Крупнейшее танковое сражение
Проба пера. Радзехов и Войница
Утром второго дня войны окончательно определился расклад сил в наметившемся вечером 22 июня танковом сражении. Назначенный командованием еще вечером 22 июня сбор сил мехкорпусов Юго-Западного фронта в районе Радзехова оказался смазанным и скомканным. Несмотря на принятое решение использовать в контрударе сильнейшее танковое соединение округа – 4-й механизированный корпус, его участие оказалось минимальным. Во-первых, 8-я танковая дивизия не смогла выйти в исходное положение для контрудара из-за того, что саперы поторопились взорвать мосты через Буг, лежащие на маршруте дивизии. Во-вторых, командующий 6-й армией И.Н. Музыченко несколько подкорректировал задачи корпуса, добавив в них помимо Радзехува действия по подпиранию фронта 3-й кавалерийской дивизии. 15-й мехкорпус вышел даже на дальние подступы к месту сражения в неполном составе. Утром 23 июня главные силы 10-й танковой дивизии вышли в район местечка Холоюв, южнее Радзехова. Причем не успел выйти в назначенный район 19-й танковый полк дивизии, задержавшийся из-за трудных условий марша. Именно в этом полку были устрашающие КВ, которые могли стать решающим аргументом в предстоящей схватке. 37-я танковая дивизия корпуса утром 23 июня была еще на марше из Кременца. Даже по плану она должна была выйти в район Радзехова только вечером 23 июня. В Радзехове оставался только передовой отряд корпуса И. И. Карпезо, пока еще не подозревавший о нависшей над ним опасности.
Пока к занятому только передовым отрядом Радзехову с разных направлений спешили колонны советских танков и мотопехоты, на город нацелилось острие немецкого танкового клина. Если задача советским мехкорпусам была поставлена в формате «уничтожить противника», то целью немцев было взять под контроль узел дорог центральной «панцерштрассе». Через Радзехов должно было осуществляться снабжение наступления танковых соединений XXXXVIII танкового корпуса. Это была не просто точка на карте, а один из ключевых пунктов всего Приграничного сражения. Задержка с вводом в сражение 11-й танковой дивизии 22 июня могла дорого стоить немцам, если бы с советской стороны успели подойти резервы и занять оборону в Радзехове. Нужно было спешить. Продвинувшаяся в предыдущий день на 25 км от границы немецкая танковая дивизия (не гиннесс-бук достижение, прямо скажем) уже в 3.30 возобновила свое движение.
В своих предыдущих работах в описании тактических деталей сражения под Радзеховом я был вынужден опираться на воспоминания ветерана 11-й танковой дивизии Густава Шродека. Однако они не в полной мере отражали картину событий и содержат ряд неточностей. Сейчас есть возможность восполнить этот пробел за счет документов.
Второй день войны начался для 11-й танковой дивизии с атаки городка Стоянов, занятого советскими частями (скорее всего, из 124-й стрелковой дивизии). После этого «танковая» боевая группа дивизии, построенная вокруг танкового полка, поворачивает на юг и продвигается к Радзехову. В 2 км севернее него немецкие танкисты напарываются на советские танки передового отряда 15-го мехкорпуса. Авиационная разведка предупреждала о танках, но теперь в их наличии пришлось убедиться самостоятельно.
В 5.15 утра 23 июня первое танковое сражение на Украине началось. Силы были изначально неравны: батальон танков и батальон мотопехоты с советской стороны и усиленный танковый полк с немецкой. Тем не менее лобовая атака на Радзехов проваливается, и немцы выполняют глубокий обходной маневр. Передовой отряд 15-го мехкорпуса около 6.30 оказывается атакован во фланг и тыл с запада, со стороны Юзефува. К востоку от Радзехова простирается обширное болото. Перехват дорог, идущих из городка на юг, мог лишить передовой отряд возможности сохранить технику. Это заставляет советских танкистов отойти от Радзехува. Кроме того, передовой отряд в коротком, но жестоком бою успевает израсходовать боеприпасы. В ЖБД 11-й танковой дивизии отмечается: «В течение первой половины дня севернее и западнее Радзехова разворачивается очень ожесточенное танковое сражение, в ходе которого из 50–60 танков противника, в числе которых имелись тяжелейшие, уничтожено 35».
По нашим данным, немцы потеряли в этом бою 20 танков, 16 противотанковых орудий и до взвода пехоты. Потери передового отряда составили 20 танков ВТ, б танков Т-34, 7 человек убитыми, 11 человек ранеными и 32 человека без вести пропавшими. Уничтожение б танков Т-34 не должно вызывать удивления. Поддержку их атакующим танкам составляли 88-мм зенитки, которые со стационарных позиций могли расстреливать Т-34. Немцы описывали действия советских танкистов в этом бою, как «ожесточенное сопротивление с переходом в постоянные контратаки, не считаясь с потерями».
Однако на этом сражение не заканчивается. В этот момент на сцене появляется сводный отряд 4-го механизированного корпуса. Из-за пригорка одна за другой навстречу немецким танкам выезжают «тридцатьчетверки». Унтер-офицер 11-й танковой дивизии, впоследствии историограф соединения, Густав Шродек как место состоявшегося боя описывает некие высоты к юго-западу от Радзехова. Однако подходящий участок местности лежит к северо-западу от города. Спрятавшись за склоном, немецкие танки навязывают бой накоротке, расстреливая переваливавшиеся через гребень высоты советские танки.
Во второй половине дня подтягиваются главные силы дивизии С. Я. Огурцова. Они предпринимают попытку отбить потерянный передовым отрядом Радзехов. В 15.00 20-й танковый и 10-й мотострелковый полки перешли в атаку, лишенные, однако, артиллерийской поддержки (10-й артиллерийский полк был еще в пути, так как в момент объявления боевой тревоги он находился в лагерях Янув). Также не участвовал в атаке на Радзехов 19-й танковый полк, не прибывший вовремя из-за трудностей дорожных условий марша – 86 % танков полка отстали или вышли из строя[435]. Атака ограниченными силами успеха не принесла, и 10-я танковая дивизия занимает оборонительные позиции на подступах к городку. Здесь дивизии предстояло сражаться несколько последующих дней.
Однако в попытках отбить важный узел дорог части дивизии С. Я. Огурцова были не одиноки. Городок, от которого после утреннего боя поднимались черные столбы дыма догорающих танков, пережил еще несколько атак. Активное участие в сражении во второй половине дня 23 июня принял отряд 4-го механизированного корпуса под руководством подполковника Лысенко. Его составляли два танковых батальона 32-й танковой дивизии и батальон 323-го мотострелкового полка 81-й моторизованной дивизии. Возможные направления атаки Радзехова ограничивались заболоченной местностью в его окрестностях. К юго-востоку от городка вообще простиралась обширная топь. Благоприятные условия имелись для атаки вдоль шоссейной и железной дороги на Львов, от местечка Ганунин на северо-восток.
На командном пункте 8-й танковой дивизии 22 июня. Командир соединения полковник П. С. Фотченков (в центре) ставит задачу по карте своим подчиненным
Впоследствии на страницах мемуаров и исследований немцы заявляли об уничтожении от 40 (Оскар Мюнцель) до 68 (Густав Шродек) советских танков в этом бою. Также Мюнцель пишет: «Немецкие танкисты понесли несущественные потери». Однако эта оценка не совпадает с мнением командования по горячим следам боя. Командир 11-й танковой дивизии вечером 23 июня доносил Кемпфу:
«Танковое сражение у Радзехова в общем завершилось к 12.30. Противник достоверно потерял 33 из 50–60 своих танков, в том числе сверхтяжелых. Собственные потери значительны:
– 7 танков потеряны безвозвратно;
– убиты 3 офицера и 10 нижних чинов;
– ранены 50 нижних чинов (в том числе в подразделениях, подчиненных танковому полку).
Относительно высокие потери в 5-й батарее полка «Генерал Геринг». Погиб командир батареи.
Противник сражался очень умело и упорно»[436].
Число подбитых (поврежденных) танков 11-й танковой дивизии не сообщалось. Исходя из общей статистики боевых действий, их число должно было быть в 1,5–2 раза большим, чем число безвозвратно потерянных боевых машин. Однако это было промежуточное донесение, боевые действия продолжались в течение всего дня. В ЖБД 11-й танковой дивизии заявлялось об уничтожении за день 45 советских танков. Эту цифру следует признать несколько завышенной. Отряд 32-й танковой дивизии потерял 11 танков, заявив об уничтожении 18 танков противника, батальон 323-го мотострелкового полка потерял 13 человек убитыми и 18 раненными. Потери передового отряда 10-й танковой дивизии, как уже было сказано выше, составили 20 танков БТ, 6 танков Т-34, 7 человек убитыми, 11 человек раненными и 32 человека без вести пропавшими. Цифру немецких безвозвратных потерь в 7 машин также следует признать промежуточной, скорее всего, итогом дня были несколько большие потери.
В ЖБД XXXXVIII корпуса полученный под Радзеховом опыт был суммирован следующим образом:
«1) Неожиданным в этих сражениях оказался фанатичный боевой дух русских танкистов. Несмотря на явное превосходство наших танков и противотанковых орудий, вражеские легкие танки, невзирая на потери, продолжают атаки. Уже в безнадежном положении, с разбитыми моторами или порванными гусеницами, они стреляют до последнего снаряда или возобновляют бой после того, как наши танки минуют их. Почти все экипажи найдены убитыми или сгоревшими в своих машинах.
2) Появились очень быстрые тяжелые вражеские танки с 7,62-см орудием, которые прекрасно стреляют с дальних дистанций. Наши танки им явно уступают. 3, 7-см противотанковые орудия бессильны против них, кроме как на близкой дистанции, 8,8-см зенитки – на дистанциях выше средней.
3) Ценность зенитных подразделений в наземных боях подтверждается»[437].
«Тридцатьчетверки» показали себя в первом танковом бою сильным противником. Оставалось столкнуть их с немецкими «панцерами» в нужное время в нужном месте. А для этого им предстояло пережить утомительные марши.
Поводы помотаться по дорогам в бесконечных маршах появлялись синхронно со сражением у Радзехова. Пока шел первый танковый бой на Украине, боевая группа 110-го полка 11-й танковой дивизии в обход Радзехова продвинулась к 17.00 23 июня на 15 км восточнее, достигнув Лопатина, а б 1-й мотоциклетный батальон – переправы у Берестечко, в 30 км к востоку от места ночевки дивизии. Мост через Стырь у Лопатина (Шуровище) был взорван, и продолжение наступления 11-й танковой дивизии было отложено до начала следующего дня. Переправа у Мервы (в районе Берестечко), к которой вышел мотоциклетный батальон дивизии Крювеля, оборонялся крупными силами советских войск, и мотоциклистам было приказано изображать активность на этом направлении. Мюнцель утверждает, что переправа была захвачена, но это, скорее всего, ошибка.
Этот прорыв механизированных частей немцев в глубь построения войск фронта был обнаружен и вызвал закономерное беспокойство. В разведывательной сводке фронта от 22.00 23 июня отмечается: «По данным авиационной разведки, из района Радзехув в направлении Берестечко и Броды в 16 часов выдвигалось большое количество танков, и к 16 часам 20 минутам Берестечко и Горохув были заняты мотомеханизированными частями противника». Что интересно, данные о прорыве поступили не от специализированных 315-го и 316-го разведывательных авиаполков, а от летавших на бомбежку и разведку противника в районе Сокаля экипажей 15-й и 16-й авиадивизий 6-й армии.
Реакция на данные воздушной разведки последовала немедленно, если не сказать поспешно. Не будем забывать, что командованию приходилось работать с «упреждением», нацеливая мехкорпуса на точки на предполагаемом пути наступления противника. Ввиду того, что фронт 5-й армии рухнул, от бреши на правом фланге 6-й армии можно было ждать только неприятностей. Уже в 15.20 23 июня командующий 6-й армией направляет в район Бродов 8-й мехкорпус. Вскоре в ответ на обескураживающие доклады летчиков также последовало приказание начальника штаба Юго-Западного фронта № 023 от 23.6.41 г. 15-му механизированному корпусу, подчинявшемуся непосредственно штабу фронта. Ему была поставлена задача: «Ввиду появления в районе Берестечко и лесах западнее танков противника, прочно удерживать район Броды мотодивизией, обеспечив себя с направления Радзехув, Крыстынополь, атаковать и уничтожить танки и танкетки противника в направлении Берестечко во взаимодействии с подходящим к утру 24.6.41 г. в район Броды 8-м механизированным корпусом». 212-я моторизованная дивизия 15-го мехкорпуса с самого начала войны оборонялась к северу от Бродов. Ее присутствие давало надежду, что прорыв противника не будет совсем уж молниеносным и сокрушительным.
Выполняя этот приказ, командир корпуса И. И. Карпезо 10-ю танковую дивизию в 7.00 24 июня направил в Броды, а с тыла прикрыл ее 37-й танковой дивизией. Затем последняя была отправлена в леса к западу от Бродов для удара на Лешнев. Строго говоря, такой маневр граничил с откровенным авантюризмом. Во имя пока еще призрачной угрозы удара через Броды 15-й мехкорпус снимался с позиций под Радзеховом, открывая «окно» в направлении Львова. Между правым флангом 6-й армии и фронтовыми частями под Бродами образовывалась приличных размеров брешь. Немцы могли через Радзехов беспрепятственно наступать на Буск и далее перехватывать дороги, идущие из Львова на восток. Поэтому вскоре после выяснения ошибочности предположений о прорыве через Броды последовали приказы на возвращение на исходные позиции. В 17.00 24 июня И. И. Карпезо приказывает вернуть 10-ю танковую дивизию обратно под Радзехов. Дивизия С. Я. Огурцова совершила 45-километровый марш, из которого она вернулась в прежний район сосредоточения только к рассвету 25 июня. 19-й танковый полк дивизии приказ на возвращение получил только в лесу юго-западнее Броды. В результате на позиции, занятые еще вечером 23 июня, он возвратился лишь к 20.00 25.6.41 г., проделав за 24 и 25.6.41 г. 105-километровый марш, не принимая участия в бою. 37-я танковая дивизия также была развернута на 180° и к 6.00 25 июня возвращена на оборонительные позиции фронтом на север по р. Радоставка. Таким образом, от смелой попытки бросить в бой 15-й мехкорпус пришлось отказаться. В сущности, соединение генерала И. И. Карпезо большую часть Приграничного сражения выполняло оборонительные задачи, являясь продолжением загнутого фланга 6-й армии.
Командование Юго-Западного фронта очень нервно реагировало на сведения, говорящие в пользу поворота немецкого танкового клина на юг, в тыл войскам в Львовском выступе. Действительно, повернув с центральной «панцерштрассе» на юг, немецкие танковые дивизии могли перехватить пути отступления 6-й и 26-й армий, а также части сил 12-й армии. Учитывая, что сплошного фронта не было, немецкие механизированные части могли очень быстро выйти в тыл Львовского выступа. В этом в очередной раз проявилась характерная особенность ведения оборонительной операции – неопределенность планов противника. Немецкие части действительно прорвались к Берестечко и Шуровищам (Лешневу). От переправы в Шуровищах оставалось всего около 30 км до Бродов. Сам по себе поворот на Броды в тыл Львовскому выступу выглядел логичным. Восточнее Берестечко и Бродов с юга на север протекала река Иква с заболоченной поймой. Не пытаться таранить этот рубеж, и отвернуть на юг было бы вполне разумным ходом. Такой вариант развития событий никак нельзя было исключать из вариантов действий противника.
К слову сказать, на действия немцев 24 июня также повлияли донесения воздушной разведки. Метания 15-го мехкорпуса заставили их понервничать, так как вместо густых лесов танки и автомашины советских танковых частей выбрались на дороги, где их и обнаружили с воздуха. Утром 24 июня в ЖБД XXXXVIII корпуса появляется запись: «Около 07.00 наша воздушная разведка впервые докладывает о крупной концентрации танков противника к югу от шоссе». Обращаю внимание на слово «впервые». Перемещения 15-го мехкорпуса в первые два дня войны, видимо, не шли ни в какое сравнение с увиденными с воздуха массами танков.
Сообщения от воздушной разведки заставили немецкое командование несколько снизить темпы продвижения вперед. 57-я пехотная дивизия получает в
15.00 приказ не переходить Стырь никакими частями, кроме разведывательных. Намерение командира дивизии переправить на восточный берег Стыри, по крайней мере один полк, было воспрещено Кемпфом по радио. Дивизия должна была быть в полной готовности отразить удар советских танков по флангу корпуса. В рамках той же стратегии обороны фланга 11-й танковой дивизии было приказано взорвать мост у Лешнева.
Однако, помимо угроз мнимых и попросту надуманных, на второй день появились опасности вполне ощутимые и неприятные. На фронте 6-й армии произошли события, которых опасался Музыченко. Г. К. Жуков пишет: «…к исходу этого дня [23 июня] немецкие войска нашли уязвимое место: они нанесли сильный удар на стыке Рава-Русского и Перемышльского районов, который оборонялся 97-й и 159-й стрелковыми дивизиями. Последняя, находившаяся в стадии развертывания, имела в своем составе значительное количество солдат из необученного запаса. Не сумев выдержать атаку противника, она начала отход, создав тяжелую ситуацию для соседних частей. Предпринятые командующим 6-й армией генералом И. Н. Музыченко контрмеры положение не выправили, и к исходу 24 июня разрыв обороны достиг здесь 40 километров»[438].
Горящий бронеавтомобиль БА-10. Это была одна из самых распространенных машин в Киевском округе
4-й механизированный корпус в последующие дни вместо участия во фронтовом контрударе занимался кризисом, возникшим вследствие прорыва пехотных соединений 17-й армии на львовском направлении.
Война в воздухе. Хотя, по впечатлениям немецких танкистов под Радзеховом, советские танки выводились им навстречу впереди волн Т-34 и БТ «сталинскими соколами», тесного взаимодействия между ВВС Юго-Западного фронта и механизированными корпусами не имелось. Авиадивизии получили от командования ВВС фронта задачи по воздействию на войска противника и решали их в меру своих сил и возможностей. Впрочем, приказ Птухина был довольно подробным (см. в Приложении).
Второй авиаудар по войскам противника (первый был у Устилуга вечером 22 июня) встретил достаточно жесткое противодействие противника. 86-й СБП вылетел на задание двумя группами: девяткой под командованием подполковника Сорокина и шестеркой, которую возглавил зам. командира полка капитан Белый. Первая взлетала в 5.30, вторая – в 5.40. Предполагалось, что истребительное прикрытие будет осугцествляться самолетами 92-го ИАП. Ввиду отсутствия связи на аэродром истребителей в Бродах в 4.40 отправили СБ. Однако истребители так и не появились. Как выяснилось позднее, аэродром 92-го ИАП был атакован с воздуха. В результате налета было повреждено 7 И-153 (восстановлены на следующий день). В итоге СБ группы Сорокина полетели на задание без их прикрытия. Над Бродами группу Сорокина встретили полтора десятка «мессершмиттов», скорее всего, из той же группы самолетов, что бомбила аэродром истребителей. Из девятки советских бомбардировщиков были сбиты три, а еще два повреждены и сели на «брюхо». Группа капитана Белого встречи с «мессершмиттами» избежала и успешно отбомбилась по скоплению танков и артиллерии в 4 км к западу от Крыстынополя. При возвращении на свой аэродром счастливо избежавшие встречи с Me-109 СБ были по ошибке атакованы своими И-16, один бомбардировщик был поврежден, при посадке скапотировал. Самолет был разбит полностью, по счастью, из экипажа никто не погиб. Истребители авиадивизии прикрывали Тарнополь (штаб фронта), а также вели разведку в районе Сокаля и Крыстынополя. Продвижение немцев было видно хорошо и издалека – в занимаемой противником полосе горели села. Интересно отметить, что 87-й ИАП сменил базирование и теперь работал с аэродрома Тарнополь, что сокращало время на доставку донесений в штаб фронта. «Ишачки» 87-го полка вместе с МиГами 15-й авиадивизии стали «глазами» штаба Юго-Западного фронта. Всего 16-я авиадивизия выполнила 173 самолето-вылета, сбросив на противника 120 ФАБ-100.
