– Есть, – подтвердил я. – Бухти дальше.
– Ночью оказалось идти куда сложнее, чем мы предполагали. Во-первых, довольно сложно пришлось со светом. Его приходилось постоянно держать, так чтобы не образовывалось разрывов и промежутков. Во-вторых, вокруг ни черта не разберешь. Дорогу иногда по полчаса искали, а то и дольше. И, в-третьих, женщины и дети сразу раскисли. Страхи, метушня, истерики, почти паника. Пока порядок наведешь… – на этом месте разведчик горестно вздохнул. – Ох, короче, полный мрак!
– Ну-у, где-то так я и предполагал, – подал голос Загребельный следивший за повествованием с импровизированного операционного стола, который как две капли воды походил на полированную барную стойку, доставленную из какого-то судового питейного заведения. – Призраки рядом были?
– Всю ночь, – Кальцев медленно кивнул. – Видеть то мы их не видели, зато слышали прекрасно. Эта их проклятая песенка про шабаш…
– Но до Успенского все дошли? – я попытался вернуть повествование от охов и вздохов, к чему-то более конкретному и информативному.
– Дошли, – подтвердил рассказчик. – Забаррикадировались там в какой-то то ли школе, то ли лицее. Здание новое добротное и главное почти целое. Так что атаку кентавров вполне могло выдержать.
– И что была атака? – в моем голосе было полным-полно горькой иронии.
– Не было, – признался одинцовец, но тут же поспешил оговориться: – Там на северной окраине села кладбище оказалось, а на нем толпа упырей. Так что шестилапым и без нас было чем заняться.
– Хм! – я хмыкнул, удивляясь тому, до чего же просто таки до тупости упрямыми бывают некоторые люди. Категорически не хотят замечать очевидные вещи.
– Вечером собрались и ушли, – Кальцев сделал вид, что не понял мою иронию. – Пошли по Рублево-Усперскому шоссе, дальше сплошные села, деревни, поселки и Малое Московское кольцо. Заплутать невозможно. Так что еще до рассвета добрались до Звенигорода. – Дойдя до этого места Александр поморщился. – А там пусто. Периметр в двух местах проломан, будто его бульдозером снесли, все усыпано стрелянными гильзами и не души.
Это его «не души» прозвучало в гробовой тишине. Даже доктор прекратил возиться со своими мазями и тампонами. Получилась настоящая минута молчания по пяти сотням безвинно убиенных душ.
– Похоже, Звенигород погиб одновременно с Красногорском, – угрюмый голос Лешего наконец нарушил тишину. – Если от трупов и следа не осталось, то получается, что с момента боя и до вашего-то там появления прошло как минимум дней пять. Как раз сходится.
– Сходится, – кивнул разведчик.
Я где-то внутренне, и причем уже очень давно, был готов к известию о гибели Звенигородской колонии. Не могли кентавры пойти на Одинцово и позабыть о Звенигороде, да и об Истре тоже. И рассказ Кальцева лишь стал тому подтверждением. А вот что касается Крайчека и его людей… то здесь такой пасмурной уверенности у меня вовсе не было. Александр остался жив, значит, могли уцелеть и они. Желание поскорее узнать правду заставило практически закричать:
– Да не тяни ты! Давай дальше!
– Дальше мы стали готовится к дневке, чем попало забивать дыры в периметре. Да только так и не успели довести дело до конца. Откуда не возьмись, появилась целая армия кентавров. Твари пришли с севера и их было очень много.
– Ну…? – выдохнул я с замершим сердцем.
– Их было много, – повторился Кальцев. – Они прекрасно видели нас, но почему-то не стали атаковать. Орда обошла периметр стороной и ушла куда-то на юг.
Перебивать одинцовца ни я, ни Загребельный, ни тем более доктор не стали, но из наших глоток практически одновременно вырвались вздохи облегчения.
– Вот тогда-то среди людей и поднялся ропот, – продолжил Александр. – Вдохновителем его стала Нина Андреевна, да и профессор Дягилев с Ковалевым тут же подписались. Мол, Ветров дело говорил, а мы ему даже за стену не пустили. Да и еще потом, как полные идиоты, в ночь поперлись. Хорошо, что пока нам везет, и еще все живы. Но кто скажет, чего ждать от завтрашнего дня или вернее ночи?
Весть о том, что Главный сдержал слово и выторговал нам пусть и временное, но все же перемирие с кентаврами, стала бальзамом на душу. Целебным таким бальзамом, но одновременно и горьким до слез. Цирк-зоопарк, ведь это был последний из ЕГО даров. Главный был с нами тысячи лет, а вот теперь все, конец! Он умер, точно так же как и созданный им мир.
– Крайчек долго колебался, – голос Кальцева вырвал меня из плена неожиданно нахлынувших воспоминаний, в которых прямо на моих руках отошел в небытие бог в грязной выцветшей бандане. – Но, в конце концов, все же, не устоял и согласился дальше продвигаться только днем.
– А ты? – очнувшись, я поглядел в глаза одинцовского разведчика.
– Что я? – Александр еще не до конца понял, о чем его спрашивают, но сразу же заметно напрягся.
– Ты и Скуба, кого поддерживали вы?
– Это что сейчас так важно? – огрызнулся Кальцев.
– Сейчас может и не важно, – подал голос Леший, – Но кто его знает, как оно дальше сложится.
– Не шевелитесь, пожалуйста, товарищ подполковник, – потребовал Рыбин. – Мне и так неудобно.
