— А ты? — спросила Берта, поднимая умные, внимательные глаза на Рут. — Ты справляешься со всем, что на тебя навалилось?
Рут отвернулась.
— Со мной все нормально, — неуверенно ответила она.
Берта вопросительно изогнула светлую бровь.
— А я бы так не сказала. Раньше твои глаза смеялись, даже если ты молчала, а сейчас ты смеешься — а глаза твои остаются печальными. Ты носишь траур…
Рут удивленно взглянула на девушку.
— С чего ты взяла?
— С того, что еще двести лет назад незамужняя северянка, коротко обрезая косу, таким образом объявляла себя вдовицей, скорбящей о своем женихе, — негромко и неторопливо ответила Берта. — И пока волосы не закроют шею, даже родной отец не имел права отдать ее замуж за другого… А насколько я знаю, за все это время погиб лишь один человек — правда, по сути он был врагом и не человеком вовсе, но тебе это уже без разницы. Стало быть, полюбила ты его даже крепче, чем раньше ненавидела.
Рут низко опустила голову, но спрятать раскрасневшиеся нос и глаза от пристального взгляда Берты она все равно не смогла.
— Все верно, — проговорила она. — Знаю, Элгор тебе не нравился…
— Теперь это не имеет значения, — ответила Берта. — Он погиб, спасая того, кто мне дорог. И я чувствую себя у него в долгу…
Рут понимающе кивнула и умолкла, погрузившись в свои мысли. И до самого дворца они ехали в тишине — серьезные, даже хмурые. Добравшись до места, Рут распорядилась выделить одно из подвальных помещений с вентиляционным окном для спутников Берты и подготовить комнату для гостьи. А потом девушки вдвоем отправились в купальню.
Пока Берта раздевалась, Рут с искренним восхищением и без малейшего стеснения разглядывала ее обнаженные бедра, грудь, кружевные рисунки на руках.
— Моему брату очень повезло, — выдохнула, наконец, она. — Ты невероятно красивая.
Берта слегка смутилась, зарозовелась лицом и шеей.
— Вся моя привлекательность убивается пугающей аурой, — сказала она, с наслаждением забираясь в бассейн с ароматной парящейся водой. — А вот у тебя — нет.
Рут последовала за ней. Прислонившись спиной к краю бассейна, она закрыла глаза.
— Хорошо… Я промерзла сегодня на ветру до костей, пока ждала вестей с побережья.
Берта строго нахмурилась.
— Тебе следует научиться лучше заботиться о себе. В твоем-то положении.
— Чего?.. — распахнула удивленные глаза Рут.
— Ты же в тягости, — недоверчиво проговорила та. — Только не говори мне, что я тебе новость сообщила. Демон погиб больше месяца назад, неужели за все это время ты даже не задумалась, почему к тебе не приходит обычное?
— Обычное ко мне уже шестьсот лет не приходит, ты же не хочешь сказать, что все это время я кого-то вынашиваю? — оторопело проговорила Рут.
Берта беззвучно рассмеялась.
— Нет, иначе это было бы страшно. Я тебя про это, новое тело спрашиваю.
— Но Элгор ведь демон!..
— Воскрешенный в человеческом облике, — заметила Берта.
— У меня ребенок Эла… О боги! — сквозь слезы рассмеялась Рут, обнимая свой живот.
— Ну, одного, по-видимому, вам показалось мало, потому что у тебя двойня, — хмыкнула Берта.
Рут вскочила на ноги.
— Я должна рассказать Рику об этом, он обрадуется! — воскликнула девушка, и тут же, охнула, изменившись в лице. — Нет, если он узнает, то точно отправит куда-нибудь подальше от себя, в ссылку на Кьелл или еще куда…
— А вот это сейчас обидно было, — нахмурилась Берта.
— Прости пожалуйста, — с виноватым видом проговорила Рут, зардевшись. — Но ты же знаешь, что так и будет!
Та пожала плечами.
— Возможно.
— Обещай не говорить ему?
— Ну к лету он и без аспекта жизни все увидит, знаешь ли. Пузо ведь в карман не положишь.
Рут замерла, прижав ладони к своему животу.
— Там разберемся, — проговорила она и вышла из бассейна.
Берта покачала головой.
— Ты — дух от духа Рика в оболочке ведьмы хозяев. Он — высокородный демон в оболочке шадрианина. Вы соединили все то, что никогда не должно было смешиваться…
— Это будут самые прекрасные дети во всех двух мирах вместе взятых, — уверенно, почти с вызовом заявила Рут, отбросив в сторону полотенце. — И самые любимые. Я не смогла уберечь Элгора — но эту его частичку я сохраню любой ценой.
Берта задумчиво смотрела, как Рут одевается. Такая хрупкая, еще совсем юная. На ногах, спине и руках — синяки. Эйон не зря говорил, что она тренируется и себя не жалеет. Бедная девочка, что вообще она успела увидеть в своей жизни, кроме битв и потерь?..
Рик живет постоянно на грани между жизнью и смертью. Но что, если вдруг Рут останется одна? Кто позаботится о ней?
— Тебе нужен мужчина, — тихо, почти про себя сказала Берта. — Тот, кто станет тебе опорой, кто защитит и согреет.
— У меня есть брат, — резко ответила девушка.
— Вот только молодую женщину согревать нужно не только у очага, но и в постели, чтобы она могла чувствовать себя счастливой…
Рут взглянула на нее с таким лицом, что это было красноречивей любого ответа.
— Извини, я все поняла.
— Не говори мне больше такого. Меня тошнит и трясет от одной мысли, что кто-то еще прикоснется ко мне, или осмелится называть его детей своими. Я этого не позволю, не допущу! — выпалила девушка, и по ее глазам Берта поняла, что это правда.