Не менее жесткий отпор получили самолеты 62-й авиадивизии, атаковавшие Устилуг и Грубешув – переправы через Буг получили плотное прикрытие Люфтваффе. 94-й и 52-й полки СБ выполнили 91 самолетовылет, сбросили 500 ФАБ-100 и 84 ФАБ-50 ценой потери 14 самолетов и 42 человек летного состава. Однако нельзя не отметить, что ни одна авиадивизия не сбросила такого количества бомб за день за все Приграничное сражение. Другие авиасоединения, летавшие на атаку тех же целей, также понесли тяжелые потери. Бомбившие с 1900 м Устилуг и Грубешув 33 экипажа ДБ-3 18-й авиадивизии потеряли сбитыми истребителями противника 9 машин. Всего дальними ДБ-3 было выполнено за день 42 самолето-вылета и сброшено 298 ФАБ-100.
После определенной растерянности первого дня войны советские авиасоединения постепенно включались в боевую работу. Помимо задач, поставленных фронтовым командованием, авиация действовала также в интересах армий. МиГи 15-й авиадивизии в течение дня 23 июня прикрывали выдвижение частей 4-го механизированного корпуса с воздуха. В 10 воздушных боях по итогам 91 самолето-вылета пилоты 23-го ИАП потеряли 4 МиГа и заявили об уничтожении б самолетов противника. Из шести сбитых истребителей противника четыре были почему-то опознаны как польские ПЗЛ. Возможно, речь идет о немецких разведчиках Хеншель-129, отдаленно напоминавших польские машины своей аэродинамической схемой – моноплан-парасоль. 28-й ИАП провел 29 воздушных боев в 140 самолето-вылетах. Полк претендовал на четыре сбитых самолета противника ценой потери трех экипажей и выходе из строя 8 самолетов. Всего 15-я авиадивизия выполнила 23 июня 345 самолето-вылетов, сбросила 45 ФАБ-50 и 58 АО-10 (с истребителей и штурмовиков).
Относительно самого сильного в 17-й авиадивизии полка на 23 июня было четкое указание Птухина: «48 СБП (самолеты Пе-2) рассредоточить на оперативных аэродромах с выводом за границу аэродромов и тщательно замаскировать». Видимо, командующий ВВС ЮЗФ стремился сохранить полк от ударов по аэродромам и использовать новейшие бомбардировщики как свою козырную карту. 23 июня «пешки» на задания не летали, потерь ни на земле, ни в воздухе не несли. Истребители 17-й авиадивизии прикрывали железнодорожные узлы.
Из состава 19-й авиадивизии 23 июня действовал только 33-й СБП (двум другим полкам в приказе Птухина задач не ставилось). Полк бомбил Пархач и Крыстынополь, выполнив 36 самолето-вылетов и сбросив 156 ФАБ-100. Над целью один СБ был сбит истребителем, а еще один – получил повреждения.
В целом можно констатировать, что ВВС Юго-Западного фронта на второй день войны существенно увеличили свою активность. Было использовано для ударов по противнику 183 самолета-бомбардировщика, или 31,2 % общей численности.
24 июня
Постепенно идеи Кирпоноса и Пуркаева относительно путей стабилизации проломленного уже в первый день войны фронта приобретали все более четкие очертания. Командование Юго-Западного фронта решило использовать встретившие войну на полпути к границе «глубинные» стрелковые корпуса для построения нового фронта обороны. Их задачей стало, «опираясь на противотанковые районы, не допустить прорыва мотомеханизированных частей противника в восточном направлении». Соответственно на позиции поперек центральной «панцерштрассе» по рубежу реки Иква на широком фронте выходили три дивизии З6-го стрелкового корпуса, а поперек северной «панцерштрассе» – дивизии 31-го стрелкового корпуса. В тылу 6-й армии, южнее Бродов, должен был занять оборону 37-й стрелковый корпус. Крупных сил противника этот заслон сдержать не мог, однако контрудары мехкорпусов должны были уменьшить силы противника, остающиеся на острие главного удара.
Командир 11-й танковой дивизии Людвиг Крювель изучает обстановку по карте. Рядом с ним (с сигаретой) – командир танкового батальона дивизии Шиммельман
Однако пока все эти меры лишь обещали изменение ситуации в лучшую сторону. С учетом тактики Крювеля с «пехотной» и «танковой» боевыми группами не всякий контрудар мог задержать продвижение XXXXVIII моторизованного корпуса. Пока «танковая» боевая группа отбивалась бы от советских танков, «пехотная» в соответствии с принципом «а Васька слушает, да ест» покрыла бы еще несколько десятков километров. Поэтому данные авиаразведки и построение в соответствии с ними заслона фронтом на юг не оказали решающего влияния на продвижение 11-й танковой дивизии в направлении Дубно. Непосредственное воздействие на «пехотную» боевую группу дивизии в течение 24 июня отсутствовало. Ее не встретили ни занятые пехотой и артиллерией рубежи обороны, ни выпады танковых частей.
Ранним утром части 11-й танковой дивизии переправились через Стырь и изготовились к наступлению на восток. Дивизия Крювеля должна была пробиваться вперед двумя группами: мотоциклетным батальоном с захваченного утром плацдарма у Острова и «пехотной» боевой группой с плацдарма у Шуровигцей. Однако на пути решительного броска вперед встал неожиданный противник: «Около полудня командир корпуса устно, а штаб корпуса – по радио одновременно ставят 11-й тд цель наступления – Дубно. В 10.00 одновременно выступили 61-й мотоциклетный батальон с плацдарма Остров, а 110-й мотострелковый полк – с плацдарма Шуровигце, однако в связи с постоянными авианалетами продвигаются вперед медленно»[439]. До этого в первые утренние часы «сталинские соколы» обрушились на переправу в Шуровигцах, мешая накоплению сил на плацдарме. Несколько подробнее вопрос с налетами авиадивизий ВВС ЮЗФ на 11-ю танковую дивизию будет разобран ниже, а сейчас имеет смысл сразу сообщить ответ: Дубно 24 июня захвачен не был. К 18.00 «пехотная» боевая группа дивизии вышла к Вербе, на дальние подступы к Дубно. Дивизия Крювеля двигалась в пустоте, сопротивление ей оказывали в лучшем случае отдельные мелкие подразделения, случайно оказавшиеся на «панцерштрассе». Несмотря на это, выполнить поставленную Кемпфом задачу 11-я танковая дивизия не смогла ввиду сильного воздействия с воздуха. В ЖБД соединения прямо указывается: «Сломив слабое сопротивление врага на высотах восточнее Козина, она на марше атакована вражескими бомбардировщиками и только поздним вечером выходит к Дубно. Населенный пункт занят противником, и атака назначается на 25.6»[440]. Настоящим издевательством над этим фактом звучит запись в журнале боевых действий группы армий «Юг» от 24 июня: «Наши ВВС в основном овладели господством в воздухе». Овладеть овладели, но забыли сообщить об этом «сталинским соколам».
Задержка с продвижением вперед 11-й танковой дивизии 24 июня также повлияла на долгосрочные планы немецкого командования. Они предусматривали ввод в бой еще одного подвижного соединения на центральной «панцерштрассе» – 16-й танковой дивизии Ганса-Валентина Хубе. Вытянувшаяся вдоль дороги 60-километровая «кишка» подразделений 11-й танковой дивизии к 24 июня наконец полностью втянулась на территорию СССР. Соответственно было принято решение в середине дня ввести через Крыстынополь по шоссе дивизию Хубе. Еще одним сдерживающим фактором стали пограничные укрепления «линии Молотова». Доты в районе Крыстынополя продолжали огрызаться огнем, и командование XXXXIV армейского корпуса пообещало пробить дорогу для 16-й танковой дивизии к середине дня 24 июня. К вечеру части дивизии Хубе начали втягиваться на территорию СССР и вышли к Радзехову. Дальнейшему продвижению вперед мешали скопившиеся на «панцерштрассе» тылы 11-й танковой дивизии. Как следует из записей в ЖБД XXXXVIII корпуса, Кемпф сам принял решение приостановить проталкивание дивизии Хубе по забитому шоссе: «Приказы штаба корпуса 11-й тд освободить дорогу для продвижения 16-й тд до 20.00, не выполняются, поскольку командир корпуса на основе личных наблюдений на месте устным приказом продлил этот срок до 24.00. Поэтому основная часть 16-й тд использует этот вечер для отдыха»[441].
Александровна
Главным событием 24 июня было, безусловно, танковое сражение, развернувшееся на полпути от Владимира-Волынского до Луцка. Иногда его привязывают к названию деревни Войница, однако собственно поле боя было восточнее, у деревни Александровка. Другое дело, что населенных пунктов с названием «Александровка» довольно много, и более точную привязку дает менее распространенное название «Войница». Предпосылки к столкновению советских и немецких танков у Александровки возникли 23 июня. В то время как фронтовое командование лихорадочно собирало мехкорпуса для контрудара, командование 5-й армии также стремилось ввести в бой резервы с целью стабилизации положения. В качестве таковых выступали 135-я стрелковая дивизия, части 22-го мехкорпуса и 1-я противотанковая артиллерийская бригада. Командующий 5-й армией М. И. Потапов сформулировал задачи подчиненных ему войск следующим образом: «Армии продолжать прочно оборонять занимаемый рубеж, не допуская прорыва противника; ударами резервов уничтожить владимир-волынскую группировку противника и восстановить госграницу».
Первоначально время контрудара было назначено на 22.00 23 июня, но, учитывая опасность совершения марша 135-й стрелковой дивизии и 22-го мехкорпуса в дневное время, он был перенесен на утро 24 июня. Занять исходное положение предполагалось к 4.00 24 июня. 135-я стрелковая дивизия генерала Ф. Н. Смехотворова к утру 24 июня заняла исходное положение для атаки на рубеже Александровка (3 км восточнее Бойницы), Крухеничи, Локачи. Тем самым дивизия своим правым флангом перегораживала северную «панцерштрассе». Севернее был обширный заболоченный лес, и перекрывать его большого смысла не имело. За 135-й дивизией восточнее Александровки и в рощах южнее заняли огневые позиции 1-я артиллерийская противотанковая бригада, 460-й артиллерийский полк 27-го стрелкового корпуса и артиллерия 135-й стрелковой дивизии. Они были объединены в артиллерийскую группу, возглавляемую начальником артиллерии 5-й армии генерал-майором В. Н. Сотенским. Следует отметить, что по донесению командарма-5 Потапова ощущался острый недостаток снарядов для 37-мм и 85-мм зенитных пушек, в связи с чем два дивизиона 1-й артиллерийской противотанковой бригады, оснащенные этими пушками, не использовались. Основным оружием противотанкистов Москаленко должны были стать 76-мм пушки. 19-я танковая дивизия к утру 24 июня еще не прибыла на исходный рубеж, и поэтому контрудар, назначенный на 4.00 24 июня, был перенесен на более поздний срок – до прибытия 19-й танковой дивизии.
Танк БТ-7, брошенный на улице украинского городка. На стене просматривается нарисованный как указатель тактический значок 11-й танковой дивизии
Однако перейти в наступление собранной Потаповым группировке так и не удалось. В 8 часов 24 июня танки и мотопехота двигавшейся вдоль «панцерштрассе» 14-й танковой дивизии, поддержанные ударами авиации, упредив советские войска, сами атаковали 135-ю стрелковую дивизию из леса севернее Войницы и потеснили ее на 5–6 км к востоку.
Вскоре после полудня к грохочущему выстрелами полю боя подошла 19-я танковая дивизия 22-го механизированного корпуса. Впрочем, «подошла» – это громко сказано. Сосредоточение дивизия не закончила и могла участвовать в бою лишь частью сил. Исходные позиции для наступления, назначенные ранее, уже были захвачены противником. Не ожидая завершения сосредоточения соединения, комкор-22 Кондрусев в 13.30 приказывает атаковать. Через полчаса, в 14.00, в бой было выведено всего 45 Т-26 и 12 броневиков БА-10, сведенных в один танковый полк под командованием полковника Б. Г. Бибика. Атакованная немецкая пехота начала отступать, но навстречу сводному полку T-26-x вскоре выкатились из леса немецкие танки, опознанные как «средние». Бой продолжался в течение 2,5 часа. Результат столкновения легких Т-26 с немецкими «панцерами» был обычным для Приграничного сражения. По донесению начальника штаба 19-й танковой дивизии, «после потери больше половины наших танков началось отступление»[442].
Немецкая сторона характеризовала происходившее, как «длительный бой танков против танков», в котором по первому донесению был уничтожен 21 советский танк, что довольно точно совпадает с советской оценкой потери половины участвовавших в атаке машин (45 Т-26). Причем среди подбитых немцы насчитали 9 «20—30-тонных» тяжелых танков. Учитывая, что в 19-й танковой дивизии ни Т-34, ни Т-28 не было, заявка выглядит как минимум странно. Вообще, атака Т-26 была оценена с уважением. В истории 14-й танковой дивизии она описана так: «Во второй половине дня 24 июня была отражена мощная танковая атака врага пехотным и З6-м танковым полком близ Александровки». «Мощную атаку» силами Т-26 представить довольно трудно, но, тем не менее, таковой она показалась противнику.
Потери немцев в танковом бою советской стороной были оценены в 8 средних и 2 тяжелых танка. Согласно дневному донесению 14-й танковой дивизии в штаб III моторизованного корпуса, собственные потери в бою под Александровой составили 6 танков. При этом количество уничтоженных советских танков поднялось до 87. На следующее утро заявка подросла до 158 танков, 40 противотанковых пушек и 8 батарей артиллерии[443]. Позднее число уничтоженных танков подскочило до 176 единиц, при 40 противотанковых пушках и 12 батареях артиллерии. Помимо огульного завышения первоначальной цифры реалистичным объяснением происхождения этих величин является продолжение танковой дуэли по мере подтягивания главных сил 19-й танковой дивизии. Фотоматериалами подтверждается участие в бою под Бойницей телетанков 22-го мехкорпуса. Так что 45 Т-26 участие мехкорпуса в боях с 14-й танковой дивизией явно не ограничилось.
В истории 14-й танковой дивизии сражение продлевается на следующий день: «Танковая битва близ Александровки развивалась таким образом, что до 25 июня были уничтожены 156 вражеских танков»[444]. Учитывая, что по состоянию на 6.00 26 июня 19-я танковая дивизия имела в строю всего 4 танка, 14 орудий и два батальона мотопехоты, немецкие данные о результатах боя выглядят, по крайней мере, правдоподобными. От 163 танков и 100 % комплектности полевой артиллерии этого соединения почти ничего не осталось. В бою под Бойницей погиб командир 22-го мехкорпуса генерал-майор С. М. Кондрусев, был ранен командир 19-й танковой дивизии генерал-майор К. А. Семенченко. Водивший танки Т-26 дивизии в танковый бой командир 37-го танкового полка подполковник Б. Г. Бибик попал в плен, командир 38-го танкового полка И. Ф. Самсонов был убит, командир мотострелкового полка подполковник В. В. Соколин – ранен и впоследствии умер от ран.
Пищей для увеличивающихся немецких заявок об уничтоженных советских танках также мог стать постепенный сбор немцами обездвиженных танков по пути к Луцку. Боевые машины 22-го мехкорпуса, несомненно, оставались на дорогах из-за отсутствия топлива и технических неисправностей. При отступлении эти танки становились трофеями немцев. Но так или иначе, танковый бой под Александровой заставил немцев на какое-то время остановить свой бег к Луцку. В дневном донесении 14-й танковой дивизии за 24 июня указывалось: «Достичь Торчина вряд ли сегодня получится». Торчин лежал примерно на полпути от Бойницы до Луцка, через городок проходила «панцерштрассе», вдоль которой наступал корпус Маккензена.
Танковым боем с 14-й танковой дивизией под Александровкой события 24 июня не ограничились. В 17–18 часов 24 июня до позиций 135-й стрелковой дивизии добралась немецкая 13-я танковая дивизия, двигавшаяся медленнее своего соседа южнее «панцерштрассе» по проселочным дорогам. Соответственно удар пришелся по левому флангу 135-й дивизии. После двухчасового боя, потеряв большое количество личного состава и матчасти артиллерии, 135-я стрелковая дивизия и 1-я противотанковая бригада были оттеснены в направлении Луцка.
Однако потери 13-й танковой дивизии также оказались довольно чувствительными. Известный западный исследователь Томас Йенц приводит весьма красноречивые данные относительно состояния танкового парка I батальона 4-го танкового полка 13-й танковой дивизии (см. таблицу).
Число боеготовых танков 1/4 танкового полка 13 тд.
Как мы видим, количество боеготовых танков соединения резко падает, причем в наибольшей степени это касается средних танков Pz.HI. Впоследствии число боеготовых танков Pz.III этого батальона до отметки 30 штук уже не поднималось. Достаточно высокие по меркам 1941 г. потери объясняются, прежде всего, столкновением с 1-й противотанковой артиллерийской бригадой. Подводя итоги битвы под Александровой (Бойницей), можно констатировать, что частями 5-й армии было выиграно время на организацию обороны под Луцком. Без танкового боя III моторизованный корпус, несомненно, вышел бы к Луцку уже вечером 24 июня. Однако пока обе танковые дивизии корпуса Маккензена были остановлены на дальних подступах к городу.
Война в небе
В истории 11-й танковой дивизии налетам советской авиации 24 июня посвящены следующие строки: «Русские авианалеты, которым благоприятствовала затяжная ясная погода, оказались препятствием для нашего дальнейшего наступления. Инженерные войска заново соорудили мост через Стырь и в месте у Шуровище мы перешли реку и продвигались дальше в направлении к Дубно. С наступлением темноты 15-й танковый полк преодолел величину суточного перехода – 50 км, несмотря на участие в жесточайших боевых действиях»[445]. В записях в ЖБД соединения вырисовывается менее героическая картина: «Танковый полк, который должен следовать за боевой группой Луца, вынужден остановиться в лесу западнее Шуровище, чтобы как-то укрыться от постоянных атак вражеской авиации. Только когда вечером организовано истребительное прикрытие, тп получает приказ выйти к лесам севернее Острова»[446].