– Виноват, – Андрюха отвел взгляд от Кальцева и вновь уставился в каменный потолок.
– Я сомневался. Скуба был против, – выпалил одинцовец. – Тетерь довольны?
– Теперь довольны, – спокойно кивнул я. – Дальше.
– День провели в поисках всего того ценного, что еще могло оставаться в поселке, ну и конечно же людей. Вдруг кто спрятался и выжил. – Тут Александр сделал паузу и тяжело вздохнув, резюмировал: – Никого. Только нашли немного консервов и патрон, вот и все.
– Стоп, консервы! – вспомнил я и подтянул к себе лежащий невдалеке вещмешок. Добыв из него все четыре банки, я продемонстрировал их доктору и пояснил: – Вот, Черкашин сказал вам отдать.
– Консервы это хорошо! Редко попадаются, – медик, украдкой проглотил слюну и быстро отвел взгляд от жестянок. – Будете приходить сюда и потихоньку есть.
– Не понял?! – выдохнули мы с Загребельным одновременно.
– Чего ж тут не понять? – Рыбин хмыкнул. – Вам на наши «разносолы» сразу переходить ни в коем случае нельзя. Несварение может случиться. Так что хотя бы недельку будем смешивать рацион. – После этого объяснения, врач сразу же обратился к Кальцеву: – Саша, а у тебя как? Просрался наконец?
– Угу, – одинцовец кивнул чисто автоматически. По всему было видно, что мыслями он сейчас находился где-то очень далеко.
– Запомните, запор это лучше, чем понос, – между тем наставительно и притом совершенно серьезно произнес стоматолог. – При поносе идет обезвоживание организма. А воды у нас и так мало, порциями выдаем. Так что если начнете дрестать, ноги в руки и бегом ко мне. Понятно?
– Понятней некуда, – я ответил за нас обоих, так как Андрюхе было не до разговоров. Как раз в этот момент Рыбин ножницами срезал с его верхней губы отслоившуюся кожу.
– Хорошо, что большинство микроорганизмов тут сразу погибают, – медик борзо перескочил с одной темы на другую. – То ли излучение для них губительно, то ли горная порода. Да и металл вокруг, а на нем, как известно, всякая зараза долго не держится. Короче заражений почти не бывает. Так что не волнуйтесь товарищ подполковник, все заживет как на собаке.
– А вы, Валерий Михайлович, точно не ветеринар? – буркнул Леший, улучив момент.
– Точно, – устало хмыкнул Рыбин. – Хотя иногда мне кажется, что здесь ветеринару самое и место.
Я не понял, что именно означали слова доктора, но честно говоря, от них мне моментально стало немного жутковато. Сразу вспомнились те странные следы, по которым мы шли в тумане, тот обезглавленный труп около периметра и еще серое существо, сидевшее у костра в компании двух других дозорных. Конечно, можно было обо всем этом подробно расспросить. Но только мне вдруг показалось, что еще чуть-чуть и в мозгу получится знатный винегрет. Нет, пожалуй, лучше сперва дослушать историю Кальцева.
– Как переночевали? – я повернул голову к одинцовцу.
– Что? – тот заметно вздрогнул, возвращаясь от своих мыслей и воспоминаний к реальности.
– Спрашиваю, как в Звенигороде ночь прошла?
– Плохо, – помощник Нестерова заметно помрачнел. – Двенадцать человек пропало. И это вовсе не бойцы, что стояли в дозоре, а обычные цивильные. Видели, как они вставали. По нужде, должно быть. И как сквозь землю…
– Призраки? – предположил я самое вероятное.
– Мы все в «Перекрестке» заночевали. Ну, знаешь, полковник, супермаркет такой здоровый в центре периметра?
Когда я кивнул, Кальцев продолжил.
– Туалеты там внутри. Никто наружу даже нос не высовывал, кроме караульных, конечно, которые у прожекторов стояли. Те, кстати, ничего не видели и не слышали. Так что на призраков грешить… сложновато тут будет.
– Странно, – протянул Леший, врачевание которого уже было окончено. Сейчас подполковник весь перемазанный какой-то вонючей мазью сидел на операционном столе и внимательно слушал.
– Еще как странно, – согласился Александр. – Да и вообще весь Звенигород оказался каким-то уж очень стремным местом.
– Стремным? Почему стремным? – удивился я. – Не замечал никогда.
– Всю ночь звук какой-то шел с севера, будто пресс работал. И в той же стороне огни. Тусклые, красные, над землей висели, будто огромные виноградные грозди. Я даже специально на крышу забрался, чтобы поглядеть.
Гроздья огней… Тусклые… Красные… Цирк-зоопарк мог я где-нибудь и когда-нибудь видеть эти огни? Внутренне чутье и растыканные по дальним закуткам памяти обрывки воспоминаний подсказывали, что мог. Только тогда это были вовсе не огни. Это были… Окна?
Стоило лишь подумать «окна», как перед глазами вспыхнула картинка. Плотный багровый полумрак. Странная, словно берущая свое начало прямо из пустоты улица. Неизвестно как парящие в пространстве фрагменты исполинских зданий. Казалось, они сделаны из чернильно-черного ночного мрака, который кто-то сгустил и спрессовал в огромные прямоугольные блоки. Разглядеть все это было возможно лишь благодаря мутному алому свету, ровно и спокойно льющемуся из сотен, если не тысяч совершенно одинаковых окон. Шаганино! Крохотная деревушка на полпути меж Троицком и Подольском. Вот где я все это видел!