Будучи превосходным садовником, этот юноша помог мне расширить огород и создать быстро растущую плантацию тропических деревьев. Девушка, составившая нам кампанию, изначально была нанята мной в качестве секретарши. Однако когда обнаружилось, что она печатает с ошибками, пришлось ее уволить, но квартировать она осталась по-прежнему с нами.
Я читал, медитировал, беседовал со своими молодыми друзьями, ходил в долгие походы по тропическому лесу с его буйной растительностью. Неподалеку от моего дома были кристально-чистые озёра и горные водопады. По утрам меня будил хохот кукабар, крупных и как бы все время нахохлившихся птиц, любивших воровать с подноса сырое мясо, приготовленное для шашлыка. Белые попугаи-какаду (которых сами австралийцы называют «лесными хулиганами») ловко снимали крышку мусорного ящика и разбрасывали его содержимое по двору в поисках чего-то съедобного. Пришлось положить на крышку тяжелый камень, который они не смогли сдвинуть. Их разочарованный скрежет и выкрики оповещали об их недовольстве. К дому привязалась приблудная собака, хозяина которой разыскивала полиция за торговлю марихуаной. Мы прозвали ее Реф (краткое от «refugee» — беженка), и она немедля начала зарабатывать себе на хлеб, с энтузиазмом отгоняя опоссумов и прочую прожорливую тварь от нашего сада. Я работал в саду и по-прежнему выходил по компьютерной сети на контакт со своими оставшимися клиентами, стараясь сохранить, что можно было, от еще недавно прибыльного бизнеса.
В Каранде я впервые близко познакомился с австралийскими аборигенами. Этот древний народ прожил на территории Австралии 50 000 лет. Помню, что одной из первых книг об Австралии, которую я прочел, уже приехав сюда, была автобиография аборигена Уайпулданья, записанная журналистом Локудом. В книге были описаны верования и приемы аборигенских знахарей, которые я нашел чрезвычайно интересными, такие, например, как вырезание печени под гипнозом и ритуал «указания костью», обычно приводящий к смерти человека, осужденного знахарями племени, при полном отсутствии физического воздействия.
Я иногда подвозил на автомобиле аборигенов Каранды, и они рассказывали мне о своих бывших племенных охотничьих угодьях и о строгом соблюдении территориальных границ между племенами. Не было сомнения, что аборигены пострадали от белой колонизации, основанной на фикции «незаселенного пространства», существовавшего якобы до прихода европейцев на континент. Надо понять, что аборигены не привыкли жить в современных домах, которые они быстро приводят в негодность. Алкоголизм, безработица, плохая гигиена и непривычная для аборигенов еда делают свое дело. Продолжительность жизни аборигенов намного ниже австралийцев неаборигенного происхождения. Потеря прежних устоев жизни, чувство неполноценности, связанное с ощущением принадлежности к побежденной нации — все это оказало свое воздействие. Только в 1967 году коренное население получило право голоса. И только в 1982 году оно получило право затребовать назад земли, если можно было доказать непрерывное проживание на них. Впервые за долгое время население аборигенов начало увеличиваться и за последнее десятилетие достигло почти полумиллиона[26].
Сложное и похожее на модернистское искусство некоторых художников-аборигенов снискало им всемирное признание. Впервые за все время колонизации аборигены начинают гордиться своим прошлым. Мне довелось переводить материалы об аборигенском искусстве для выставки в Эрмитаже.
Практически по всей Австралии можно найти картины аборигенов в пещерах и на скалах. Они отражают мотивы жизни аборигенов и их взаимоотношений с природой, с другими племенами и с высшими существами посредством стилизованных кругов, линий и образов. Искусство аборигенов одновременно сугубо практично, то есть оно описывает детали обыденной жизни племени, но в то же время оно связано с потусторонним миром и с магией. Понятие искусства как украшения для стен чуждо менталитету коренных аборигенов. Картины аборигенов проникнуты преклонением перед мощью и способностями тотемических предков, создавших все формы жизни и саму землю и космос. Мир и время сновидений — мифическое время предыстории и создания мира — соприкасается с личным миром через ритуал танца, песен и живописи. Места, где духи почили, превратившись в скалы, деревья и черты ландшафта, становятся священными и требуют особого уважения.
Естественно, подобные представления о жизни столкнулись с экономическими интересами колонистов. Если в настоящее время необходимо согласие аборигенов на ведение каких-либо работ или геологической разведки в местах, которые они считают священными, то в прошлом все это просто игнорировалось. Новые боги, вооруженные «огнедышащими палками» попирали мир старых богов. Это противостояние миров и мировоззрений до сих пор не сгладилось полностью. В отличие от Канады или Америки, белое население в Австралии не признало полностью жестокость периода колонизации и не попросило прощения у аборигенов за эксцессы прошлого. Более того, за последнее время наблюдаются попытки обелить эти эксцессы, представляя целенаправленную политику колонистов как серию ошибок местного значения, мало отразившихся на конечном «благотворном влиянии» европейской культуры на аборигенов.