Окончательно придя в себя после оглушительного удара 22 июня, ВВС Юго-Западного фронта обрушились на продвигавшиеся в глубь страны мотомехколонны врага. Скоростные бомбардировочные полки 16-я авиадивизии (18 СБ и Пе-2) атаковали колонны противника, двигающиеся через Берестечко. Было сброшено 90 ФАБ-100, без потерь. Авиадивизия лишилась только двух И-153, не вернувшихся с разведывательного полета. Бомбардировщики 17-й авиадивизии (59 СБ и Пе-2) также участвовали в атаках на колонны в районе Бродов. Было выполнено 170 самолето-вылетов, сброшено 316 ФАБ-100 и 6 ФАБ-50. Над целью были сбиты зенитным огнем 2 Пе-2, в том числе самолет командира 48-го полка майора Царикова, весь экипаж погиб. Неясно, какие именно цели атаковались в районе Бродов, так как 24 июня противника еще там не было. Скорее экипажи довольно широко толковали «район Бродов», к северу от города, ближе к Лешневу пролегала центральная «панцерштрассе». 19-я авиадивизия (71 СБ и Як-2) 24 июня тремя полками «работала» по колоннам в районе Берестечко, Шуровище и Радзехова. Было сброшено 300 ФАБ-100 ценой потери 1 СБ от зенитного огня. Экипажи наблюдали прямые попадания, а летчики 136-го полка с 800 м на Як-2 атаковали колонну танков у Шуровище и даже заявили о трех подбитых танках противника. 62-я авиадивизия (93 СБ и Пе-2) также действовала преимущественно по целям на центральной «панцерштрассе», в районе Лешнева и Шуровище. Цели на шоссе Брест – Ковель бомбились по остаточному принципу. Всего бомбардировщиками авиадивизии было сброшено 246 ФАБ-100 и 256 ФАБ-50. Потери составили 6 самолетов. Еще 2 СБ были уничтожены и 5 повреждены вследствие атаки противником аэродрома Кремно. В целом нельзя не отметить, что картина боевых действий бомбардировщиков Юго-Западного фронта 24 июня далека от традиционных штампов. Авиаудары по мотомехколоннам в этот день совсем не похожи на хорошо известные по литературе самоубийственные атаки, в которых гибнет множество не прикрытых истребителями СБ и ДБ-3. Такая картина была более характерна для Западного фронта. На Юго-Западном фронте потери бомбардировочных авиаполков можно характеризовать как умеренные.
Подбитый под Радзеховом танк Pz.HI 11-й танковой дивизии
Непрекращающиеся удары по аэродромам вынуждали ВВС фронта изыскивать возможности для аэродромного маневра. Новейшие МиГи 15-й авиадивизии 6-й армии 24 июня были перебазированы на аэродром Зубов соседней 16-й авиадивизии. Следует отметить, что в результате этого до 20.00 28-й ИАП был прикован к земле ввиду отсутствия горючего после перебазирования. Прикрытие 86-го СБП было обеспечено только в 20.00–21.00. 23-й ИАП, в свою очередь, работал на прикрытие аэродрома Зубов, т. е., строго говоря, дивизия прикрывала сама себя. Маневрирование по аэродромам было палкой о двух концах – на новом месте могло не оказаться горючего, боеприпасов или запасных частей. В целом перебазирование негативно сказалось на действиях 15-й авиадивизии – за 24 июня было выполнено всего 68 самолето-вылетов.
24 июня произошла смена командования ВВС фронта. Е. С. Птухин был повторно освобожден от служебных обязанностей и сменен генерал-лейтенантом авиации Ф. А. Астаховым (командовавший ВВС фронта до весны 1941 г.). Еще 20 июня 1941 г. Птухин был снят с должности «за высокий уровень аварийности в авиадивизиях округа». Однако начавшаяся война заставила отложить кадровые перестановки. Дальнейшая судьба Птухина сложилась трагически. 3 июля 1941 г. Евгений Саввич был арестован и позднее расстрелян. Однако
нельзя не отметить, что возвращение старого командующего ВВС улучшило управление авиацией. Баграмян писал: «Астахов сумел быстро войти в курс дела. Он хорошо знал авиационные части фронта, их людей; летчики уважали и любили его. Результаты усилий Федора Алексеевича сказались быстро. В частности, ему удалось резко улучшить авиационную разведку. Добытые ею данные многое прояснили»[447].
Если не считать Войницы, то 24 июня ВВС фронта были наиболее активным участником разгорающегося сражения. Авиация стала едва ли не единственным средством сдерживания продвижения лидирующего соединения XXXXVIII корпуса. В итоге командир 11-й танковой дивизии разразился донесением Кемпфу, которое можно было даже назвать жалобным. Генерал Крювель писал своему командиру:
«Существует обоснованное предположение, что дивизия выполнит поставленные на сегодня задачи. Тем не менее это на некоторое время было поставлено под сомнение, хотя сопротивление наземных войск противника следует охарактеризовать как не слишком сильное.
Однако воздушные удары, наносившиеся противником с раннего утра по скучившимся на одном шоссе подразделениям дивизии, стали причиной задержек, а также тяжелых потерь в людях и технике. Дивизия на данный момент потеряла 16 человек убитыми и 50 ранеными, по большей части тяжело. Далее по неполным сведениям дивизия потеряла 16 единиц техники, в том числе ценнейших, например тяжелых тягачей.
Взгляд на карту заставляет убедиться в том, что расположение 11-й тд притягивает вражеские авианалеты, так что завтра и в последующие дни следует рассчитывать на их продолжение, а возможно, и усиление.
Поэтому я настоятельно прошу пробудить у вышестоящих инстанций понимание того, что нам остро необходимо истребительное прикрытие. Для тех же целей я попросил выделить дополнительно одну зенитную батарею на самоходном шасси, а именно 16-ю из полка «Герман Геринг».
Я понимаю, что средства, которыми можно поддержать дивизию, ограничены и их будет не хватать в других местах»[448].
Остановить продвижение дивизии Крювеля советская авиация, конечно же, была не в состоянии. Однако нет никаких сомнений, что если бы не авиаудары, то темп наступления 11-й танковой дивизии был бы намного выше. Танковый полк не прятался бы в лесах от советских бомбардировщиков. Как показывает наступление 4-й танковой группы в Прибалтике, темпы продвижения механизированных соединений могут превысить 50 км в сутки. Следует сказать, что слабое прикрытие истребителями было вызвано организационными, а не техническими проблемами. В журнале боевых действий XXXXVIII корпуса отмечается: «Многократные заявки на истребительное прикрытие, направленные корпусом в танковую группу, могут быть удовлетворены лишь в малой степени, поскольку истребители в данный момент еще не находятся в распоряжении сухопутных войск»[449].
По мере продвижения противника вперед появились новые факторы, влиявшие на ход воздушной войны. Начали возрастать небоевые потери советских авиаполков. В первую очередь пострадала 14-я авиадивизия, чьи аэродромы находились на пути 1-й танковой группы. Уже с 24 июня ее полки, базировавшиеся на аэродромах Млынув, Колки и Велицк, были вынуждены перелететь на аэродром Федоровка у Новоград-Волынска. За 22–24 июня 1941 г. дивизия полковника Зыканова потеряла[450]:
– 10 самолетов, сбитыми в воздушном бою;
– 2 самолета, сбитыми зенитной артиллерией противника;
– 8 самолетов, не вернувшимися с боевого задания;
– 53 самолета, уничтоженными на аэродромах;
– 5 самолетов, уничтоженных при отходе;
– 42 самолета, оставленных на территории, занятой противником;
– 9 самолетов, разбитых в авариях.
Всего 14-й авиадивизией, таким образом, было потеряно 129 машин, в том числе 26 учебных. Как видно из приведенной статистики, 100 самолетов были так или иначе потеряны на аэродроме. Напомню, что к началу войны в соединении насчитывалось 182 боевых самолета. Разгром соединения не был результатом одного удара по «спящему» аэродрому. Дивизию целенаправленно уничтожали несколько дней. 17-й истребительный авиаполк, базировавшийся на аэродроме Велицк, был добит только на третий день войны: «…утром третьего дня прилетела дюжина истребителей Me-109. Стали в два круга: шесть самолетов с правым креном и шесть самолетов – с левым и проштурмовали, как на полигоне. Обстрелы были точные, уверенные, как по мишеням. В результате на аэродроме осталось 10 исправных И-153 и один МиГ-1, все остальные машины числом около 150 – были повреждены»[451].
В судьбе 14-й авиадивизии в первые дни войны, как в зеркале, отразилась постигшая ВВС Красной Армии катастрофа. Быстрое продвижение противника на направлениях его главных ударов вынуждало бросать технику, даже получившую незначительные повреждения или попросту оставшуюся без горючего. Одновременно отсутствие аэродромного маневра приводило к большим потерям на аэродромах.
Разумеется, не все авиадивизии ЮЗФ попали под паровой каток на направлении главного удара. Судьба 14-й авиадивизии была все же крайним случаем. Но ситуация в целом не внушала оптимизма. Так, 16-я авиадивизия к 24 июня из 182 самолетов, имевшихся к началу войны, сохранила боеготовыми 63 боевых машины. Соответственно 13 самолетов было сбито в воздушном бою, 2 не вернулись с боевого задания, 31 была уничтожена на земле и 47 числились на время выведенными из строя[452]. Еще 9 И-153 были отправлены в Луцк (т. е. в злосчастную 14-ю авиадивизию). В 86-м бомбардировочном полку дивизии на 24 июня боеготовыми числились 5 СБ и 2 Пе-2, а неисправными – 22 СБ и 4 Пе-2. От имевшегося на 22 июня кулака из 35 СБ и 9 Пе-2 остались одни воспоминания.
Темпы выбивания техники, разумеется, менялись от соединения к соединению. Например, 15-я авиадивизия на третий день боев сохранила больше половины своих самолетов. По причинам выхода из строя потерянные соединением самолеты распределялись следующим образом (см. таблицу).
Потери 15-й авиадивизии 22–24 июня 1941 г.
Хорошо видно, что на третий день войны потери на аэродроме выравнялись с потерянными в воздухе (за исключением все проспавшего утром 22 июня полка штурмовиков). Всего за первые три дня войны авиадивизия потеряла 116 самолетов из 236 имевшихся к началу войны. Однако после трех дней тяжелых боев от былого могущества в лице полнокровных полков МиГ-3 уже не так много осталось. К концу дня 24 июня 23-й ИАП насчитывал боеготовыми 6 МиГ-3, 4 И-153, 28-й ИАП – 21 МиГ-3, 164-й ИАП – 13 И-16, 15 И-153, 1 И-15, б6-й ШАП – 19 И-15, 3 Ил-2.
По приведенной статистике хорошо видно, что понесенные в воздухе и на аэродромах потери существенно уменьшили боевые возможности авиадивизий. Однако к началу решающего сражения на земле они все еще сохраняли боеспособность.
25 июня
Как уже было сказано выше, разработанная командованием фронта концепция борьбы с прорывом противника на стыке 5-й и 6-й армий предусматривала не только контрудар мехчастями по флангам, воздействие с воздуха, но и сдерживание наступающего врага с фронта. Для этого были задействованы так называемые глубинные стрелковые соединения, которые еще в середине июня начали марш к границе. Если посмотреть на карту, то выбор штабом фронта в качестве сдерживающего рубежа реки Иква представляется весьма удачным. Речка протекала с северо-запада на юго-восток, пересекая направление немецкого наступления по трассе как Владимир-Волынск – Житомир, так и Сокаль – Бердичев. Речка с заболоченной поймой могла стать серьезным препятствием для немецких танковых дивизий, даже если оборону на ее берегах придется занимать растянутыми по фронту соединениями. Главной задачей было успеть выйти на этот рубеж и худо-бедно закрепиться на нем. Пока грохотали бои на границе и поднимали столбы черного дыма танковые сражения, с востока к Икве шли маршевые колонны «глубинных» корпусов. С запада, поднимая тучи пыли, двигались танки, автомашины и мотоциклы немецких танковых дивизий.
«Новый русский танк». Рисунок из отчета, подготовленного для отдела изучения армий Востока (OKH/FHO) штабом 297-й пехотной дивизии
Общее построение 11-й танковой дивизии 25 июня оставалось неизменным. Лидировала ее движение вперед «пехотная» боевая группа. Танковый полк (точнее «танковая» боевая группа) из-за необходимости прятаться в лесу от «сталинских соколов» и трудностей на дорогах застрял и утром 25 июня еще оставался под Островом, но Крювеля это не остановило. Он упорно двигался вперед, памятуя, что «время – кровь». Уже в
7.30 утра «пехотная» боевая группа дивизии захватывает высоты к юго-западу от Дубно. Одновременно разведывательный батальон соединения совершает широкой обходной маневр через Млынов (городок выше Дубно по течению Иквы). Командование дивизии, как и ранее, не стало делать ставку на успешный захват одной переправы. Атакованы были сразу обе. Если бы одна оказалась разрушена, можно было бы перегруппировать вставшие перед взорванным мостом силы на соседний участок и не терять темпа.
С советской стороны первым действующим лицом разыгравшейся на берегах Иквы драмы выступал передовой отряд 40-й танковой дивизии 19-го механизированного корпуса. От дивизии была выброшена вперед танковая рота под командованием старшего лейтенанта Ивашковского (16 машин Т-26 и Т-38). В 14.00 24 июня она получила задачу захватить переправы в районе Млынова и Дубно. Отряд Ивашковского прибыл к Млынову как раз вовремя, чтобы столкнуться лоб в лоб с разведывательным батальоном дивизии Крювеля. Потеряв два танка, отряд 40-й танковой дивизии отошел от переправы.
Силы немцев советскими командирами в этом бою были оценены в «пехотный полк с большим оснащением противотанковых средств». Это очевидное преувеличение. Штатная численность разведывательного отряда немецкой танковой дивизии составляла 407 человек, что примерно соответствовало батальону. Судя по всему, впечатление больших противотанковых возможностей создали многочисленные 20-мм автоматические пушки бронемашин разведотряда дивизии Крювеля. Здесь же отметим бои у Млынува как пример использования немцами разведывательного батальона как самостоятельной части не для собственно разведки, а для ведения самостоятельных боевых действий. Этот прием достаточно часто использовался немецкими командирами.
Если бы 228-я стрелковая дивизия полковника А. М. Ильина, которой был назначен рубеж обороны от Млынова до Дубно, уже успела окопаться, 25 июня могло стать самым черным днем 11-й танковой дивизии. Но этого не произошло. Утром 25 июня советская стрелковая дивизия только подходила к Дубно и Млынову с востока. Один ее стрелковый полк с гаубичным артполком (767-й си с 366-м гаи) выходил к Млынову, а второй полк с легким артполком (799-й с 669-м лап), противотанковым дивизионом и разведывательным батальоном – к Дубно. Третий полк был во втором эшелоне.
Все решает разница во времени выхода на рубеж Иквы буквально в несколько часов. В 11.00 110-й мотострелковый полк 11-й танковой дивизии атакует Дубно с юга, в то время как с севера его одновременно атакует разведывательный батальон, прорвавшийся у Млынова. В 14.10 25 июня Дубно был захвачен. В своем донесении Крювель писал, что город был занят «крупными силами» советских войск. Однако там к моменту атаки немцев был 529-й гаубичный полк большой мощности и отдельные части Красной Армии, возможно, бойцы из батальона обслуживания аэродрома. Тем не менее эти части оказали ожесточенное сопротивление врагу. В ЖБД 11-й танковой дивизии отмечается: «Поскольку противник в казармах обороняется очень упорно, этому батальону передается взвод бронетранспортеров и взвод танков Pz.II. После короткого упорного боя удается захватить эту часть города»[453]. Что-либо противопоставить немецким танкам и БТРам артиллеристы полка тяжелых орудий не могли, и исход схватки за казармы был предсказуем.
По немецким данным, их трофеями в Дубно стали:
– 42 новых 21-см орудия;
– 62 пулемета;
– 95 грузовиков;
– 50 тракторов;
– большие запасы бензина, масла и муки;
– склад боеприпасов;
– 2500 пленных[454].
По советским данным, 529-й гаубичный полк имел 27 203-мм гаубиц Б-4, которые были оставлены из-за отсутствия тракторов. Скорее всего, причина в наложении данных по захваченным Б-4 и другим орудиям. То есть первоначальный доклад о захвате 42 орудий, в том числе 21-сантиметровых, был интерпретирован позднее как захват 42 21-см орудий.
После того как противник упредил 228-ю дивизию в выходе на рубеж Иквы, ее положение можно было смело назвать катастрофическим. Вместо обороны по заболоченной речке ей предстояло или отбивать эти позиции, или же принимать бой в открытом поле. Учитывая, что на 1 июня 1941 г. в 228-й стрелковой дивизии было 8210 человек, большей частью первого года службы, шансов выбить противника с занятых позиций после рокового опоздания утром 25 июня у нее практически не было. Однако, поскольку противостоящие немецкие части были сочтены десантом (они были очень уж далеко от границы), попытка отбить Дубно и Млынов все же была предпринята. Разведбат дивизии даже ворвался в центр Дубно. Однако огнем артиллерии оба передовых полка 228-й дивизии были оттеснены на исходные позиции. Танков в «боевой группе Ангерна» было немного, но артиллерия была сильной стороной немецких танковых дивизий всю войну. Еще одна попытка была предпринята в ночь с 25 на 26 июня, когда по одному усиленному батальону ночной атакой попытались захватить Млынов и Дубно. Атака на Дубно была отражена, а Млынов удалось захватить и удержать – разведывательный батальон 11-й танковой дивизии прошел через него в ходе обходного маневра и немецкий гарнизон в городке, видимо, был относительно немногочисленным.
Как гласит отчет командира 40 танковой дивизии: «С 24.6 по 25.6.41 танковая рота, действуя с полком 228-й с[трелковой] д[ивизии], ожесточенно атаковала пр[отивни]ка, уничтожая живую силу и огневые средства. К исходу дня 25.6.41 танковая рота потеряла 11 танков Т-26, два танка Т-38, имея в своем составе требующих ремонта три танка Т-26». К этим боям относится эпизод весьма своеобразного использования огнеметного танка Т-26 лейтенантом Оськиным. Не имея зарядки смеси, он использовал свою машину как пулеметный танк, уничтожая немцев огнем пулемета ДТ и гусеницами. В ЖБД XXXXVIII корпуса действия советского передового отряда описываются лаконичной фразой: «Наступление развивается успешно, фланговые удары вражеских танков отражаются».
Луцк
Резко контрастируют с явно неудачными для советских войск боевыми действиями под Дубно события, происходившие 25 июня на подступах к Луцку. В журнале боевых действий группы армий «Юг» прямо указывалось: «Подчиненная 6-й армии 1-я танковая группа вместе с XXXXVIII моторизованным корпусом смогла овладеть Дубно, в то время как III моторизованный корпус, успешно проведя в ходе своего продвижения 24.6 танковое сражение, значительно снизил темпы наступления и только к вечеру 25.6 достиг Луцка».
В отличие от подступов к Дубно, где частей Красной Армии практически не было, на подступы к Луцку отошли потрепанные, но все еще сохраняющие боевой потенциал 135-я стрелковая дивизия и 1-я противотанковая бригада. В течение дня 25 июня 14-я танковая дивизия пробивалась через их оборону вперед по северной «панцерштрассе» через Торчин, потеряв 17 танков[455]. То есть потери соединения оказались формально больше, чем в предыдущий день в ходе сражения под Бойницей (Александровкой). Весьма полезной была бы в этих условиях поддержка пехоты. Однако, несмотря на умеренные темпы продвижения III моторизованного корпуса, поддержку 298-й пехотной дивизии танки не получили. Она оказалась скована ударом 215-й моторизованной дивизии 22-го мехкорпуса. По плану она должна была участвовать в контрударе 24 июня, но ввиду низкой подвижности с выходом в назначенный район опоздала. Дивизия полковника П. А. Барабанова, совершив 120-километровый переход, только к 20.00 24 июня вышла в район м. Верба (8 км севернее Владимира-Волынского). Соответственно, 298-я пехотная дивизия вынуждена была ликвидировать угрозу флангу III моторизованного корпуса и контратаковать. В ходе упреждающей атаки немцам удалось оттеснить части 215-й моторизованной дивизии от ближних подступов к Владимиру-Волынскому. Но на продвижение эти успешные в тактическом отношении бои влияли мало.
