпуская автомата, Святой подтянулся к вершине колонны и, оттолкнувшись от лепного портика над входом на второй этаж, оказался на крыше. Завязалась схватка. На этот раз появление Дмитрия было неожиданным. Люди Эмира растерялись.
Первый же из боевиков, попытавшийся остановить Святого, получил подсечку и, не удержавшись на скате, с истошным криком соскользнул в пропасть. Его товарищу, с зеленой ленточкой, обвязанной вокруг лба, повезло не больше. Он налетел на противника, собираясь сбить его прямым ударом в челюсть, за что тут же поплатился. Кулак Святого опередил боевика. Воин Аллаха застыл с размазанным в кровь лицом. В этот момент оставшийся охранник открыл огонь из автомата, но добился только того, что изрешетил своего. Боевик с зеленой ленточкой упал с простреленной спиной. Охранник осоловело уставился на труп единоверца, сползавший на смазке из собственной крови к краю кровли.
Ствол автомата Святого выбрал направление прямо между глаз стрелявшего. Человек дернулся, выплескивая через дыру в пробитой насквозь голове остаток жизни, и затих. Путь был свободен.
Подбежав к окну на крыше, Дмитрий разбил его и спустился внутрь, в большую овальную комнату. Спрыгнув на ковер, он встал за камином. На шум разбитого стекла дверь в комнату распахнулась. Люди Эмира, переступив порог, первым делом начали стрелять по окну, не заботясь, есть там кто или нет. Пользы от подобной стрельбы в воздух было мало. Но тут за долю секунды все преимущество Святого исчезло, и сам он оказался на волосок от смерти. У него заклинило «калашников».
Охрана мгновенно поняла собственную ошибку. Три автомата одновременно дали длинные очереди в дальний угол, изрыгнув из стволов языки пламени. Край камина разлетелся на тысячи осколков. Из-под темно-зеленой плинфы оголилась багровая кирпичная кладка. Пока охрана исступленно стреляла, Дмитрий уже из противоположного угла, невидимый из-за длинной, с небольшой аэродром, кровати, рванул чеку и бросил гранату. Прогремел взрыв, и хрустальная люстра, не выдержав, рухнула с потолка на пол, похоронив под собой всех троих.
Поменявшись оружием с одним из убитых, Святой попробовал осторожно выглянуть в коридор. В ту же секунду он всем телом подался назад, едва успев уклониться с линии огня. В конце коридора, тяжело дыша от бега вверх по лестнице, огромный, с гладко выбритым черепом человек грузно упал на одно колено и, что-то пронзительно крикнув, выстрелил. Дмитрий увидел, как рядом вспыхнуло бледное облачко из штукатурки и пыли и отвалился кусок стены.
Завязалась короткая дуэль, из которой победителем вышел Святой. Уловив удобный момент, Дмитрий полоснул из автомата в ту сторону, где притаился лысоголовый, и, решительно шагнув вперед, встал во весь рост. Враг повел себя странно. Он вскочил, в темноте блеснул его череп. Боевик подпрыгнул на одной ноге, взмахнул руками и, пятясь спиной, начал медленно отступать. Вдруг он споткнулся и рухнул, бесследно исчезнув в черном провале между колоннами.
И сразу же жуткая, неправдоподобная тишина заполнила здание. Внезапно все закончилось: крики, стрельба, кровь. Дрожащие утренние тени заползали внутрь сквозь треснувшие оконные стекла.
Святой огляделся. Пот застилал глаза. На поверку получалось, что убивать – это та же работа. По существу, так оно и было. Грязная, безжалостная, утомительная работа, смысл которой заключался в том, чтобы всадить побольше свинца в такую же живую мишень, как и ты.
– В порядке, командир? – спросил Вовка.
– У меня здесь отдыхает четверо, – холодно заметил Дмитрий.
Даже на расстоянии Святой различил снисходительный смешок Гуляя.
– У меня шестеро, – доложил Вовка, – плюс в оранжерее трое, и заметь, командир, тихо, мило, без крика и шума. Я уже волноваться за тебя начал, такая канонада стояла – потолки ходуном ходили!
– Ты где?
– Под тобой, командир.
Святой дошел до конца коридора и глянул за перила. Внизу на первом этаже в центре зала он увидел Вовку, на корточках застывшего над чьим-то мертвым телом. В руке Гуляй держал нож, собираясь вытереть окровавленное лезвие об одежду убитого. На Вовкином обычно ледяном, непроницаемом лице отражался неописуемый восторг. Святого поразила его счастливая улыбка, совсем неуместная, похожая на волчий оскал.
– Забирай Дробина, и ждите меня в машине! – приказал Дмитрий и, уже обращаясь к Пашке, крикнул: – Ты понял, шахтер?! Бросай свои железки и бегом выбирайся наверх!
Если бы кто-нибудь спросил сейчас у Святого, чего он добился тем, что, рискуя собой и жизнью своих друзей, разворотил это осиное гнездо, сильно подпортив фасад и размолотив парочку окон, он бы не смог ответить. Позади осталась гора трупов, забрызганные кровью стены и тошнотворный запах горящего человеческого мяса. Они сделали свою работу профессионально. Теперь не мешало выяснить, ради чего все эти смерти, счет которых на сегодняшний день явно не был еще закончен.
Открывая одну за другой двери с позолоченными витыми ручками, Дмитрий не знал, что точно он ищет. До сих пор им безумно везло, но само по себе везение не меняло сути происходящего. А истина заключалась в том, что Эмира во дворце не было. Чем дальше Святой продвигался вдоль коридора, тем сильнее становилась уверенность в бессмысленности дальнейших поисков.
Все до одной комнаты оказались пусты, причем пусты в прямом смысле этого слова. В них не осталось ничего, за исключением кое-какой мебели, слишком громоздкой, чтобы ее куда-то вывозить. Несколько дверей, запертых на ключ, Святому пришлось выбивать, но и за ними не ждало ровным счетом ничего.
Наконец Дмитрию все это надоело, и он вернулся в комнату с огромной кроватью и камином, судя по всему, спальню, куда минут на десять раньше проник с крыши через разбитое окно. Только теперь он заметил то, что пропустил в пылу борьбы. Люстра, камин, кровать, ковер – мертвые вещи, оставшиеся без хозяина, превратились в бесполезный хлам. Видимо, человек, который опустошил дворец, а Святой не сомневался, что из него вывезли самое ценное, питал определенную неприязнь или робость перед этим местом. Он не прикоснулся ни к красивой китайской вазе, по-видимому, старинной и дорогой, ни к удивительному резному креслу, ни, наконец, к нефритовой статуэтке в виде дракона, забытой на камине. Дмитрий невольно восхитился мастерством неизвестного художника. Чудовище казалось воздушным, почти невесомым. Его чешуя переливалась какими-то странными зелеными искрами, а глаза пристально следили за тем, что происходит вокруг.