И все-таки аборигены были живым напоминанием истории этого необычного континента, по которому еще 50 000 лет назад бродили гигантские сумчатые — кенгуру, вомбаты, дипротодонты, высотой в 2–3 метра[27]. Австралия — единственный континент, не перенесший ледникового периода и не имевший вулканов, что привело к отсутствию плодородных почв на большей части континента. Отсутствие крупных хищников (до появления человека) позволило сохранить до недавнего времени уникальную фауну. Культура аборигенов мало менялась на протяжении многих тысяч лет. Они не имели домашних животных (за исключением собак, которые, в частности, согревали их холодными ночами, отсюда выражение «ночь пяти собак», т. е. очень холодная ночь), не занимались сельским хозяйством и производили орудия каменного века. Их «отсталость» объяснялась сравнительной негостеприимностью этого континента, разобщенностью и малой численностью населявших континент племен, и их изоляцией не только друг от друга, но и от ближайших соседей в Азии и в Папуа Новой Гвинее.
Несколько раз я приглашал местных аборигенов к себе. Было поразительно, как аборигенские детишки мгновенно находили любые лакомства, где бы они ни были запрятаны в доме и мгновенно поглощали их. У них было прямо шестое чувство на это. Когда я предложил им пойти помыть руки перед обедом, я обнаружил, что после мытья исчезло и мыло из ванной. Это было не просто «грабь награбленное». Аборигены вообще плохо различают общую собственность от частной. Они привыкли всем делиться со своим кланом.
Сравнительное неуспевание аборигенских детей в европейской школе объясняется их иным темпераментом: использование игр и соревнования для исполнения задач приводит к тому, что дети совершенно теряют концентрацию на предмете задачи и готовы часами продолжать подвижные игры. Чтобы как-то привлечь и удержать их внимание, необходим спокойный и ровный подход и поиск тем, которые были бы близки им (мне приходилось вести компьютерные классы для аборигенов, и я научился пользоваться только интересной для них тематикой). Использование стандартных учебников также плохо подходило для них; они предпочитали работать над конкретными проектами, обращаясь к учебникам или к написанному на доске только в случае необходимости. Быть может, эта психология более здоровая чем у европейцев, но она несомненно сталкивается со стандартами, навязанными им школьными экзаменами, одинаковыми для всех австралийцев.
Нередко, «столкновение культур» приводит к поистине анекдотическим ситуациям. Картина, продающаяся за десятки тысяч долларов в галерее Нью-Йорка, может быть подписана знаменитой художницей, хотя ее нарисовал на деле никому не известный племянник художницы. Абориген может позаимствовать у своего двоюродного брата резюме, пытаясь поступить на работу. Когда его спросят, почему детали в резюме не совпадают, он ответит, что он уже отдал свое резюме тестю, которому оно потребовалось.
Такого рода недоразумения приводили к конфликтам еще во времена «сухого закона» для аборигенов, когда только немногие из них, как, например, ставший знаменитым художник Альберт Намаджира, могли иметь доступ к алкоголю. С одной стороны, племенные законы велели ему делиться своим имуществом, с другой, «законы белых» запрещали давать алкоголь соплеменникам.
Местные власти научились, когда им это выгодно, закрывать глаза на племенные нравы и порядки, иногда даже поощряя традиционные виды наказания (такие как прокол бедра копьем за определенные нарушения), вместо того, чтобы пополнять и так переполненные тюрьмы представителями коренного населения.
Мне приходилось встречать и образованных аборигенов — адвокатов, фермеров, бизнесменов. Те из них, кто получил право распоряжаться ресурсами на своих землях, стали богатыми людьми. В массе, главная черта аборигенов, которая бросается в глаза — это простота и почти детская доверчивость. Они всегда готовы прийти на помощь. Когда у моих знакомых в небольшой деревне, где жили аборигены, сгорел во время лесного пожара дом, аборигены были первыми, вызвавшимися помочь и построить дом заново.
Переписка с Россией расшевелила стремление к родственным контактам. На короткое время ко мне приезжала дочь Римма. Мы ощущали некоторую взаимную близость, хотя чувствовалась и дистанция. Римма планировала приехать еще раз позже, но не приехала. Она проходила трудный подростковый период. Странно, я вдруг обнаружил в себе строгого отца, сторонника дисциплины, желавшего, чтобы дочь имела большее чувство ответственности. Хотя я довольно часто встречался с Риммой (ее мать работала в авиалинии и могла доставать практически бесплатные билеты для Риммы в любую точку мира), между нами нарастало отчуждение. Экзотические отпуска — включая очень приятное время, которое мы провели вместе на Гавайях незадолго до этого — не могло заменить близости, возможной только при совместной жизни.