Успеха, пусть и ограниченного, неожиданно добилась продвигавшаяся проселочными дорогами 13-я танковая дивизия. За счет этого ей удалось обойти советские заслоны, седлавшие шоссе-«панцерштрассе». Неожиданно ставшая передовой дивизия генерала Дюверта во второй половине дня 25 июня вышла к Луцку, захватила его западную часть и мост через реку Стырь в этом районе. Однако если 228-я стрелковая дивизия была упреждена в выходе на рубеж Иквы, то 131-я моторизованная дивизия успела занять опиравшиеся на реку Стырь позиции под Луцком. На 22 июня в танковом полку 131-й моторизованной дивизии числилось 123 танка (28 БТ-7, 59 БТ-5, 36 БТ-2)[456]. Из них на марш вечером 22 июня вышли 83 машины. Остальные 40 были неисправны вследствие износа траков и пальцев гусениц. К 25 июня из них было отремонтировано 5 машин, отправившихся вдогонку за своими собратьями в Луцк. До района сосредоточения в Бронниках (к западу от Ровно) после 120 км пути из 83 вышедших на марш боевых машин добрались только 35 танков. Именно они в составе одного сводного батальона и двух разведывательных рот заняли оборону в районе Луцка утром 25 июня вместе с мотострелковыми полками 131-й моторизованной дивизии. Несмотря на очевидную слабость этого отряда, форсировать Стырь вечером 25 июня немцам пришлось под огнем. Молниеносного захвата в середине дня, как это было в случае Дубно, не произошло.
Миссия 27-го стрелкового корпуса на западном берегу Стыри была если не полностью выполнена, то по крайней мере закончена. Поскольку у Луцка уже стояла 13-я танковая дивизия, отходить за реку можно было по переправам к северу от города. Мост для автомобильного и гужевого транспорта был уже взорван. В неопределенной обстановке, когда каждую минуту ожидается прорыв противника, всегда трудно угадать момент подрыва. С ним постоянно то спешили, то опаздывали. Всю войну и по обе стороны фронта.
Подбитый БТ-2 из 19-й танковой дивизии под Бойницей
Надежду на организованную переправу с сохранением техники давал железнодорожный мост через Стырь у Рожище. У него сгрудилась масса людей и техники. Много раз в течение войны переправы становились последней надеждой на спасение покрытых пороховой гарью и смертельно усталых людей. По ним била артиллерия, обстреливали и бомбили самолеты, но стремившихся любой ценой вырваться из мышеловки людей это не останавливало.
Командир 1-й противотанковой артиллерийской бригады К. С. Москаленко вспоминал: «На мост неожиданно бросились тыловые подразделения и артиллерия на конной тяге из состава частей 27-го стрелкового и 22-го механизированного корпусов. Поддавшись панике, несколько сот человек, мешая друг другу, пытались прорваться на тот берег. Их кони ломали ноги между шпалами, повозки и орудия сбивались в кучу. Образовалась пробка. А тут еще немцы открыли артиллерийский огонь по мосту. Началась невообразимая суматоха. Люди распрягали лошадей, бросались обратно на берег, а то и прямо в воду. После нескольких разрывов вражеских снарядов на мосту никого не осталось, кроме перевернутых повозок да автомашин. Для его расчистки понадобились бы долгие часы. Раздумывать было некогда, ибо речь шла о судьбе многих тысяч людей. И я послал на мост находившиеся в моем распоряжении два танка КВ из 41-й танковой дивизии. Могучие боевые машины своей тяжестью расчистили мост, и мы тут же возобновили переправу»[457].
Использование, по крайней мере, одного КВ-2 на переправе у Рожигце подтверждается документами. 41-я танковая дивизия неизбежно растаскивалась по частям для затыкания дыр. Ее КВ-2 не стали исключением. По донесению командира дивизии П. П. Павлова, один КВ был остановлен Москаленко и введен в бой для прикрытия переправы, правда, основным его оружием стал пулемет (что при темпе огня 152-мм пушки один выстрел в 3,5 минуты неудивительно). Попытка немецких танков прорваться к мосту танками ввиду присутствия КВ была неудачной, он был «атакован двумя танками противника, вооруженными 20-мм пушками [очевидно, Pz.II. – А.И.], танки противника с поля боя бежали»[458]. Немцы появление КВ заметили, в дневном донесении 14-й танковой дивизии сказано: «На фронте разведывательного батальона первый раз появились тяжелейшие танки неприятеля»[459].
В течение ночи 26 июня части 135-й стрелковой, 19-й танковой дивизий и 1-й противотанковой бригады отошли на правый берег реки Стырь по железнодорожному мосту, отбиваясь от наседавших с запада передовых частей немцев. На широком фронте от Рожище до Острожца (15 км юго-восточнее Луцка) оборонялись мотоциклетный полк 22-го мехкорпуса и 131-я моторизованная дивизия 9-го механизированного корпуса. Теперь оборонительные возможности советских войск на рубеже Стыри в районе Луцка существенно увеличились.
«Поле смерти» под Бойницей. На снимке не обычные Т-26, а их версии с радиоуправлением, так называемые телетанки
Преследовавшим отходящие советские части разведывательному и мотоциклетному батальонам 14-й танковой дивизии все же удалось захватить у Рожище слабый плацдарм. В сущности, он был для дивизии «чемоданом без ручки», который и выбросить жалко, и нести неудобно. Главные силы дивизии сменяли своего соседа, 13-ю танковую дивизию, на плацдарме у Луцка. Они должны были попытаться пробиться вдоль «панцерштрассе» на восток. В свою очередь, 13-я танковая дивизия должна была наступать в обход Луцка с юга. В этой ситуации находившийся в стороне от «панцерштрассе» слабый плацдарм был не очень нужен и лишь способствовал распылению сил. Более того, он стал для немцев головной болью ввиду необходимости его усиления. Согласно дневному донесению за 26 июня 14-й танковой дивизии:
«По донесению от 18.00, противник при сильной артиллерийской поддержке пытается раздавить плацдарм. Для оказания помощи мотоциклетному батальону немедленно переброшены один стрелковый батальон и одна тяжелая батарея с батареей артразведки. На настоящий момент бой все еще продолжается. Радиограмма от мотоциклетного батальона сообщает примерно о 15 % потерь»[460].
Война в воздухе. Если сильнейшие мехкорпуса Юго-Западного фронта так и не удалось сосредоточить на исходных позициях для контрударов, то ВВС ЮЗФ по-прежнему действовали весьма энергично. Описание дня 25 июня Шродек начинает словами: «С первым лучом солнца советские самолеты снова в небе». Колонны 11-й танковой дивизии и приданных ей частей 25 июня активно обрабатывались большей частью бомбардировочных соединений ВВС Юго-Западного фронта. 17-я авиадивизия выполнила 113 самолето-вылетов, в которых было сброшено 360 ФАБ-100. Собственные потери авиадивизии составили: 1 Пе-2 сбит истребителем и 1 СБ – зенитной артиллерией. 19-я авиадивизия выполнила 64 самолето-вылета по колоннам в районе Шуровище, Берестечко, сбросила 277 ФАБ-100. Потери составили 3 СБ. 18-я авиадивизия сбросила 20 тонн бомб в 36 самолето-вылетах по району Крыстынополь, Берестечко, 1 ДБ-3 был сбит зенитным огнем противника. Также движущиеся по дороге Берестечко – Радзехов колонны штурмовались истребителями 15-й авиадивизии. Большинство авиасоединений выполнили по два налета, один утром, другой во второй половине дня. Пожалуй, только 62-я авиадивизия провела день, по большому счету, впустую. Она была ориентирована на удары в районе севернее Ковеля, выполнила 54 самолето-вылета, потерь не понесла. Но как мы сегодня знаем, немецкие мехсоединения на этом направлении не действовали, и вообще район Ковеля был на периферии наступления группы армий «Юг».
Немецкие пилоты-истребители заявили 25 июня об уничтожении 30 советских самолетов. Деятельность Люфтваффе и «сталинских соколов» в ЖБД XXXXVIII корпуса оценили следующим образом: «Как и ожидалось в штабе корпуса, русская авиация, осознав положение, с рассвета наносит непрерывные удары по выдвинувшимся далеко вперед частям корпуса. Хотя это замедляет наступление, наша истребительная авиация уже начинает показывать свою эффективность»[461]. Нелишним будет напомнить, что на 25 июня корпусу были поставлены в качестве очередных задач Острог и Кременец. Ни тот, ни другой пункт достигнуты не были. Но в целом задача прикрытия колонн танков и автомашин не была первостепенной для Люфтваффе. В этот период V авиакорпус продолжал операцию по уничтожению советской авиации на аэродромах. На этом поприще, несмотря на то что аэродромы давно уже не были «спящими», немцам удалось добиться некоторых успехов. Так, на аэродроме Гоголев было уничтожено 7 ТБ-3 14-го тяжелого бомбардировочного авиаполка. На аэродроме Зубов внезапным налетом в 7.20 утра были повреждены 5 И-16 и 1 И-153. На аэродроме Поповице жертвами авиаудара стали 1 СБ и 5 И-15.
На периферии сражения
Выдвигавшийся на направление прорыва 1-й танковой группы с южного фаса Львовского выступа и переданный первоначально в подчинение 6-й армии, 8-й мехкорпус длительное время оставался на периферии сражения. Первым его маневром стал выход в район Куровице, Винники, Борыниче, к западу от Львова. Приказ на него был получен от штаба фронта в 20.40 22.6.41 г. Он был отдан в рамках общего сбора сил для контрудара по прорывающемуся из Сокальского выступа противнику. С 23–24.00 22 июня мехкорпус начал выдвижение в новый район по двум маршрутам, и к середине дня 23 июня головные части корпуса вышли в назначенный район. Однако в 15.20 23 июня командующий 6-й армией направляет 8-й мехкорпус в район Яворова. Первой в 3.30—4.00 24 июня начала движение в новый район сосредоточения 34-я танковая дивизия. Маневры начали сказываться на матчасти соединения: к моменту выступления из района Яворова числились отставшими 29 Т-26, 17 Т-35, б БТ и 45 автомашин. Около 6.00 к 34-й танковой дивизии присоединились остальные части 8-го мехкорпуса. Это уже было следствием желания И. Н. Музыченко использовать мехкорпус Рябышева для контрудара в районе Равы-Русской. Только с утра 24 июня 8-й мехкорпус был изъят из подчинения Музыченко и возвращен для использования для фронтового контрудара.
Особняком от танкового сражения в треугольнике Луцк – Броды – Дубно стоят боевые действия на фронте 6-й армии, в которых принимал участие сильнейший в КОБО 4-й механизированный корпус. В то время как 22-й мехкорпус вступил с бой танками противника под Бойницей на северном фасе Львовского выступа части 4-го мехкорпуса сражались с пехотой противника. Как и ожидал командующий 6-й армией, немцы начали активно прощупывать оборону 6-го стрелкового корпуса. Уже вечером 22 июня в построении армии образовался так называемый любачувский коридор шириной около 15 км. В него вошли 295-я и 71-я пехотные дивизии IV армейского корпуса 17-й армии. Вечером 23 июня «коридор» превратился в брешь шириной по фронту 24 км. Очередным участком вклинения стал Немирув. И. Н. Музыченко оказался в крайне сложном положении. Он уже был вынужден отдать 8-й механизированный корпус, только что выдвинутый в район Яворова для контрударов по прорывам немцев. Г. К. Жуков настоял на том, чтобы отдать для фронтового контрудара 8-ю танковую дивизию. Ее пришлось задействовать транзитом, 15-й танковый полк 8-й танковой дивизии, находившийся на марше в район Язув Стары. В контрударе также участвовали части 81-й моторизованной дивизии. Со стороны последней в бою участвовали два батальона 53-го танкового полка, одна рота 323-го моторизованного полка, без артиллерийской поддержки. Отряды из состава двух соединений 4-го мехкорпуса атаковали Немирув в разное время. С утра проходившая через городок 71-я пехотная дивизия пережила атаку танков БТ 81-й моторизованной дивизии. Атака была для немцев внезапной, и маршевым колоннам пехоты были нанесены чувствительные потери. В журнале боевых действий 81-й дивизии за этот день мы находим красноречивые строки: «Город горел. Улицы усеяны фашистскими трупами»[462]. Однако не имеющие сильной поддержки мотопехоты танки БТ закрепиться в городе не смогли. Следующий удар со стороны танков 8-й танковой дивизии перешедший к обороне Немирува полк 71-й пехотной дивизии выдержал успешнее, несмотря на участие в атаке средних танков Т-34 и Т-28. К 17.00 сражение завершилось, 8-й танковой дивизии это стоило 19 танков Т-34, а 81-й моторизованной – 36 танков БТ-7. Захватить и удержать город в своих руках части 4-го мехкорпуса не смогли, но немецкое наступление было на какое-то время остановлено.
Однако устранение угрозы прорыва немцев на Львов даже не просматривалось, и 4-й механизированный корпус вместо разворота против 1-й танковой группы был вынужден выполнять роль «пожарной команды» 6-й армии. В районе м. Краковец (восточнее Яворова) немцами 25 июня была опрокинута оборона 97-й стрелковой дивизии, которая к 16.00 начала неорганизованный отход. До этого ситуацию пытались стабилизировать контрударом вдоль шоссе на Яворов части 81-й моторизованной дивизии. Однако контратаки были безуспешными, а к 17.30 и 97-я, и 81-я дивизии лишились своей артиллерии под ударами корректировавшейся с самолета артиллерии немцев. Части двух дивизий начали отход по шоссе на восток, оставляя тяжелое оружие. Ситуация усугублялась тем, что подбитая на шоссе техника загромождала дорогу, а болотистая местность вокруг не позволяла обойти пылающие трактора и автомобили под огнем противника. К вечеру 323-й мотострелковый полк, часть 125-го артполка и оперативная группа 81-й дивизии были окружены. В течение 26–27 июня отдельные группы бойцов и командиров смогли из него прорваться на юг, форсировав вплавь реку Шкло. Но в окружении пропали без вести командир дивизии полковник Варыпаев, начальник штаба полковник Спесивцев, командир 323-го мотострелкового полка подполковник Лысенко, начальник штаба полка капитан Иванушкин, командир 125-го артполка майор Кобря и другие командиры частей дивизии. В итоге окружения 323-й полк лишился 80 % личного состава, 125-й артполк 30 % людей и 80 % матчасти, 53-й танковый полк потерял в бою у м. Краковец до 50 машин. Характерная деталь: если вечером 24 июня в дивизии числилось 86 тракторов СТЗ-5 (основного средства тяги артиллерии), то 25 июня их число просело до 25 единиц. Ценой значительных потерь 81-я моторизованная дивизия не допустила прорыва немцев на Яворов. Противником наших войск в этом бою была 257-я пехотная дивизия, в истории которой данный эпизод описан как «тяжелые бои с моторизованными и танковыми подразделениями русских».
Еще один снимок с «поля смерти». Перед нами подбитый Т-26 с сорванной башней и развороченным бортом
Против прорыва немецкого XXXXIX горного корпуса, в состав которого входила 257-я пехотная дивизия, в бой также была брошена 32-я танковая дивизия 4-го механизированного корпуса. К 14 часам 25 июня дивизия сосредоточилась на исходных позициях, а в 18 часов 20 минут дивизия атаковала части 1-й горно-егерской дивизии горного корпуса Кюблера в направлении Басяки, Вареницы, Семерувка. Поддержки со стороны отходящей пехоты 6-го стрелкового корпуса дивизия не получила и атаковала фактически одними танками. В качестве результатов боя были заявлены 16 танков, 4 75-мм орудия, 8 противотанковых орудий, 14 прицепов с боеприпасами. Танки у соединений XXXXIX горного корпуса отсутствовали, за них могли быть теоретически приняты САУ «Штурмгешюц», приданные 1-й горно-егерской дивизии Хуберта Ланца в количестве 5–7 единиц. Собственные потери дивизии Е.Г. Пушкина составили 15 танков. В истории 1-й горно-егерской дивизии бой у населенного пункта Язув Старый описывается так: «Наши позиции находятся на возвышенности, и танки неприятеля хорошо различимы. Наша 3,7-сантиметровая противотанковая пушка спокойно выжидает, когда танки подойдут на достаточное для стрельбы удаление. Когда удаление сокращается до 600 м, из орудия открывается огонь. Практически каждый выстрел приходится в цель. Отчетливо различимы огневые следы снарядов. Однако позже мы перестаем верить своим глазам: наши противотанковые снаряды просто отскакивают от танков. Не останавливаясь, танки неприятеля продолжают приближаться к нам, ведя огонь из всех орудий. Затем происходит нечто неожиданное: оправившись от испуга перед стальными колоссами, наши пехотинцы начинают атаковать, забрасывая машины ручными гранатами»[463]. Против атакующих без поддержки пехоты и артиллерии танков ручные гранаты оказались достаточно эффективны. Нельзя не согласиться с Ефимом Пушкиным, который по итогам боевой деятельности дивизии написал в отчете:
«Следующим моментом неправильного использования дивизии нужно считать постановку задачи дивизии на атаку сильного противотанкового района противника (6 км севернее Яворов) и на неблагоприятной местности (р. Якша, заболоченные долины в районе Язув Старый), без поддержки артиллерии и без взаимодействия с пехотой» (выделено мной. – А.И.). Впрочем, атаки советских танкистов не прошли бесследно. В течение двух дней 68-ю пехотную атаковали в разной последовательности все три дивизии 4-го мехкорпуса. Дивизия понесла серьезные потери, и ее состояние характеризовалось в журнале боевых действий ГА «Юг», как «полностью выведенная из строя». В итоге вечером 25 июня командование 17-й армии направило в адрес ОКХ запрос на замену 68-й пехотной дивизии на 4-ю горно-егерскую из резерва ОКХ. Запрос был удовлетворен, и с утра 26 июня побитая дивизия выводилась в резерв.
Формально исключенная из приказа на контрудар третья дивизия корпуса А. А. Власова, 8-я танковая, атаковала силами 54 танков 15-го танкового полка вечером 25 июня части левого соседа горного корпуса, части IV корпуса в районе Магерув. В истории 97-й легкопехотной дивизии этот эпизод описывается следующим образом: «На боевых машинах, шедших в атаку при свете фар и прожекторов, сидела вражеская пехота. Пока пехотные подразделения пытались обороняться, нескольким танкам все же удалось пробиться, сея хаос и разрушение, они уничтожали все на своем пути. Но разрозненные подразделения снова занимали круговую оборону и, собственно, благодаря стойкости и непоколебимости пехотинцев и удалось избежать паники. В 5.00 дивизия передала всем радиограмму: «Враг прорвал оборону в Магерове. Дивизия отходит. Передний край обороны: Щежец – лес к западу от Кремионки – восточная окраина леса, южнее». Но свою победу советские силы использовать не смогли. Их атаки не были скоординированы. Поэтому с помощью артиллерийских орудий и подразделений истребителей танков было уничтожено большое количество танков. Те, что уцедели, по одному отходили назад. В Магерове и окрестностях горели советские танки, освещая своим пламенем и еще включенным светом фар поле боя»[464]. Согласно отчету штаба 8-й танковой дивизии потери в этом бою составили 19 танков.
