— Рут, постой. Подожди…
— Мне больше нечего сказать, — пожала она плечами. — Я дала тебе надежду, которая не сбудется. Мне жаль.
Нокс понял ее слова по-своему. Он на мгновение закрыл глаза, вздохнул, его кулаки сжались еще крепче, словно он душил свою боль.
— Послушай… — с мукой в голосе сказал он. — Я готов принять тебя даже после демона… Я готов…
Рут перебила его.
— А я не готова принять тебя или кого-нибудь еще после Элгора. Как ты не поймешь? Он был целым миром. А ты — просто хороший парень.
— Да что он сделал с тобой? Какой еще целый мир? Не обманывай себя, Рут, он же зверь! Что он мог дать тебе?! И что может дать теперь, когда он мертв?..
— В том-то и дело, что ему и не нужно было, — тихо ответила она.
Наклонившись, Рут подхватила на руку брошенный прямо на мостовую тонкий плащ и легким шагом прошла мимо Нокса. Остановившись на мгновенье, еще раз повторила, не оборачиваясь:
— Прости.
Он ничего не ответил.
Рут забрала своего жеребца и уехала, а Нокс так и остался стоять на месте, вперив в пустоту потухший взгляд, на дне которого боль смешивалась с ненавистью.
Девушка возвращалась во дворец. Конские копыта звонко печатали по булыжникам. Если Элгор и был зверем, то он был львом. Надменным и доблестным, неуживчивым — и верным своему слову, мстительным, безжалостным.
И нежным. Элгор прикасался к ней так бережно, будто резким или грубым движением могучих рук боялся нечаянно сломать ее хрупкое тело. Они ругались вдребезги днем, но потом она, как завороженная, опять приходила к дворцу, и какой бы холодной ни была ночь, всегда находила на нижнем этаже открытое настежь окно.
Пока не пришел подосланный императором Шахар.
Рут мысленно проживала тот день снова и снова. Представляла, как могло бы все сложиться, будь она сильнее и сообразительней. Она находила десятки самых невероятных вариантов, при которых Эл и Рик оба могли остаться в живых, но что толку? Ничего уже не исправить.
Отдав рысака смотрящим, Рут вошла во дворец, который и любила, и ненавидела одновременно — за воспоминания, которые он хранил в своих стенах.
Девушка собиралась уйти к себе в комнату, но вместо этого вдруг поднялась по лестнице в тренировочную Рика, приветствуя кивком сменившихся стражников.
Для Рут во дворце не существовало закрытых дверей, но в бывшую тронную залу она заходила только раз. Брат здесь хранил меч Элгора, а смотреть на него без слез Рут так и не научилась. Но сейчас Рик уехал, и она могла вдоволь побередить себе растревоженную рану, никого не смущая.
Двуручник был на стойке. Такой же хищный и неумолимый, как сам Элгор. Рут подошла к нему, коснулась рукояти. Долго и неотрывно смотрела, как вспыхивает узор начертаний на восхитительном клинке.
Повернув назад, она с нежностью взглянула на стол Рика.
Он очень старался освоить язык, и не один раз жаловался ей, что принципы письма в Нижнем мире были придуманы для того, чтобы их никто не смог выучить. Но он не сдавался, пытаясь снова и снова одолеть непростую науку.
И вдруг Рут заметила, что на краю стола под кипой пергаментов лежит большая толстая книга. Девушка приблизилась и осторожно вытащила ее из укрытия.
Книга оказалась ветхой, черный кожаный переплет весь потрескался, золотые буквы местами стерлись. Но все равно название читалось без труда.
«Писания Сафира Белоглазого».
И тут словно яркая вспышка осветила память Рут.
Крепко держа книгу в руках, она села в кресло, уставившись невидящими глазами в одну точку.
Сафир Белоглазый. Свитки. Списки страниц у шадрианского хакима.
Ритуал воскрешения из пустоты…
Как она могла забыть? Она настолько утонула в своей боли, что единственной своей целью и смыслом видела помощь Рику и месть — императору и Альтаргану Сангуиса Шахару.
Но ведь был и другой смысл.
Из ее глаз брызнули слезы, а на губах появилась улыбка. Глядя на книгу в руках, Рут плакала и смеялась одновременно.
Это был шанс! Да, Шахар каким-то образом закрыл воронку, убившую Элгора. Но даже сам Рик точно не знал всех возможностей пустоты. Может быть, все воронки одного мира связаны друг с другом корнями? Может, они вообще все связаны, ведь недаром и в мире людей, и в мире демонов из них появлялись одни и те же безликие. И, судя по всему, Рик тоже допускал такую возможность, иначе не изучал бы эту книгу. Милый, милый братец!
И тут девушка нахмурилась. Смех застыл у нее на губах.
Если он помнил об этой возможности, и, более того, искал «Писания» и нашел их — так почему ничего не сказал об этом ей? Ведь он видел, что она с ума сходит.
Рут слишком хорошо знала брата, и понимала: он бы непременно поделился с ней своими соображениями, даже если бы сомневался в результатах ритуала.
Другое дело — если бы он сомневался, проводить ли ритуал вообще. Потому что сначала рассказать ей о возможности воскресить Элгора, а потом отказать в попытке его вернуть было бы слишком жестоко.