— Ладно… Что ж… Ну а если бы твой князь… мог вернуться к тебе в чужом теле?..
Девушка не удивилась.
— Ты про ритуал Сафира Белоглазого? — отозвалась она. — Я его читала. Сплошные аллегории и иносказания — ничего не понятно. И потом… Для ритуала ведь нужна жертва. А где я ее возьму? — вздохнула Рут. — Невинного человека схвачу? Башмачника, или кузнеца?
— Нет, невинных мы, конечно, трогать не будем, — проговорила Берта, неспешно скручивая свои волосы в жгут, чтобы отжать их. — Но у меня есть двое пленных полудемонов на борту и шадрианская расшифровка ритуала…
Рут вздрогнула, обернулась.
— Рик, конечно, будет в ярости, — невозмутимо продолжила Берта, перебирая точеными белыми пальцами мокрые пряди. — Но если у нас ничего не получится, ему ведь вовсе необязательно об этом знать? А победителей, говорят, не судят.
Глава 5. Потаённое. Часть 1
С момента принятия титула его величество Рэбэнус занял Маленький летний дворец, построенный по приказу его царственного деда в Долине Озер. Эти земли, расположенные близ городка под названием Ува, больше двухсот лет считались заповедными. Лес вокруг славился зверем, и прежний император нередко приезжал сюда сам и привозил высоких гостей, чтобы поохотиться на лис и черных вепрей. Прозрачные и глубокие озера, расположенные ожерельем вокруг дворца, казались порождением магии, но на деле их создала сама природа. Под солнцем последних дней все вокруг радостно зазеленело, и тем более контрастно на фоне дивного ландшафта смотрелся сам дворец.
Высокие стены вокруг него сейчас самым тщательным образом охраняли патрули, внутренний двор скорее напоминал военный гарнизон. Все здесь знали Тано в лицо, но тем не менее документы каждый раз проверяли исправно. Наконец, он смог пройти к высокому мраморному крыльцу, украшенному статуями полуобнаженных дев, символизирующих разные стихии, и вошел внутрь.
Низкорослый мужчина с окладистой пегой бородой — начальник охраны дворца и прихвостень графа Виртерры — деловито перехватил Тано у самого входа.
— О, господин Виери! Однако, быстро вы вернулись, — с фальшивой улыбкой поприветствовал он Тано, впиваясь злобными глазками в оттопырившийся из-за тубы с письмом отворот его куртки.
Тано вежливо кивнул в ответ и поинтересовался, где он может найти его величество.
— Полагаю, он все еще в красной гостиной — совет только что закончился, но приглашенные командиры, его светлость граф Виртерра и барон Хаста дворец еще не покидали, — как бы между прочим обронил начальник охраны.
Тано сохранил невозмутимое выражение лица и направился к лестнице, ведущей наверх.
Командиры? Неужели Виртерра опять настаивает на необходимости атаковать Кордию?
В прошлый раз он предлагал заслать туда под видом торговцев своих людей с тканями, вымазанными в гнили и испражнениях больных черной пляской и холерой. К счастью, барону удалось тогда убедить всех остальных советников в безумности этого плана, ведь никто не знал наверняка, болеют ли демоны этой заразой и насколько велики в городе запасы маритимы, а раскрытая попытка заразить их всех совершенно точно спровоцировала бы агрессию со стороны князя Алрика.
В груди тоскливо заныло. Воевать с Риком было неправильно и невыгодно, но, к сожалению, для многих советников сам факт его существования являлся пугающим и неприемлемым.
Стража, стоявшая у входа в переднюю, мгновенно оповестила о возвращении господина Виери личного секретаря его величества, и тот исчез за тяжелыми дверями красой гостиной, чтобы осведомиться, нужно ли пригласить посла немедленно, или же пускай подождет.
Тано тем временем нетерпеливо прошелся по передней, разглядывая появившиеся за время его отсутствия картины на меченных плесенью стенах. Благодаря стараниям некоторых аристократов, жаждавших любой ценой создать хотя бы иллюзию привычного им уклада придворной жизни, разграбленный дворец постепенно приобретал все более обжитой вид. Невесть откуда привозили бархатные стулья, ковры и гобелены, подсвечники. Сам Рэбэнус был холоден к элементам роскоши — его собственный дом больше напоминал келью жреца, чем жилище принца. Но советники настаивали, что состояние дворца — это прежде всего демонстрация императорского статуса и благополучия государства, и он был вынужден согласиться. Но вот уговорить Рэбэнуса надеть полагающиеся его статусу доспехи так никто и не смог. Ему казалось неуместным и нелепым надевать доспехи, не будучи воином — и Тано был с ним согласен. Да, по закону император являлся одновременно и главным военачальником государства, но обычно для этого принцев долго готовили и обучали — как, к примеру, принца Юста. Но Рэбэнус, хоть и умел худо-бедно держать оружие в руках, делал это не лучше какого-нибудь наследника мелкопоместного дворянина. Он не разбирался ни в тактике, ни в стратегии, и понимал в естественных науках куда больше, чем в потребностях армии. И это была одна из причин, по которой все сильнейшие командиры повстанцев и аристократы с удовольствием остановились на кандидатуре Рэбэнуса — каждый из них в тайне лелеял мечту вложить в уста молодого императора свой собственный голос. Но Рэбэнус, как оказалось, был готов каждое предложение тщательно перепроверять и обсуждать с другими. К несчастью, эти самые «другие» охотно путали его разночтениями, пытаясь выставить свое собственное мнение в более выигрышном свете, чем идеи всех остальных. Но молодой император никогда не спешил с выводами, дер