Сценарий был, как мы видим, стандартным: не имея возможности захватить и удержать местность, советские танковые части, тем не менее, вынуждали немецкие пехотные части останавливаться и переходить к обороне. В целом И. Н. Музыченко удалось контратаками 4-го мехкорпуса удержать фронт армии, и в штабе ГА «Юг» рассматривался вопрос об ударе в тыл 6-й советской армии XIV моторизованным корпусом (9-я танковая дивизия и мотопехотная бригада СС «Лейб-штандарт Адольф Гитлер») из района Радзехова на юг. Однако этот план был все же отклонен. Точно так же не получил развития первоначальный план командования группы армий «Юг» ввести на второй-третий день операции XIV моторизованный корпус в район Равы-Русской. Удержание фронта 6-й армии обеспечивало безопасный тыл для контрудара мехкорпусов из района Бродов на север, во фланг 1-й танковой группе.
Лешнев и Броды. «Разя огнем, сверкая блеском стали…»
Постоянное смещение времени начала общего контрнаступления механизированных корпусов Юго-Западного фронта имело как отрицательные, так и положительные стороны. С одной стороны, немецкие танковые дивизии продвигались вперед, сдерживаемые только атаками с воздуха и периодическими выпадами с разных направлений. С другой стороны, из глубины подтянулись резервы, задействовать которые до 25 июня было просто технически невозможно. Это позволило М. П. Кирпоносу собрать ударные кулаки из 8-го и 15-го механизированных корпусов из Львовского выступа и подтянутых из глубины 9-го и 19-го механизированных корпусов.
Если предыдущий план (приказ № 0015) был лишь сильным ударом «под дых» с юга прорывающемуся на восток противнику, то обновленное решение командования фронта на контрудар уже выглядело как «клещи». То есть теперь предполагался удар по сходящимся направлениями с севера и юга с целью окружения прорвавшейся в глубину построения фронта группировки противника. Задачи северной «клешни» наступления, согласно новому боевому приказу командующего войсками Юго-Западного фронта № 0016, формулировались следующим образом: «Командующему 5-й армией генерал-майору Потапову объединить под своим командованием 9-й и 19-й механизированные корпуса и занять ими исходный рубеж для атаки на фронте Грудек, Рымно (оба пункта 8 км юго-западнее Луцка) с целью содействовать 8-му и 15-му механизированным корпусам в разгроме радзехувской группировки атакой вдоль железной дороги (Луцк, Броды). Исходный рубеж занять к 4.30 26.6.41 г. Начало атаки – 9.00 26.6.41 г.». Тем самым контрудар нацеливался на немецкие части, наступающие вдоль центральной «панцерштрассе».
Однако обстановка на фронте менялась не по дням, а по часам. Написанный поздним вечером 25 июня приказ к утру следующего дня уже устарел. Вечером 25 июня местность к юго-востоку от Луцка уже была занята противником. Более того, немецкие пехотные и танковые дивизии распространились по всей местности от границы до рек Стырь и Иква, включая города Луцк и Дубно. Здесь надо сказать, что захват исходного рубежа для контрудара был достаточно распространенным явлением в оборонительных сражениях, и не только в 1941 г.
Приграничное сражение на Украине не стало исключением – эпизод с захватом исходных рубежей имел место. Однако нельзя сказать, что встречное сражение возникло совсем уж стихийно. Выход немцев к рубежу реки Иква вынуждал командование на ходу менять задачи мехкорпусам. В первую очередь это касалось соединений, подчиненных 5-й армии. Поскольку о потере Дубно стало известно до перехода корпусов Фекленко и Рокоссовского в наступление, М. И. Потапов успел подготовить новый приказ, в котором, в частности, предписывалось:
«9. 9-му механизированному корпусу (без 131-й моторизованной дивизии) в 16 часов с рубежа р. Путиловка перейти в наступление в направлении Дубно с задачей – во взаимодействии с 19-м механизированным корпусом уничтожить противника в районе Дубно.
10. 19-му механизированному корпусу к исходу дня 26.6.41 г. овладеть районом Дубно»[465].
От сформулированной первоначально идеи Кирпоноса наступать с севера навстречу мехкорпусам из Львовского выступа задача подчиненных Потапову соединений изменилась. Теперь они должны были нанести поражение прорвавшимся за Икву частям противника. В итоге 19-й механизированный корпус был вынужден вести встречный бой во все ухудшающихся условиях.
В свою очередь, немцы не собирались останавливаться на достигнутом. Задачей двигавшейся на острие главного удара XXXXVIII корпуса 11-й танковой дивизии было развитие наступления от Дубно далее на восток, на Острог и Шепетовку. Командир дивизии генерал Крювель использовал в бою 26 июня тот же прием, что и под Радзеховом на второй день войны. Задачу наступления вперед, на восток, получила «мотопехотная» боевая группа (так называемая группа Ангерн – по имени командира 11-й мотопехотной бригады Гюнтера фон Ангерна) и мотоциклисты, а фланг наступления защищала «танковая» боевая группа Рибеля. На этот раз потребовалось защищать не южный, а северный фланг. Метод был использован тот же, что и под Радзеховом – захват и удержание узла дорог на фланге соединения. Таким пунктом была Млодава (10 км северо-восточнее Дубно). На этот раз противником немцев был 43-й мотострелковый полк 43-й танковой дивизии (два батальона на автомашинах) с взводом танков и батареей полковой артиллерии. Это был передовой отряд дивизии, занявший Млодаву вечером предыдущего дня. С утра 26 июня позиции полка были атакованы немцами. Благодаря большему удельному весу пехоты в передовом отряде 43-й дивизии бой прошел бодрее, чем выбивание отряда 10-й танковой дивизии из Радзехова. Используя танки как средство борьбы с себе подобными, танкисты дивизии И. Г. Цибина сумели подбить две машины «танковой» боевой группы дивизии Крювеля. Эти потери подтверждаются немецкими данными: «В 6.30 после жесткой борьбы с вражескими пехотными и артиллерийскими войсками Млодава была взята. Но при этом пришлось смириться с потерей трех танков»[466]. Шродек опускает детали боя за Млодаву. Ударом в лоб этот населенный пункт взять не удалось. Немцам удалось выбить передовой отряд из него только обойдя с фланга и поставив под угрозу окружения. Тот же прием был применен в бою за Радзехов 23 июня. В какой-то мере можно назвать действия Крювеля хорошо отточенным шаблоном.
Тем временем на дальние подступы к Дубно стали подтягиваться главные силы 43-й танковой дивизии. Артиллерия дивизии (43-й гаубичный артиллерийский полк), двигавшаяся из района Тайкуры на тракторной тяге со скоростью 6 км в час, находилась еще в пути и к началу атаки открыть огня не могла. Но значительно облегчило задачу соединения наличие в этом районе отходящей пехоты и артиллерии 228-й стрелковой дивизии З6-го стрелкового корпуса. Остановив откатывающихся от Дубно пехотинцев, командир 43-й танковой дивизии полковник И. Г. Цибин использовал пехоту и артиллерию 228-й дивизии в своем наступлении. Танки 43-й дивизии, вышедшие на рубеж наступления, были для удобства управления сведены в один 86-й танковый полк. Атаку он начал в составе 2 танков КВ, 2 Т-34 и 75 Т-26. Таким образом, в бою к востоку от Дубно столкнулись немецкая боевая группа танковой дивизии и советская танковая дивизия неполного состава. Танковая дивизия полковника Цибина, правда, получила поддержку пехотинцев стрелковой дивизии. В расчете на танки и пехоту силы противников были примерно равны, но немецкая сторона имела значительное превосходство в тяжелой артиллерии за счет собственных и приданных корпусных частей.
Звено МиГ-3 15-й авиадивизии в полете. Советские летчики в 1941 г. еще использовали устаревшее построение из трех самолетов
Наступление 43-й танковой дивизии на Дубно вместо назначенных командованием фронта 9.00 утра началось только в 14.00. Атаку лидировали танки новых типов, Т-34 и КВ. За ними двигались легкие Т-26. Бой длился до наступления темноты. Согласно отчету Цибина его результат был следующим: «Преследуя отходящие танки противника, части дивизии подошли к восточной окраине Дубно на рубеж Панталия, Рачин. Противник, отходя в Дубно, взорвал за собою мосты, лишив таким образом дивизию [возможности] прорваться в Дубно на плечах его отходящей пехоты»[467].
Данный эпизод получил широкую известность, выход частей дивизии Цибина к Дубно считается едва ли не самым успешным контрударом советского танкового соединения в Приграничном сражении. Однако немецкими документами именно такой ход боя не подтверждается. Подрыв мостов на центральной «панцерштрассе» был бы чрезвычайным происшествием, который наверняка был бы отражен во всевозможных донесениях. Немцами записывались в ЖБД даже такие факты, как подготовка мостов к взрыву, не говоря уж о подрыве как таковом. Но ничего подобного здесь не наблюдается. Согласно журналу боевых действий XXXXVIII корпуса, танковая боевая группа 11-й танковой дивизии в течение дня, до самого вечера, вела бой у переправы через реку Стублу у Варковичей, к востоку от захваченной утром Млодавы.
Предположение о том, что противники просто друг друга не заметили и действовали независимо, также не находит подтверждения. Цибин в своем отчете называет как один из начальных пунктов своей атаки селение Крылов, находившееся всего в паре километров к северу от Варковичей. Выдвижение советских танков немцы заметили, в ЖБД XXXXVIII корпуса отмечается: «Наши летчики докладывают, что вражеские танки с 13.00 медленно движутся из Хрузвицы на Млодаву. Наши танки сражаются с этим противником в районе Варковичи с 14.00». Так что проскочить мимо танковой боевой группы дивизии Крювеля за счет отсутствия сплошного фронта Цибин не мог. Танковый бой с противником в его отчете также не отрицается.
Одним словом, приходится признать, что в случае с отчетом Цибина мы имеем дело с недостоверным донесением. Если многие другие отчеты неплохо стыкуются с данными противника, то прорыв 43-й дивизии к Дубно никаких подтверждений не находит. Этот эпизод вообще выбивается из общего ряда боев Приграничного сражения и выглядит довольно странно. Только что успешно отразившие удар Т-34 под Радеховом части 11-й танковой дивизии неожиданно пасуют перед толпой Т-26, разбавленной двумя КВ и двумя Т-34. Скорее всего, подразделения 43-й танковой дивизии вели бой у Варковичей, практически не имея продвижения вперед. Максимум что немцы могли взорвать – это переправу через Стублу у Крылува, к северу от «панцерштрассе». Соответственно, следующим шагом командира 43-й танковой дивизии была попытка прорваться в тыл вражескому плацдарму через железнодорожный мост к югу от Варковичей. Заболоченность берегов Стублы также имела место и просматривается на картах тех лет. Одним словом, доклад штаба 43-й танковой дивизии становится куда убедительнее и правдоподобнее, если заменить «Дубно» на «Варковичи».
Если считать, что хотя бы общую идею боя 26 июня Цибин описал правильно, его дивизия в течение нескольких часов пыталась предотвратить прорыв противника с плацдарма у Варковичей собственным форсированием реки с выходом в тыл плацдарму. Ничего постыдного в такой тактике нет: боевая группа Рибеля тоже в течение всего дня 26 июня оставалась на месте. Это прямым текстом сказано в ЖБД 11-й танковой дивизии: «Поскольку противник в дальнейшем атакует крупными силами с севера и наращивает свои силы с северо-востока, наступление продолжать невозможно. Бои, в которых противник теряет множество танков, продолжаются до второй половины дня»[468]. Само по себе удержание сильной в отношении оснащенности бронетехникой боевой группы противника в течение целого дня является неплохим результатом для вооруженного преимущественно танками Т-26 соединения. То есть сбить заслон и рвануть вперед на всех парах немецкие танки могли, но это автоматически означало, что после их ухода на восток переправа у Варковичей будет потеряна и «панцерштрассе» будет перехвачена. Соответственно о колоннах снабжения придется забыть. Это заставляло удерживать переправу, оставаясь на месте и ведя огневой бой с противником. При этом потери 43-й танковой дивизии по итогам дня не так уж велики: были потеряны оба танка КВ (оба сгорели) и 15 танков Т-26 (из них 4 огнеметных), было убито и ранено 128 человек.
Надо сказать, что оценка противником столкновения с 43-й танковой дивизией отнюдь не была бравурной. В истории 11-й танковой дивизии этот эпизод описан так: «Русские пытались прорваться повсюду и создавали порой действительно критические ситуации. За короткое время после удара по флангу русским удается перегородить путь к наступлению на Острог. Несмотря на это, советское командование не понимало того, что для достижения огромного успеха можно было воспользоваться тем замешательством, которое присутствовало на немецкой стороне»[469]. То есть с немецкой точки зрения советская контратака не позволила танковой боевой группе дивизии Крювеля последовать за мотопехотой в направлении Острога.
Изменение обстановки произошло в ночь с 26 на 27 июня. С наступлением темноты 43-я танковая дивизия была охвачена с обоих флангов. Ввиду отхода соседней 40-й танковой дивизии появилась угроза удара во фланг и тыл со стороны наступающей на Ровно немецкой 13-й танковой дивизии. Столкнувшись с сильным сопротивлением у Луцка, Маккензен направил 13-ю танковую дивизию в обход города с юга. Так она оказалась на фланге 19-го мехкорпуса. Одновременно в своем стремлении прорваться с плацдарма у Варковичей немецкие танки начали обтекать левый фланг дивизии Цибина. Ввиду очевидной угрозы окружения командир 19-го мехкорпуса Фекленко в три часа ночи отдает 43-й танковой дивизии приказ на отход в направлении Ровно.
Кстати говоря, с отходом связана еще одна нестыковка в отчете Цибина. Он пишет: «По приказу командира 19-го механизированного корпуса 43-я танковая дивизия в 3.00 27.6.41 г. с боями была отведена из-под Дубно и к 6 часам сосредоточилась на западной окраине Ровно». То есть отход от Дубно до Ровно (около 30 км) произошел всего за три часа. В обратную сторону дивизия двигалась гораздо медленнее. Отход от Варковичей за это время выглядит более убедительно. В последующем 19-й мехкорпус уходит из полосы действий XXXXVIII танкового корпуса и тем самым сходит со сцены сражения вдоль центральной «панцерштрассе».
Немецкие техники готовят истребитель Me-109 к боевому вылету. Сейчас они укладывают ленту к 15-мм пушке MG-151/15
С отходом 19-го мехкорпуса на Ровно боевые действия к востоку от Дубно не закончились. Последовал последний акт драмы разгрома танками 228-й стрелковой дивизии. Поспешный отход корпуса Фекленко оставил дивизию полковника Ильина один на один с танками противника при открытых флангах. Поредевшие стрелковые полки были словно островком на пути бурного потока немецких танков, наступающих на Ровно и Острог. Положение 228-й стрелковой дивизии к полудню 27 июня было незавидным. Справа через Млынов атаковала 13-я танковая дивизия, отрезая пути отхода на Ровно. Слева начала обход «танковая» боевая группа 11-й танковой дивизии. В контратаку против нее был брошен 795-й стрелковый полк, но, встреченный сильным артиллерийским, минометным и пулеметным огнем и огнем танков, отошел в исходное положение.
Под угрозой полного уничтожения остатки 228-й стрелковой дивизии стали отходить на Здолбунов (к югу от Ровно). Оценка командованием состояния соединения после трех дней тяжелых боев в дополнительных комментариях не нуждается: «Дивизия потеряла всю гаубичную артиллерию, легкую дивизионную, все минометы, до 50 % ст[анковых] пулеметов, до 50 % личного состава, а 799 сп убитыми, ранеными и без вести пропавшими потерял 75 % своего личного состава»[470]. Кроме того, дивизия потеряла все средства связи, полковую и батальонную артиллерию.
Отход 228-й стрелковой дивизии на северо-восток открыл немцам путь на Острог. Угроза прерывания снабжения была ликвидирована. В ЖБД XXXXVIII корпуса появляется запись: «Танковый полк [11-й танковой дивизии] отбросил противника западнее Мизочь, захватив многочисленные тяжелые орудия, и движется на Острог». В дивизионном ЖБД этот эпизод конкретизируется: «В 7 км западнее Мизоча авангард тп натыкается на крупные силы вражеской артиллерии. I батальон 15-го тп, атакующий этого противника, после короткого боя уничтожает целый тяжелый артдивизион»[471]. «Многочисленные тяжелые орудия» из «тяжелого артдивизиона» принадлежали 205-му и 458-му корпусным артполкам З6-го стрелкового корпуса. Расстреляв все снаряды и оставшись без горючего, полки были буквально разметаны в клочья атакующими танками. Больше всего пострадал 205-й полк, потерявший 33 орудия (22 122-мм А-19 и 11 152-мм МЛ-20), автотракторный парк и средства связи. Удалось сохранить только три орудия. 458-й артполк потерял в этом бою 15 орудий. Так окончательно рухнула идея формирования заслона по Икве на участке от Млынова до Дубно. Стрелковая дивизия, опирающаяся на речку с заболоченными берегами и поддержанная корпусной артиллерией, могла создать серьезные трудности немцам.
Однако из-за опоздания на несколько часов налицо была разбитая 228-я стрелковая дивизия и разгромленные танками два корпусных артполка. В активе были, пожалуй, только двое суток сдерживания противника: сначала всей 11-й танковой дивизии, а затем ее «танковой» боевой группы.
8-й механизированный корпус
Несмотря на драматичное развитие контрудара 19-го мехкорпуса, куда большие надежды возлагались командованием на мехкорпуса из Львовского выступа с большим количеством новых танков. К утру 26 июня командованию Юго-Западного фронта все же удалось вывести в исходное положение для контрудара одно из своих самых сильных подвижных соединений – 8-й механизированный корпус. Боевой приказ № 0015 о переходе в наступление в 7.00 25 июня командование корпуса получило только в 9.20 25 июня в районе Бус-ка. К тому моменту части корпуса еще находились на марше. Поэтому о переходе в наступление 25 июня не могло быть и речи. Вследствие этого на свет появился новый боевой приказ № 0016, гласивший:
«Главный удар по механизированной группе противника нанести 8-м и 15-м механизированными корпусами, последний с 8-й танковой дивизией в соответствии с задачами, поставленными этим соединениям приказом № 0015 на 25.6.41 г. Исходное положение для атаки занять к 4.30 26.6.41 г. Начало атаки – 9.00 26.6.41 г.»[472].
К вечеру 25 июня главные силы 8-го мехкорпуса вышли в район Бродов. Впереди была целая ночь для подготовки к контрудару. Полного сосредоточения корпуса к назначенному времени, т. е. к утру 26 июня, тем не менее, не произошло. 7-я моторизованная дивизия к назначенному времени на исходные позиции не вышла, двигаясь в лесах северо-западнее Бродов в труднопроходимой местности. Если посмотреть на карту тех лет, то местность в тех местах действительно бедна дорогами и мало подходит для быстрого перемещения большого количества автомашин моторизованной дивизии. Само по себе отставание одной из дивизий и ввод в бой намеченных для контрудара сил по частям не являлось беспрецедентным в истории войны. Ввод соединений в бой по мере прибытия был распространен как в Красной Армии, так и в Вермахте. Однако отставание моторизованной дивизии существенно снижало вес пехотной составляющей сосредоточившейся под Бродами группировки.