Сердце сердито застучало где-то в животе.
Стремительно поднявшись, она набросила на плечи свой тонкий плащ. Спрятала под ним книгу и вышла прочь, опустив голову пониже, чтобы никто не разглядел счастливой улыбки у нее на лице.
Рик получит своего Сафира обратно только после того, как Рут перепишет для себя описание ритуала.
Закат над Сангуисом алел, как глубокая рваная рана, изливая в море небесную кровь. Волны окрашивались все сильней, пена на гребнях больше не была белой.
Небо еще не потемнело, но заповедная роща сангвы пылала бесчисленными факелами. Хранители устанавливали последний деревянный столб. Остальные уже были готовы. Ровно сотня крепких бревен вытянулись в небо, и от каждого из них до самой земли тянулась веревка с петлей. А в самом центре рощи на выбеленных холстах стояла плита. Вернее, ее половина. Косой разлом, как рваный шрам, тянулся с верху до низу. Золотое свечение начертаний на розоватом камне казалось размытым и тусклым.
Сангва еще до конца не проснулась после зимы. Ее дремлющие коричневатые стебли прижимались к земле, переплетаясь между собой, но крошечные липкие язычки листвы уже вытянулись из почек.
Людям ступать на заповедную землю было нельзя, но они толпились вдоль символичного ограждения, или располагались на шкурах и одеялах чуть поодаль, чтобы своими глазами увидеть чудо, которое начнется сегодня. Народ все продолжал стекаться к роще — целыми семьями, с престарелыми родителями на носилках, с детьми на руках. И взволнованными, но приглушенными из почтения голосами обсуждали все то, что обещали им Хозяева в своих научениях. Одни с придыханием обсуждали, каким образом Сангуис станет центром мира. Другие — какие блага принесет великое преображение верных. А третьи мечтали воочию увидеть хоть издали древних богов, ради верности которым предки отказались от искажающей воздух и землю магии на своем острове. Жрецы в длинных красных одеяниях монотонным, лишенным эмоций голосом читали по памяти «Священные клятвы».
«И вышли тогда древние боги к сердцу острова, и вырвали из себя живые корни, напитанные кровью, и опустили их в землю, чтобы соединили они остров в единое тело…» — бормотал один, и ему внимали вставшие за его спиной, как на молитву, мужчины и женщины с торжественными лицами.
«Не дрогнули старцы, услышав о жертве. И вышли пятеро, и опустились они на колени перед извечными, чтобы напоить своей кровью залог будущей жизни и величия… — тянул нараспев другой. — Был вечер, и было утро, и увидели все, что на жертвенном месте распустился прекрасный цветок…»
Где-то заплакал младенец. Старая женщина, лежавшая на носилках, снова закашляла, и девушка с длинной черной косой опять поила ее водой из большой коричневой кружки.
— Они там! — послышался вдруг женский вскрик, и все, как один, обернулись к роще.
Хранители отошли в сторону, и сейчас было отчетливо видно, как из земли в нескольких шагах от плиты поднимаются невысокие, но очень широкие в плечах фигуры, укрытые темными балахонами. В глубине капюшонов сияли ярко-зеленые глаза.
Кто-то, глотая слезы, чуть слышно бормотал клятву верности, кто-то истошно кричал, не в силах удержать в себе восторг, переходящий в истерику.
Богов было семеро. В воздухе остро запахло прелой листвой, сияние начертаний на плите стало ослепительно ярким. Солнце медленно угасало, погружаясь в кроваво-красное море.
А потом из земли вышел Великий Альтарган Шахар, сияя всеми своими аспектами, и за ним следом, как зачарованные, следовали чужаки из числа воинов, которых Альтарган привез с собой из-за моря. Их статные, сильные тела были полностью обнажены, как и подобает жертве, головы опущены. Ни на одном не было веревок или цепей: воля Хозяев сковывала надежней, чем любые другие узы. Они выходили из открывшегося подземелья один за другим и покорно опускались на колени. Альтарган расставлял их стройными рядами, по десять человек в каждом. Когда рядов стало десять, Шахар взялся за меч.
Он подошел к первой безвольной жертве и отсек голову. Кровь хлынула на дремлющую сангву. Дети помладше испуганно закричали, взрослые сердито зашипели на них. Альтарган передал тело поспешившим на помощь хранителям. Двое из них подхватили жертву и понесли к одному из столбов, где вздернули ее за ноги повыше над землей. Тем временем двое оставшихся уже тащили к следующему столбу новую жертву…
Солнце скрылось, и теперь рощу освещали только факелы и сияние артефакта. Темноту вокруг начинал наполнять шепот — он шел отовсюду и становился все громче. Люди прижимались друг к другу, не в силах унять охватившую их дрожь. Тела, подвешенные на веревках, почему-то раскачивались. Меч Шахара с каждым взмахом поднимался все медленней и тяжелей. Его руки, одежда, и даже лицо были испачканы кровью.
Под ногами Альтаргана и богов зашевелилась сангва. Она поднимала свои тонкие, гибкие корни, тянулась ими по кровавому следу и, наконец, принялась оплетать столбы и свесившиеся вниз руки мертвецов. Корни прорастали в мягкую плоть и начинали едва заметно светиться изнутри, разгораясь красным все ярче.