Длительный марш, проводившийся форсированными темпами, привел к значительному снижению ударных возможностей 8-го механизированного корпуса. И командир 8-го корпуса Д. И. Рябышев, и его начальник штаба А. В. Цинченко в своих отчетах по итогам боевых действий корпуса оценивают число выведенных в район Брод боевых машин в 40–50 % от их наличия на утро первого дня войны. Однако эти оценки были сделаны «на глазок». Так, 12-я танковая дивизия вывела на исходные позиции для атаки утром 26 июня в составе двух своих танковых полков всего 75 танков из примерно трех сотен, имевшихся на 22 июня[473]. По оценке штаба дивизии, ее боевые машины прошли в среднем 415 км, отработав 30–35 моточасов. При этом осмотр и обслуживание ввиду постоянного движения не проводились. Даже если вовремя прибывала ремонтная бригада, догнать свои части вышедшие из строя машины уже не успевали. Все это привело к тому, что от дивизии Т. А. Мишанина осталась лишь бледная тень. Несколько лучше обстояли дела в 34-й танковой дивизии. К уже отставшим в марше к лесам южнее Яворова танкам 34-й танковой дивизии корпуса Д. И. Рябышева прибавились всего лишь 10 Т-35, 15 Т-26, 18 колесных машин. Полностью отстали гаубичный артиллерийский полк дивизии, отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, один батальон мотострелкового полка.
Экипаж Пе-2 готовится к боевому вылету
Как ни странно, КВ 34-й танковой дивизии пока держались в строю. С точки зрения возможностей по выполнению поставленных задач для 34-й танковой дивизии самой болезненной утратой была артиллерия. Трактора СТЗ-5 гаубичного артиллерийского полка дивизии попросту сломались в ходе маршей, и соединение осталось без артиллерийской поддержки в самый неподходящий момент. Укомплектованность дивизии тракторами и так была неблестящей: из 39 штатных СТЗ-5 имелось только 14. Из них четыре штуки остались вследствие поломок в Грудеке-Ягельонском 24 июня. Еще пять тракторов остались во Львове. В результате тягачей хватило только на три орудия. Ни о каком эффективном подавлении ПТО или дуэли с артиллерией противника не могло быть и речи.
Нельзя сказать, что ситуация в 8-м механизированном корпусе была типичной. Его марш был беспрецедентно длинным по меркам любого сражения. Однако корпус Д. Н. Рябышева, будучи единственным мехкорпусом Юго-Западного фронта, выведенным на позиции для контрудара во фланг 1-й танковой группе, в наибольшей степени пострадал от несовершенства техники. «Детские болезни» новой техники и изношенность старых машин сказались на его контрударе наихудшим образом. Не будет большим преувеличением добавить «во всем Приграничном сражении».
Следующим действующим фактором, повлиявшем на развитие контрудара 8-го механизированного корпуса, стала местность. На пути наступления двух дивизий корпуса Д. И. Рябышева лежали две протекавшие с востока на запад речки Слонувка и Нляшевка с заболоченными берегами. В отчете 12-й танковой дивизии позднее было написано, что даже 75 оставшихся в строю танков «не могло быть полностью использовано вследствие болотистой местности». Разумеется, сами по себе речки, пусть даже с заболоченными берегами, не являлись непреодолимым препятствием для мехсоединения. Однако их наличие повышало требования к количеству пехоты, так как приходилось использовать тактику «пехота впереди», и танки могли результативно использоваться только после захвата плацдарма и организации переправы.
В какой-то мере благоприятствовало подготовленному контрудару настроение противника. Во-первых, район Лешнева, стоящий на пути корпуса Д. И. Рябышева, был занят подразделениями 57-й пехотной дивизии только в 15.00 25 июня. Во-вторых, задачи построения прочной обороны именно на этом направлении дивизии не ставилось. В-третьих, двигавшиеся по «панцерштрассе Центр» части 16-й танковой дивизии также оборону не занимали. Ранним утром 26 июня действующие на этом направлении соединения ориентировались относительно действий механизированных сил РККА следующим образом: «На основании приказа по радио из штаба 1-й танковой группы 57-я пд и 16-я тд еще раз проинформированы о необходимости считаться с угрозой вражеского танкового наступления из района Топоров на север»[474]. То есть немецкое командование ожидало повторения наступления 15-го механизированного корпуса, а сосредоточение 8-го механизированного корпуса в районе Бродов не было своевременно выявлено и правильно интерпретировано. Кроме того, 670-й батальон истребителей танков все еще был вовлечен в борьбу с «блуждающим котлом» 124-й стрелковой дивизии и 26 июня в боях под Лешневым не участвовал. Одним словом, на пути КВ, Т-34, БТ, Т-26 и Т-35 корпуса Рябышева лежала наспех занятая оборона. Достаточно сильный удар мог привести к выходу советских танков на коммуникации наступающих на восток танковых дивизий 1-й танковой группы.
Наконец, утром 26 июня, после нескольких дней утомительных маршей танки 8-го механизированного корпуса перешли в наступление. Наиболее трудной была задача 12-й танковой дивизии. Одновременно на нее, судя по всему, возлагались большие надежды. По крайней мере, командир корпуса Рябышев и комиссар Попель наблюдали за ходом контрудара из расположения именно этой дивизии. Дивизия была укомплектована лучше всего, была сформирована раньше других и имела довольно много танков новых типов. Заранее захватить плацдарм передовым отрядом не удалось, и теперь предстояло форсировать заболоченную речку под огнем противника. Фактически наступать можно было только вдоль одной дороги. Мост на этой дороге через речку Слонувку был немцами взорван, и боевые машины дивизии сгрудились перед ним. Как позднее было написано в дивизионном отчете, «танки настолько густо стояли, что некоторые из них цеплялись гусеницами». Пришлось выдвинуть вперед мотопехоту для захвата плацдарма. При поддержке артиллерии и огня танков прямой наводкой мотострелки форсировали речку, образовали плацдарм и предоставили саперам возможность восстановить мост и проложить гати через заболоченную пойму. Примерно к 11 утра мост был восстановлен и наступление продолжилось.
Около полудня 26 июня командование XXXXVIII корпуса оказывается вынуждено задействовать для отражения советского наступления части 16-й танковой дивизии. Боевая группа дивизии Ганса-Валентина Хубе, созданная вокруг мотопехотной бригады, в тот момент находилась на марше в районе Лешнева и Берестечко. Она называлась боевая группа Вагнера, по имени командира мотопехотной бригады соединения. Вырвавшиеся с плацдарма у Лешнева части 12-й танковой дивизии встречает контратака немецких танков. Попель пишет: «Мы уже ясно различаем черно-белые кресты и мелькающие траки движущихся гусениц».
К сожалению, в советских мемуарах немецкие танки встречаются в 1941 г. очень часто, причем даже в тех местах, где их быть не может никоим образом. Однако в данном случае имеющаяся информация о положении немцев никак не противоречит возможному столкновению подразделений советской 12-й танковой дивизии и 16-й танковой дивизии немцев. Танки в составе боевой группы Вагнера имелись, к отражению советского наступления она привлекалась. Также в истории 16-й танковой дивизии есть упоминание о столкновении с советскими танками 26 июня. Правда, оно привязывается к действиям под Кременцом, но там был всего один танк КВ кременецкой группы 37-й танковой дивизии (Т-34 не было вовсе). Вряд ли он смог бы оставить столь яркие впечатления. Поэтому столкновение танкистов дивизии Хубе с КВ и Т-34 произошло, скорее всего, именно под Лешневым. Историограф соединения пишет: «Бойцы получили первое представление о том, с каким упорством русские обороняли свои позиции, свою родину. Они «познакомились» с советским танком Т-34, технически превосходившим свои боевые машины. Колоссам КВ-1 и КВ-2 с их 7.62 длинноствольными орудиями едва ли мог что-то противопоставить даже немецкий Panzer III с его короткой 5-см пушкой. Для подавления танков противника пришлось привлекать зенитную и полевую артиллерию»[475].
Так или иначе, контратака немецких танков на захваченный плацдарм была неуспешной. Советская заявка на подбитые танки противника была, надо сказать, довольно скромной. 12-я танковая дивизия записала на свой счет только 4 танка противника. К 14.00 танки дивизии Мишанина прорвались к господствующей над местностью высотой 241,0, с которой, наверное, уже было видно Берестечко.
Записи в журнале боевых действий XXXXVIII танкового корпуса демонстрируют, что контрудар двух дивизий корпуса Д.И. Рябышева привел к возникновению кризисной ситуации: «Положение у Лешнева становится к полудню критическим. Несмотря на храброе сопротивление усиленного батальона 179-го полка, который несет тяжелые потери, русские с сильной артиллерийский поддержкой переправились через ручей и обошли населенный пункт крупными танковыми силами. Мост к югу от Лешнева не мог быть разрушен накануне из-за сильного огня противника. Отдельные танковые отряды русских продвинулись до Кол. Мытника и Стыри к западу от Берестечко. Местами сражающаяся севернее Лешнева пехота и артиллерия отошла под сильным давлением противника»[476].
Глаз сразу цепляется за противоречие: немцы утверждают, что мост к югу от Лешнева им разрушить не удалось. В то же время советская сторона утверждает, что реку пришлось преодолевать ввиду того, что мост был разрушен. Эти два утверждения примиряет один взгляд на карту: на дороге от Брод до Лешнева два моста через Слонувку. Русло реки раздваивается и ее приходится преодолевать дважды.
Атаки советских танков создали угрозу не только позициям немецкой артиллерии, но даже командному пункту Вернера Кемпфа в Берестечко: «Поскольку русские танки приблизились к КП корпуса на 6 км и это вкупе с постоянными воздушными налетами делает невозможной нормальную работу, КП переносится на хутор в 2 км к северу от Берестечко»[477]. Переносить командный пункт пришлось уже вечером, во избежание потери управления войсками.
Однако удержать темп частям 8-го мехкорпуса все же не удалось. Далее в журнале боевых действий XXXXVIII корпуса идет запись: «Бессистемность дальнейших русских атак и личное вмешательство командира 57-й пд предотвращают развитие успеха. По приказу корпуса части усиленного 199-го пп, который находится на марше в направлении на Ситно для прикрытия фланга, развернуты на юг с задачей отбросить прорвавшегося противника»[478]. Ситно лежало к востоку от Берестечко и Лешнева, т. е. часть сил 57-й пехотной дивизии была возвращена назад для отражения советского контрудара.
Помимо такого расплывчатого и трудноформализуемого фактора, как личное вмешательство генерал-лейтенанта Оскара Блюма, командира 57-й пехотной дивизии, на немцев сработали куда более зримое поддающиеся расчетам обстоятельства. Передовые подразделения 16-й танковой дивизии вышли на подступы к Кременцу, но главные силы дивизии Хубе 26 июня еще находились на марше по центральной «панцерштрассе». Они приняли участие в отражении наступления 8-го мехкорпуса вместе с 57-й пехотной дивизией. Выше уже было сказано об участии танков соединения в боях под Лешневым. Но, помимо танков, боевая группа бросила на чашу весов битвы, как свое пехотное оружие, так и 50-мм противотанковые пушки ПАК-38. История 16-й танковой дивизии повествует об этом следующим образом:
«Уже у населенных пунктов Шуровище и Сторовицы на р. Стырь части стрелковой бригады подверглись нападению русских танков. 16-й истребительно-противотанковый батальон принял бой. С удаления до 100 метров полевые пушки открыли огонь по стальным колоссам. 21… 23 попадания! Русский танк отходил медленно назад. Поврежден был только поворотный механизм башни. Бойцам хотелось плакать от обиды! Выяснилось, что ни 3,7-см ни 5-см полевые пушки с коротким дулом ничего не могли поделать с танками русских на удалении более 500 м. Другие танки накрыли огнем позиции полевых орудий. Добычей истребительно-противотанковой группы становились лишь легкие танки. Одна лишь 3-я рота 16-го истребительно противотанкового батальона уничтожила в этот день 26.6 18 танков неприятеля»[479].
Танки PzIII и PzIV 11-й танковой дивизии въезжают на улицы украинского города
С одной стороны, эти слова очень похожи на традиционные для немцев жалобы на «дверные молотки» ПАК-35/36. Однако если мы вчитаемся в сие красочное описание, то обнаружим, что противотанкисты «плакали от обиды», не сумев поразить советские танки на дистанции свыше 500 м. Прописью: пятьсот метров. Строго говоря, советские 45-мм пушки обр. 1937 г. тоже не пробивали броню немецких танков, защищенных 50-мм броней, на дистанции 500 м. Даже если оперировать теоретическими таблицами бронепробиваемости и не учитывать проблемы с раскалывавшимися при ударе о броню 45-мм снарядами. Соответственно, на дистанциях менее 500 м советские танки все же поражались, по крайней мере из ПАК-38, а тяжелому КВ, как следует из описания, удалось заклинить башню.
Если бы 12-й танковой дивизии удалось ввести в бой хотя бы половину своей бронетехники, то у 8-го мехкорпуса были все шансы добиться решительного результата в контрударе 26 июня. Наступление 75 танков (т. е. усиленной танковой бригады, если брать по меркам 1942–1945 гг.) частям 16-й танковой и 57-й пехотной дивизии удалось отразить.
Согласно отчету, составленному по итогам боев, потери боевых машин 12-й танковой дивизии за 26 июня составили:
5 КВ
18 Т-34
10 БТ-7[480].
Соединение потеряло 33 танка, почти половину из принимавших участие в контрударе 75 машин двух танковых полков. По отчету командования корпуса, по крайней мере два танка 12-й танковой дивизии завязли в болоте. Кстати говоря, Рябышев и Цинченко в своем отчете оценили потери соединения Т.А. Мишанина всего в 8 боевых машин, в то время как одних Т-34 вышло из строя 18 штук. Если взять цифры из отчета штаба 12-й танковой дивизии как базовые, то можно сделать вывод, что противотанкисты 16-й танковой дивизии несколько недооценили свои успехи. Они посчитали среди уничтоженных советских «легких танков»… новейшие «тридцатьчетверки».
Задержка с форсированием заболоченных речек позволила немцам оправиться от первого шока и вызвать авиацию. Доселе сосредоточившиеся на ударах по аэродромам ВВС Юго-Западного фронта бомбардировочные эскадры V авиакорпуса переключились на бомбардировку мехкорпусов. Наиболее сильным ударам подверглась 12-я танковая дивизия. По крайней мере, в отчетных документах 34-й танковой дивизии воздействие авиации противника 26 июня вообще не упоминается. Начштаба 8-го мехкорпуса Цинченко вполне определенно пишет об авиаударах «главным образом 12-й тд». Возможно, Люфтваффе было нацелено на наступающую непосредственно на Берестечко дивизию. Возможно, свою роль сыграло то, что в районе Лешнева местность была более открытой, благоприятствующей использованию авиации. Утюжить 34-ю танковую дивизию в соседних лесах было затруднительно. Так или иначе, в 14.00 над головами бойцов и командиров 12-й танковой дивизии разверзлись небеса. До 20.00 на части дивизии Т. А. Мишанина обрушилось около 20 налетов. Бомбардировщики противника буквально ходили по головам. Конечно, советские танки всех типов были для двухмоторных бомбардировщиков Хе-111 и Ю-88 трудной целью. Однако тылы и артиллерия дивизии подверглись настоящему разгрому. Было сожжено множество машин с боеприпасами, горючим и другим имуществом. Воспоминания комиссара корпуса Н. К. Попеля изобилуют ошибками и неточностями, но картина горящего после налетов леса нарисована им так ярко, что ее-то Николай Кириллович наверняка видел собственными глазами: «Метрах в пятнадцати догорал перевернутый остов радиомашины. Горел и лес. По бронзовой коре сосен бежало пламя. Вверх, вниз, по веткам на соседние стволы. Горящие деревья падали, поджигали грузовики, палатки, мотоциклы».
Ударами с воздуха были также уничтожены все тягачи артполка 12-й танковой дивизии и большая часть орудийных расчетов. Соединение Т. А. Мишанина осталось без артиллерии. Той самой артиллерии, воздействие которой так высоко было оценено командованием XXXXVIII танкового корпуса в вышепроцитированных документах. Успех в разгроме тылов и артиллерии советской дивизии стоил 55-й бомбардировочной эскадре одного Не-111, потерянного от огня с земли в районе Бродов. 51-я эскадра «Эдельвейс» потеряла два Ju-88 в районе южнее Лешнева и один в районе Бродов. Во всех трех случаях причиной потери самолета был огонь с земли.
В целом нельзя не согласиться со штабистами группы армий «Юг», констатировавшим в журнале боевых действий: «Атаки танков противника в районе Радзехув и Лешнев были остановлены в результате упорных оборонительных боев и эффективной поддержке V авиакорпуса». Это был, пожалуй, один из первых случаев срыва наступления советского механизированного соединения ударами с воздуха. Пальму первенства держит 6-й механизированный корпус, попавший под сильный удар авиации противника под Гродно. В последующем Люфтваффе неоднократно показывало себя опасным противником. Авиация была наиболее маневренным средством в руках командования. Перенацелить самолеты было куда проще, чем отправить в марш по фронтовым дорогам танки и артиллерию. Сильной стороной немецкой авиации также была способность действовать с высокой интенсивностью, так как они могли выполнять в сравнительно короткий отрезок времени большое количество самолето-вылетов. Удары с воздуха стали серьезным препятствием на пути наступающих советских танковых корпусов как летом 1941 г., так и летом 1942 г., и даже летом 1943 г. (операция «Кутузов»). Выбивать танки у немцев с трудом получалось даже в 1943 г., но артиллерия, тылы и мотострелки на поле боя были куда более уязвимы. Весьма существенным фактором также было моральное воздействие непрерывных бомбардировок.
Колонна 13-й танковой дивизии движется мимо горящего советскоготанка
Тем временем потерявшая меньше времени на форсирование заболоченной речки, и сражаясь только с пехотой, 34-я танковая дивизия, преодолев лесной массив, выскочила из него, как чертик из шкатулки с секретом. Дивизия полковника Васильева довольно быстро вышла в район Хотина и Редкува, откуда до Берестечко оставалось уже меньше 10 км. Именно о ее действиях немцы написали: «Отдельные танковые отряды русских продвинулись до Кол. Мытника». Мытник – это последний населенный пункт, лежащий на пути в Берестечко от Редкува. Немцам удалось, развернув с марша части 16-й танковой дивизии и вызвав авиацию, парировать удар 12-й танковой дивизии 8-го мехкорпуса. Однако 34-я дивизия того же корпуса смогла во второй половине дня 26 июня создать еще один кризис. Вновь обратимся к журналу боевых действий корпуса Кемпфа:
«До вечера положение к югу от Берестечко остается критическим. Противник наносит из леса к северо-востоку от Лешнева танковые удары через Редков на Остров, в результате которых ему удается к вечеру перерезать шоссе у Острова. Под впечатлением от этой ситуации корпус вынужден в 18.00 отдать приказ подготовить к взрыву мосты через Стырь»[481].
Для отражения советского наступления были задействованы все еще имеющиеся в Берестечко противотанковые средства, объединенные под управлением командира полка Люфтваффе «Герман Геринг». Однако пробивная сила 34-й танковой дивизии была намного ниже, чем у ее соседа. Большинство участвовавших в атаке танков были Т-26 разных модификаций. По воспоминаниям Рябышева, к моменту вступления его корпуса в бой «танки Т-35 все были оставлены на маршрутах движения». Косвенно это подтверждается тем фактом, что ни один пятибашенный гигант не был потерян в районе Хотина и Редкува. Участвовали ли в атаке шесть КВ дивизии Васильева – неизвестно. В итоге на подступах к Мытнику 34-я танковая дивизия была остановлена сильным огнем артиллерии, потеряла сожженными и подбитыми около 30 танков и успеха в дальнейшем продвижении не имела. Вытянувшиеся вдоль шоссе в направлении на Берестечко части дивизии оказались под огнем с обоих флангов и с фронта – из Теслугова, Острова и Мытице (Мытника). Причем расправиться с засевшим в Теслугове противником мешала еще одна заболоченная речка – Пляшевка. Дальнейшее наступление на Берестечко было возможно в случае успеха соседней 12-й танковой дивизии и ликвидации хотя бы одной из фланговых угроз. Напротив, к концу дня беспокойство за фланги только усилилось. Разведка засекла передвижение из Теслугова на Козин до 100 транспортных машин и танков, а также скопление в лесах у Антонувка (южнее Берестечко) до 100 танков. Это, скорее всего, были части 16-й танковой дивизии, стремившиеся догнать передовой отряд у Кременца. Однако одновременно такой маршрут выводил их во фланг и тыл 8-му мехкорпусу. Соседей справа у корпуса не было, смыкания фланга с действовавшими у Кременца отрядами не было. И. В. Васильев, опасаясь охвата и обхода справа, отвел свои передовые части назад и сосредоточил дивизию в лесах южнее Хотина. Общие потери 34-й танковой дивизии за 26 июня составили 31 Т-26, 5 ВТ и 3 бронемашины.
Теоретически Рябышев мог переломить ситуацию в свою пользу, введя в бой третью дивизию своего корпуса. Во второй половине дня 7-я моторизованная дивизия наконец заняла исходное положение для атаки. В 13.00 дивизия А.В. Герасимова перешла в наступление в лесисто-болотистом районе Бордуляки, Станиславчик, Манастырек, но особых успехов в этом бою не имела и осталась на занимаемом рубеже до наступления темноты. Характер местности в районе наступления дивизии мало чем отличался от района марша соединения, о котором уже говорилось выше. Это были леса, изрезанные несколькими заболоченными речушками, и посредственный результат контрудара моторизованной дивизии корпуса Рябышева удивления не вызывает. В лесистой местности действия были возможны вдоль немногочисленных дорог и просек, которые легко могли быть перекрыты противником.
Бои в воздухе
Дебют немецких бомбардировщиков под Лешневом как средства воздействия на цели на поле боя был, несомненно, устрашающим. Однако только авиаударами по наступающим советским частям участие корпуса фон Грайма не ограничилось. Истребители V авиакорпуса начали активнее прикрывать наступающие соединения 1-й танковой группы. Можно сказать, что немецкая авиация 26 июня повернулась лицом к потребностям своих сухопутных войск. В какой-то мере этому способствовала смена аэродромов базирования «Мессершмиттов». Утром 26 июня две группы из трех эскадры JG 3 перебрались на аэродромы в непосредственной близости от района развернувшегося танкового сражения. Группа III/JG3 теперь базировалась там, где до войны стоял 89-й истребительный полк, на только что занятом немецкими танкистами аэродроме.
Смены стратегии советской авиации 26 июня, напротив, не произошло. Командование Юго-Западного фронта поставило своим авиасоединениям задачу в одном приказе с мехкорпусами. Это был боевой приказ № 0016 от 25 июня, в котором говорилось: «Военно-воздушным силам фронта с 4 часов начать бомбометание по местам скопления танков противника с целью максимального подавления к началу атаки. Атаку предварить и сопровождать мощными ударами с воздуха»[482].
Окончательно придя в себя после шока первых дней, ВВС Юго-Западного фронта действовали с возрастающей интенсивностью. Так, 17-я авиадивизия 26 июня резко повысила свою активность по сравнению с предыдущими днями. Ее летчики выполнили 235 самолетовылетов, сбросили 280 ФАБ-100, 424 ФАБ-50 и 30 АО-25. Основными целями были колонны противника и скопления техники в районе Берестечко, Острув, Радзехов. 225 СБП выполнил три вылета всем полком, 224 СБП и 48 СБП – по два вылета всем полком. Потери соединения, несмотря на высокую интенсивность полетов, были невелики: 1 самолет не вернулся с задания и 2 СБ были сбиты в районе цели. 48-й бомбардировочный полк дивизии (17 Пе-2), прикрывавшийся 20-м истребительным авиаполком (28 Як-1), вообще не понес боевых потерь. Только одна «пешка» села на вынужденную посадку. В свою очередь, «Яковлевы» 20-го ПАП потеряли всего один самолет, сделав за день 64 самолето-вылета (по 2–3 вылета на один самолет) и прикрывая не только «пешки», но и ДБ-3 соседней авиадивизии.
Также без потерь действовали разведчики 316-го РАП. Обычно самолеты Як-2 и Як-4 оцениваются скептически, однако им все же удавалось проявлять заложенные А. С. Яковлевым скоростные характеристики. Так, в оперсводке полка за 26 июня сказано: «При разведывательных полетах самолеты Як-2-4 имели пять встреч с истребителями противника […] во всех случаях самолеты не могли атаковать наших самолетов, разведчики имели преимущество в скоростях и безнаказанно уходили от истребителей»[483]. Что касается решаемых задач, то они ставились на довольно большую глубину: 26 июня советские «москито» летали на разведку в район Луцка, Берестечко, Сокаля.
Но не всем так везло. 19-я авиадивизия при меньшей интенсивности использования (107 самолето-вылетов) потеряла сразу 11 СБ не вернувшимися с боевого задания, еще 1 Як-2 был сбит над целью истребителями противника. В одном из случаев не вернулось с задания все звено СБ из 138-го полка. Летчики другого бомбардировочного полка потом доложили, что видели бой СБ с Me-109, причем один из СБ загорелся на их глазах. Целями 19-й авиадивизии были Сокаль, Берестечко, Крыстынополь и Радзехов. Несмотря на противодействие противника, полки дивизии смогли сбросить на противника 385 ФАБ-100, 68 ФАБ-50.
К авиаударам колоннам на центральной «панцерштрассе» были даже привлечены истребители МиГ-3 15-й авиадивизии. В 6.15—9.25 26 июня силами 17 МиГ-3 соединения на колонны танков и мотопехоты противника были сброшены 28 ФАБ-100 и б ФАБ-50. Нехарактерные для истребителей «сотки» подвешивались МиГу под крылья. Но мнению командования 15-й САД, увеличение взлетного веса на 200 кг фатально не ухудшило управляемости. Также МиГи 15-й авиадивизии сопровождали к цели бомбардировщики СБ, потеряв в воздушных боях 4 самолета. Авиадивизия почти полностью была сосредоточена на аэродроме Зубов.
В 16-й авиадивизии МиГ-3 прикрывали четыре самолета 86-го бомбардировочного полка, но в ходе воздушного боя потеряли их из виду. Результаты отрыва от прикрываемых бомбардировщиков не замедлили сказаться на результатах их вылета. 1 Пе-2 (ведущего группы подполковника Сорокина) и 3 СБ с задания не вернулись, также был сбит 1 МиГ. Звено СБ того же полка, вылетевшее на задание под прикрытием И-16 соседней авиадивизии, также пропало без вести, ни один самолет из него на свой аэродром не вернулся. По итогам дня в 86-м бомбардировочном полку осталось всего 3 исправных СБ и 1 Пе-2. Он и без того получил сильный удар 22 июня и к 26 июня почти полностью потерял боеспособность. По итогам дня в оперативной сводке 16-й авиадивизии отмечалось: «В течение дня 26.6.41 наблюдалось сильное противодействие истребителей противника, прикрывавших танковые колонны [и] патрулирующих большими группами по 9—12 самолетов, отмечается также активность всех средств зенитной обороны в направлении движения танковых колонн»[484].
Столь же неудачным был день 26 июня для 18-й авиадивизии. Ее бомбардировщики ДБ-3 выполнили 61 самолето-вылет (почти вдвое больше, чем в предыдущий день), сбросив 347 ФАБ-100 на район Сокаль, Радзехов, Берестечко. При этом 93-й полк дивизии потерял 7 бомбардировщиков, не вернувшихся с боевого задания. В тот же день тот же полк пережил атаку на свой аэродром, но бомбы легли на край летного поля и никакого ущерба не причинили.
Наибольшие потери 26 июня понесла 62-я авиадивизия. Она выполнила всего 73 самолето-вылета, при этом были потеряны сразу 14 СБ и 1 Пе-2. После отвлечения на ковельское направление 25 июня, дивизия 26 числа «работала» по тем же целям, что и другие авиасоединения Юго-Западного фронта – Радзехов, Берестечко, Стоянув. Были сброшены 152 ФАБ-100, 350 ФАБ-50.
Всего, по немецким данным, 26 июня было сбито 68 советских машин в воздушных боях и 5 огнем зенитной артиллерии. Чаще всего заявлялось об уничтожении ДБ-3, машин этого типа немцы сочли сбитыми 26 штук. Это довольно странно, так как больше всего было сбито СБ, в немецкой терминологии «мартин-бомберов». В целом 26 июня 1941 г. в какой-то мере можно назвать «черным днем» для ВВС Юго-Западного фронта. Были понесены тяжелые потери, причем в отличие от ударов по аэродромам, уничтожавшим преимущественно технику, потери в воздушных боях чаще всего означали потерю экипажей. Никакого согласования действий с мехкорпусами, строго говоря, не было. В частности, Лешнев и вообще оборона противника перед фронтом наступления 8-го мехкорпуса среди целей бомбардировщиков не фигурировали. Также отсутствовало прикрытие корпуса Рябышева с воздуха. Истребители авиадивизий фронта летали почти исключительно на сопровождение своих бомбардировщиков.
Танк БТ-7 с распахнутыми люками. Позади него в небо смотрит 85-мм зенитка обр. 1939 г.
Причиной отсутствия советских истребителей над боевыми порядками 12-й танковой дивизии были отнюдь не удары по аэродромам утром 22 июня. В строю еще оставалось довольно много боевых самолетов, в том числе новейших типов. На 27 июня в 15-й авиадивизии все еще оставалось 37 истребителей МиГ-3. При надлежащей организации связи и взаимодействия МиГи могли если не разогнать немецкие бомбардировщики, то, по крайней мере, серьезно затруднить им работу.
Следует сказать, что советская авиация действовала примерно в одном и том же районе, не смещая точку приложения усилий по мере движения немецкого танкового клина на восток. Это дало 11-й танковой дивизии короткую передышку. Шродек с удовлетворением отмечает: «Применение нашей авиации приводит в этот день к ослаблению активности русских самолетов, что было, в общем-то, приятно заметить». Возможно, немецкий танкист стал свидетелем боя 18 И-153 из 92-го истребительного авиаполка с Me-109 над Дубно в середине дня, в нем было потеряно 2 И-153. Однако 11-я танковая дивизия всего лишь удалилась от огненного коридора у Берестечко и Радзехова. Напомню, что Кемпф был вынужден перенести свой штаб из Берестечко, в том числе под воздействием авианалетов «сталинских соколов».
Итоги контрударов Z6 июня
Подводя итоги боевых действий в районе Бродов 26 июня, приходится констатировать, что немцам удалось сдержать первый удар 8-го мехкорпуса и изготовиться к отражению следующих атак.
Если бы советские танкисты решили на следующий день продолжить наступление на прежних направлениях, их бы встретила намного более прочная оборона. Рябышев в конце дня отправляется в 34-ю танковую дивизию. В мемуарах он объясняет это отсутствием донесений из нее, но эта причина, очевидно, надуманная: для выяснения обстановки и получения дневного донесения достаточно было послать делегата связи. Комкор явно связывал с 34-й танковой дивизией надежды на развитие контрудара корпуса. Она не получила сокрушительного удара с воздуха и находилась в наилучшем положении. Однако в ночь с 26 на 27 июня произошли события, резко изменившие ход контрудара и приведшие к неожиданным последствиям.
Вечером 26 июня командир 12-й танковой дивизии Т. А. Мишанин принимает, прямо скажем, спорное решение вывести свою дивизию из боя. К сожалению, впоследствии погибший генерал нигде и никак не объяснил свой приказ. Исходя из имеющихся сейчас данных об обстановке, можно предположить, что он стремился вывести дивизию (точнее то, что от нее осталось) под защиту лесного массива и подтянуть отставшую технику. Лес давал прикрытие от наблюдения с воздуха и тем самым снижал эффективность авиаударов. Кроме того, после дневного боя в распоряжении Мишанина оставалось всего около 40 танков, а артиллерия была практически полностью выбита. В такой обстановке контрудар противника мог привести к окружению и разгрому соединения. Нельзя не отметить, что схожее решение принял его сосед справа И. В. Васильев, оттянувший свою дивизию немного назад, в лес на северном берегу Слоновки. Не исключено также, что Мишанин согласовал отход с Рябышевым, и его конечной целью была рокировка 12-й танковой дивизии в полосу 34-й танковой дивизии. Такие маневры довольно часто применялись советскими войсками в 1944–1945 гг.: при наступлении на параллельных маршрутах наступавший менее успешно корпус разворачивался в затылок добившемуся лучших результатов и развивал его успех.
Так или иначе, к полуночи приказ Мишанина был исполнен, 12-я танковая дивизия вышла из боя. При сохранении задач на контрудар в направлении на Берестечко этот шаг мог стоить генералу очень дорого. Однако новые распоряжения из штаба фронта неожиданным образом совпали с его решением о выводе 12-й танковой дивизии из боя. В 2.30 27.6.41 г. в штаб 8-го механизированного корпуса прибыл генерал-майор Панюхов и передал Д. И. Рябышеву устный приказ командующего Юго-Западным фронтом, гласивший:
«37-й стрелковый корпус обороняется на фронте м. Почаюв-Новы, Подкамень, Золочев. 8-му механизированному корпусу отойти за линию пехоты 37-го стрелкового корпуса и усилить ее боевой порядок своими огневыми средствами. Выход начать немедленно».
Итак, исхлестанная немецкой авиацией 12-я танковая дивизия к 24.00 26 июня уже была выведена из боя. Решение Т. А. Мишанина попросту осталось незамеченным, получалось, что он просто упредил следующий приказ штаба фронта. В противном случае он рисковал оказаться под следствием, подобно расстрелянному командиру 14-го мехкорпуса Оборину.
Получив новый приказ, Рябышев незамедлительно отдает распоряжения подчиненным ему соединениям:
«34-й танковой дивизии выйти из боя и, двигаясь по маршруту Червоноармейск, м. Почаюв-Новы, сосредоточиться в районе юго-восточнее м. Почаюв-Новы.
12-й танковой и 7-й мотострелковой дивизиям, двигаясь по маршруту Броды, Подкамень, сосредоточиться южнее и юго-восточнее Подкамень».
Заметим, что слова о выводе из боя присутствуют только в отношении 34-й танковой дивизии. Относительно двух других дивизий есть только указание о маршруте движения. Впоследствии в своих воспоминаниях Рябышев несколько подкорректировал ход и хронологию событий, чтобы задрапировать отвод дивизии Мишанина. Для этого ему пришлось сдвинуть приезд Панюхова на 4 часа утра, на полтора часа относительно действительного времени, указанного им в отчете июля 1941 г. Далее комкор в своих мемуарах написал:
«Теперь меня волновал один вопрос: успеем ли мы довести этот приказ войскам до перехода их в наступление. Если они начнут бой, тогда будет очень трудно в светлое время выполнить приказ командующего. Надо было спешить… Все, что зависело от штаба корпуса, было сделано. 7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии успели получить приказ до начала наступления. А 34-я танковая дивизия уже атаковала врага севернее Берестечко, и ее выход из боя задержался на два с половиной часа»[485].
Ни о каком переходе в наступление посередине ночи не могло быть и речи. Кроме того, чаще всего контрудары начинались около 9.00 утра. Поэтому времени на оповещение было более чем достаточно. Разница была только в том, что 12-я танковая дивизия уже выстроилась в маршевые колонны. В две другие дивизии после приезда Панюхова были отправлены делегаты связи. Что интересно, в отчетных документах 34-й танковой дивизии отсутствуют упоминания о каких-либо приказах на вывод из боя в ночные часы 27 июня. Если делегаты добрались до штаба Васильева, то отход не успел начаться до получения следующего приказа. Напротив, уже сформированные маршевые колонны подразделений 12-й танковой дивизии сразу же направились в район населенного пункта Подкамень, южнее Брод.
Колонна немецкой танковой дивизии на марше. Украина, лето 1941 г.
Пока 12-я танковая дивизия уходит с поля битвы, попробуем разобраться, чем было вызвано резкое изменение стратегии фронтового командования. Конечно, нельзя сказать, что 8-му механизированному корпусу удалось добиться каких-то выдающихся результатов. К Берестечко корпус прорываться не смог. Вместе с тем, как видно из процитированных выше документов противника, дивизиям Рябышева удалось создать локальный кризис. Однако в оперативной сводке штаба Юго-Западного фронта от 20.00 26 июня результат боя описан просто уничижительно:
«8-й механизированный корпус в 9.00 26.6.41 г. нерешительно атаковал механизированные части противника из района Броды в направлении Берестечко и, не имея достаточной поддержки авиацией и со стороны соседа слева – 15-го механизированного корпуса, остановлен противником в исходном для атаки районе».
Досталось в оперсводке и корпусу Карпезо: «15-й механизированный корпус, действуя так же нерешительно, не выполнил приказа на атаку. К 9.00 26.6.41 г. (начало атаки механизированных корпусов) еще не был сосредоточен в исходном районе». Эти слова справедливы, но лишь отчасти.
Что же случилось? В мемуарах И. X. Баграмяна (точнее, в воспоминаниях Ивана Христофоровича, подвергнутых безжалостной «литературной обработке» с добавлением диалогов, которые никто спустя несколько лет помнить не может) это подается как отказ от стратегии контрударов мехкорпусами в пользу построения «упорной обороны» стрелковыми корпусами.
Причина вывода корпусов Рябышева и Карпезо из боя была совсем другая. Основной ошибкой командования фронта была неверная оценка направления развития наступления немцев. В разведывательной сводке фронта от 22.00 26 июня мы читаем: «Радзехув – бродское направление. Противник, имея главные силы прорвавшейся мотомеханизированной группировки в районе Берестечко и передовые части в Дубно, Верба, Раздвиллув, пытался распространить прорыв в направлении Броды, Тарнополь, но, встречая упорное сопротивление наших частей, успеха не имел». Тем временем 1-я танковая группа стремилась развивать наступление не в юго-восточном направлении, на Тарнополь, как предполагало командование Юго-Западного фронта, а дальше на восток, в направлении Острога и Шепетовки. М. А. Пуркаев и М. П. Кирпонос неверно оценили замах «клещей» планируемого немцами окружения войск фронта. Возможно, был неверно интерпретирован выпад в направлении Кременца. Как мы сейчас знаем, он был продиктован всего лишь стремлением использовать 11-ю и 16-ю танковые дивизии не в затылок друг другу, а на разных маршрутах. Командование группы армий «Юг» действительно собиралось осуществить окружение противостоящих советских войск. Но план был намного амбициознее. Окружать б, 26 и 12-ю армию немцы собирались во взаимодействии с 11-й армией Евгения Риттера фон Шоберта, сосредотачивающейся в Румынии. Как раз 26 июня в журнале боевых действий группы армий «Юг» появляется запись:
«Учитывая предшествующий ход операции, предлагается внимательному рассмотрению вопрос о целесообразности перехода от глубокого оперативного прорыва в направлении на Киев к тесному оперативному окружению советских войск, ведущих бои в районе Тарнополь – Лемберг».
При этом начало операции на окружение сдерживалось временем, необходимым для приведения 11-й армии в полную готовность к наступлению (2 июля). Соответственно задачей 1-й танковой группы оставался прорыв, «несмотря на наличие глубоких флангов и используя любые дороги, тремя головными колоннами в направлении Бердичев – Житомир». Для сдерживания прорыва противника в направлении на Бердичев и Житомир мехкорпусам требовалось продолжать контрудары. Отвод назад фактически выводил их из сражения. Если бы командование Юго-Западного фронта правильно оценило замысел противника, никакого отвода бы не произошло.
Итак, механизированные корпуса Юго-Западного фронта выводились за линию построения 37-го стрелкового корпуса, поскольку предполагалось их использовать во фланговом контрударе против ожидавшегося поворота на юг 1-й танковой группы. Одновременно командование фронта решило начать отвод войск на восток из предполагаемого «котла». Частным боевым приказом № 0016 6-я армия отводилась на рубеж Новый Почачюв, Пониква, Ушня, Золочев Гологуры, Ганачув. В подчинение армии входил 37-й стрелковый корпус в составе 141-й и 139-й стрелковых дивизий. Согласно тому же приказу, 12-я армия отходила на фронт Стрый, Долина, Вышкув. Тем самым выгнутый в сторону противника фронт армий в Львовском выступе сокращался, и армии разворачивались в линию, обращенную на северо-запад. Также устранялся разрыв между соединениями армий прикрытия и «глубинными» стрелковыми корпусами, 37-й стрелковый корпус подчинялся теперь 6-й армии.
Однако Москва не поддержала решение командования фронта. И. X. Баграмян вспоминает:
«– Товарищ полковник! Товарищ полковник! – слышу голос оперативного дежурного. – Москва на проводе!
Бегу в переговорную. Увидя меня, бодистка отстучала в Москву: «У аппарата полковник Баграмян». Подхватываю ленту, читаю: «У аппарата генерал Маландин. Здравствуйте. Немедленно доложите командующему, что Ставка запретила отход и требует продолжать контрудар. Ни дня не давать покоя агрессору. Все»[486].
М. П. Кирпонос попытался объяснить свои решения, но отстоять их не смог. Дальнейшее развитие событий показало, что Ставка была права в своих оценках – острие немецкого танкового клина повернуло на юг намного позднее, только после преодоления «линии Сталина». Поскольку задачи мехкорпусам были поставлены исходя из обстановки на 24–25 июня, то возвращать их в бой на прежних направлениях было уже нецелесообразно. Поэтому направления ударов были изменены. Баграмян вспоминает:
«Кирпонос снова склонился над картой.
– Ставьте новые задачи нашим механизированным корпусам, – обратился он к Пуркаеву. – Восьмой повернем на северо-восток, пусть наступает прямо на Дубно, а пятнадцатый всеми силами ударит на Берестечко. Если Рябышев в районе Дубно соединится с корпусами Рокоссовского и Фекленко, то прорвавшиеся вражеские части окажутся в западне»[487].
С одной стороны, смена направлений ударов позволяла хоть как-то координировать действия корпусов Рябышева и Карпезо с корпусами Фекленко и Рокоссовского. С другой стороны, разворот 8-го мехкорпуса позволял нанести удар во фланг немецкой группировке, выдвинувшейся к Кременцу, и тем самым устранить непосредственную угрозу Тарнополю. Новые приказы повезли в 8-й и 15-й мехкорпуса бригадный комиссар А. И. Михайлов и комбриг Н. С. Петухов. Вскоре туда же выехал член Военного совета фронта Н. Н. Вашугин.
Брошенный на улице украинского города (предположительно в Городке) Т-35
Делегаты добрались до расположения 8-го мехкорпуса ранним утром. В 6.00 27.6.41 г. в районе 2 км южнее Броды бригадный комиссар А. И. Михайлов вручил Д. И. Рябышеву второй приказ командующего Юго-Западным фронтом за № 2121 от 27.6.41 г. Согласно этому приказу, 8-й механизированный корпус в 9.00 27.6.41 должен был начать наступление в направлении Броды, м. Верба, Дубно и к исходу дня сосредоточиться в районе Дубно, Волковые, м. Верба.
Если бы 12-я танковая дивизия не была выведена из боя еще вечером 26 июня, то ночные метания командования относительно задач корпуса вполне могли пройти для дивизий незамеченными. Однако вывод дивизии Мишанина шел полным ходом. В момент получения приказа Юго-Западного фронта № 2121 12-я танковая дивизия уже находилась в движении от Брод на Подкамень, ее колонна была растянута на 20–25 км. Скрепя сердце Рябышев в 7.00 отдает приказ:
«34-й танковой дивизии ударом в направлении Козин, м. Верба, Дубно к исходу 27.6.41 г. выйти в район Дубно, Загорце-Мале, Семидубы.
12-й танковой дивизии ударом в направлении Ситно, Козин, м. Верба к исходу 27.6.41 г. выйти в район Подлуже, м. Верба, Судобиче.
7-й мотострелковой дивизии движением в направлении Броды, Червоноармейск, м. Верба к исходу 27.6.41 г. сосредоточиться в районе (иск.) м. Верба, Рудня, Беper, обеспечивая действия корпуса с северо-запада и юго-запада.
Начало наступления в 9.00 27.6.41 г.».
Следует обратить внимание на последнюю фразу: уже в 7.00 командиром корпуса было назначено время перехода в наступление. Позднее в мемуарах Рябышев называл совсем другое время: «Исходный рубеж для наступления – станция Рудня-Сестратин. Дивизии должны сосредоточиться в этом районе к 2 часам 28 июня и спустя два часа начать наступление».
В десятом часу утра в расположение штаба корпуса прибыл Н.Н. Вашугин, который по озвученной в мемуарах Н.К. Попеля версии (повторенной позднее Д. И. Рябышевым) потребовал в ультимативной форме перехода в наступление немедленно. С документами эта версия никак не стыкуется. Ее задачей было оправдать торопливый ввод мехкорпуса в бой по частям. На страницах своих воспоминаний Рябышев постарался нарисовать образ рассудительного и не склонного к штурмовщине человека:
«– Мною выслана разведка с целью установить местонахождение, силы и группировку противника. Эту задачу выполняет корпусной мотоциклетный полк. Войска корпуса могут сосредоточиться на исходном рубеже к концу дня и начать наступление только с утра 28 июня, – закончил я свой доклад.
– Что?! – воскликнул член Военного совета. – Немедленно решение – и вперед!»[488].
Соответственно, рожать в муках на глазах корпусного комиссара новый приказ совершенно не требовалось. Он был подготовлен за два часа до его визита. Еще большим идиотизмом выглядит подписание Ватутиным написанного комкором приказа. Попель описывает этот процесс, не жалея ярких красок: «Корпусной комиссар выхватывает авторучку и расписывается так, что летят чернильные брызги». Места для подписи вышестоящим командованием на приказе корпуса нет и быть не может, его подписывают командир, комиссар и начальник штаба соединения. Подпись Ватутина и так присутствует на приказе фронта. Одним словом, весь эпизод шит в мемуарах белыми нитками. Позднее эти душераздирающие рассказы были использованы для назначения Н. Н. Вашугина стрелочником и главным виновником неудач. Далее это закономерно выродилось в «роль партии» на новом витке развития, т. е. как повод для обвинения политической системы СССР в военных неудачах.
В действительности командование корпуса приложило все усилия для выполнения нового приказа в назначенные сроки. Уже в 7.30—8.30 27 июня Рябышев лично прибывает в 34-ю танковую дивизию и ставит задачу на наступление в направлении Дубно. Командир корпуса реально оценивал обстановку и понимал, что выведенная в тыл 12-я танковая дивизия и застрявшая в лесах 7-я моторизованная дивизия вряд ли смогут реализовать разработанный в штабе фронта план. Поэтому Рябышев отправился в максимально близкое к выполнению поставленной задачи соединение. Однако, возможно, некий инцидент с участием Н. Н. Вашугина все же имел место. Касался он, разумеется, не планирования контрудара – как уже было сказано, все необходимые решения уже были приняты и приказы написаны. Нарекания корпусного комиссара могли касаться темпов ввода в бой дивизий. Несмотря на то что Рябышев лично взялся разворачивать 34-ю танковую дивизию, в 9.00 она в наступление на новом направлении не перешла. Сохранившиеся документы указывают время перехода дивизии в наступление между 14.00 и 14.30 27 июня. Как показали дальнейшие события, задержка с выдвижением сыграла роковую роль.
Хронометраж сбора сил и их выдвижения в заданном направлении просматривается следующий. В 10.00 27 июня делегатом штаба корпуса разворачивается на новое направление колонна из состава 12-й танковой дивизии в количестве 25 тяжелых и средних машин. В 14.00–14.30 27.6.41 г. вдогонку за ними двинулась 34-я танковая дивизия (150–156 танков, мотострелковый и артиллерийский полки). В 17.00 из района Червоноармейск выступили оставшиеся части 23-го и 24-го танковых полков 12-й танковой дивизии (до 30 танков) в район Вербы для совместных действий с 34-й танковой дивизией. Командиром этой сводной группы был назначен Н. К. Попель. Соответственно 7-я моторизованная дивизия 27 июня была на марше, а остальные части 12-й танковой дивизии были выведены в район Подкамень, где приводили себя в порядок, подтягивали отставшие машины, заправлялись горючим.
Однако, несмотря на все нестыковки и сложности, разворот части сил 8-го механизированного корпуса на Дубно принес неожиданный успех. Сплошной фронт на тот момент отсутствовал, и группа Попеля ударила в стык между передовыми частями 16-й танковой дивизии под Кременцом и 57-й пехотной дивизией. Более того, группа Попеля вклинилась между двумя боевыми группами 16-й танковой дивизии. В построении немецких войск был почти ничем не занятый просвет, позволивший беспрепятственно бросить на Дубно более 200 советских танков.
Фактор неопределенности планов противника, пусть по-разному, действовал на обе стороны. Немцы чересчур увлеклись построением обороны на подступах к Берестечко, считая, что именно здесь будет вновь нанесен контрудар. По приказу командования 1-й танковой группы был даже создан специальный подвижной отряд из 670-го батальона истребителей танков и мотоциклетного батальона. Однако направление удара неожиданно сместилось, и противопоставить ему немцам оказалось нечего.
Обстановку, сложившуюся к вечеру 27 июня, рисует журнал боевых действий XXXXVIII корпуса:
«19.00 – Положение в районе Вербы обострилось. Сильная вражеская танковая часть пытается прорваться к Дубно из Броды. В третий раз за последние дни шоссе корпуса перерезано и возникает исключительно тяжелое положение. Стрелковой бригаде все еще не удалось соединиться с передовыми частями 16-й тд. Она ведет бой с сильным противником у Гоноратки, уничтожив множество вражеских танков. Авангард вражеских танковых частей предположительно дошел до Дубно и в районе Тараканова атаковал части корпусного батальона связи и обозы. Основная часть группы противника находится южнее шоссе, лишь около 50 сверхтяжелых танков замечены у Тарнавки. Ясной картины положения передовых частей у Кременца все еще невозможно составить. Генерал Хубе с частью своего штаба, вероятно, окружен у Вербы Каменной»[489].
Два БТ-7 81-й моторизованной дивизии, подбитые у здания суда в Немирове
Что любопытно, слухи о неких проблемах со штабом дивизии противника дошли до наступающей группы Попеля. В своих мемуарах он написал: «И тут скрытый до той минуты высокой рожью поднялся в воздух легкий немецкий самолет – «костыль». Это, как мы узнали ночью от пленных, бросил свои войска генерал Мильче, командир 11-й танковой дивизии». Командир 11-й танковой дивизии Людвиг Крювель в это время был далеко впереди, у Острога, командира 16-й танковой дивизии звали Хубе, и ни на каком «Шторхе» он не сбегал. Дальнейшие рассказы Попеля о том, как «пехота прочесывала поле, извлекая из ржи то начальника штаба 11-й танковой дивизии, то начальника разведки, то еще кого-нибудь», являются безусловной выдумкой. Попель несколько поторопил события. На самолете Ганс-Валентин Хубе покинул сталинградский «котел», будучи уже в должности командира XIV танкового корпуса. Вообще, окружение в первые дни войны словно поставило печать на дальнейшей карьере Хубе. Он побывал в окружении в Сталинграде, а его последней битвой на Восточном фронте (уже в качестве командующего) стало окружение 1-й танковой армии на Украине весной 1944 г.
Собственно к Дубно группа Попеля вышла только к вечеру 27 июня. В своем докладе Попель тактично написал: «К 23.00 южная окраина Дубно была взята»[490]. Это позднее, в мемуарах, он написал: «Когда мы входили в Дубно, было совсем темно. Тучи заволокли молодую луну. Ни звездочки на небе, ни огонька в окнах, ни живой души на тротуарах. По ночным улицам, по безжизненным домам молотили снаряды, мины»[491]. Однако, согласно отчету и журналу боевых действий 34-й танковой дивизии, вышедший к Дубно 67-й танковый полк «подвергается сильному обстрелу ПТО и артиллерии с южной окраины Дубно и Забрамье»[492]. Забрамье – это западный пригород Дубно. На тот момент в Дубно действительно уже были 88-мм зенитки полка «Герман Геринг».
Унтер-офицер Ягелер, служивший в тот момент в полку «Герман Геринг» вспоминал этот вечерний бой: «Расчет тяжелой зенитки хладнокровно позволяет танку подойти на близкую дистанцию, потому что наступающие сумерки мешают прицелиться. Время стрелять, и после короткого боя два танка охвачены ярким пламенем»[493].
Потерпев неудачу в атаке Дубно кавалерийским наскоком, части группы Попеля переходят к обороне. 34-я дивизия на ночь собирается в Подлужье, деревне к юго-западу от города. Рисковать и атаковать Дубно ночью, чтобы войти на «ночные улицы», не стали. Это решение имело роковые последствия.
Война в воздухе
Немецкая авиация, которая сыграла едва ли не решающую роль при отражении контрудара 26 июня, оказывается почти бесполезной: «Требуемые дивизией [16 тд. – А.И.] авиаудары по вражеским танкам сталкиваются со сложностями, поскольку точную границу между сражающимися сторонами ввиду неясности положения провести невозможно»[494].
Советская авиация также несколько снизила свою активность. 17-я авиадивизия с утра вообще не получила задания.
14-я авиадивизия группами по 7—10 самолетов прикрывала войска в движении по дорогам, выполнила 56 самолето-вылетов, в том числе 19 на И-16 и 37 на И-153. В расчете на 37 исправных самолетов это было немного, полтора вылета на одну исправную машину.
15-я авиадивизия летала на прикрытие 15-го мехкорпуса (50 самолето-вылетов), атаки колонн противника в районе Шуровище, Берестечко и Верба (30 самолето-вылетов), а также на прикрытие аэродрома и разведку. Всего было выполненено 126 самолето-вылетов и сброшено 5600 кг бомб. Потери были тоже умеренными – один И-153. 16-я авиадивизия также прикрывала 15-й мехкорпус (40 самолето-вылетов). Прикрытие осуществлялось довольно крупными силами – девятками самолетов. В патрулировании летчики 87 ИАП отразили налет Ю-88, сбив один из них. Кроме того, дивизия силами истребителей с бомбами атаковала танки противника в районе Шуровище, Берестечко, Верба (70 самолето-вылетов). Всего пилоты 16-й дивизии выполнили 156 самолето-вылетов, сбросили 6 тонн бомб. 86-й бомбардировочный полк 27 июня вообще не действовал.
Потери ВВС ЮЗФ в период с 25 по 27 июня 1941 г.[495]
Всего, таким образом, было потеряно за 25–27 июня 173 самолета.
Острог
Сценарий развития событий под Дубно во многом напоминал бои во второй день войны. Пока «танковая» боевая группа 26 июня вела бой с наступающими советскими танками, остальные части дивизии Крювеля двигались на восток. Фактически они были введены в разрыв фронта, вызванный оттеснением 228-й стрелковой дивизии от Дубно. «Пехотная» боевая группа Ангерна продвигалась вперед и прошла за день 35 км. Еще быстрее двигался мотоциклетный батальон, который к вечеру 26 июня достиг Острога, продвинувшись от Дубно более чем на 50 км. Здесь он столкнулся с призраком Второго стратегического эшелона РККА в лице частей 109-й моторизованной дивизии с Дальнего Востока.
Т-34 подбитый в районе Язув Старый
В конце мая 1941 г. 109-я моторизованная дивизия, дислоцировавшаяся в Хараноре, в обстановке жесткой секретности убыла на запад. Первые эшелоны со штабом дивизии, подразделениями 381-го мотострелкового полка, частью подразделений 602-го мотострелкового полка и некоторыми другими частями дивизии 18 июня 1941 г. выгрузились на станции Бердичев. Разместилась прибывающая дивизия в 10 км от станции, в Скруглевских лагерях. В связи с кризисной обстановкой, сложившейся на Западном фронте, 26 июня 1941 г. поступил приказ, на переброску 16-й армии в район Орша – Смоленск. Дивизия по приказу командующего армией генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина начала 120-километровый марш к станции Шепетовка, где должна была погрузиться в железнодорожные эшелоны и отправиться в Белоруссию. Прорыв 11-й танковой дивизии в направлении Острога во второй половине дня 26 июня потребовал экстренных мер противодействия. М. Ф. Лукин на свой страх и риск снял части 109-й моторизованной дивизии с погрузки и направил их навстречу немцам. Для этого требовалась определенная решительность, ведь первоначально появление немцев в районе Острога было расценено как выброска воздушного десанта. Первым достиг Острога и завязал бой 173-й разведывательный батальон майора Юлборисова. Разведбатальон первым вошел в Острог и занял в городе оборону. Подошедшие немецкие мотоциклисты вечером 26 июня втянулись в бои за городок, подразделения майора Юлборисова оказались блокированы. Перед нами достаточно характерный пример использования мотоциклетных частей немцами. Как я уже говорил, практика использования мотоциклетных частей вызывала вопросы у танковых командиров РККА. Они действительно были малоприменимы в условиях использования танковых соединений для прорыва фронта. Но в маневренной войне без сплошного фронта такие подразделения находили свою нишу. Часто складывалась ситуация, когда перед танковой дивизией оказывался никем не занятый промежуток, в который вводилось максимально подвижное соединение. Мотоциклисты, конечно, не смогли бы противостоять даже наспех подготовленной обороне, но вести бой с небольшими отрядами и тыловыми частями для них было вполне по силам. Захват рубежа на пути дивизии давал возможность делать следующий шаг в более выгодных условиях. Так, разведчики Юлборисова могли за ночь закрепиться в Остроге, утром дождаться подкреплений и день начался бы со штурма «боевой группой Ангерн» Острога. В реальности получилось ровно наоборот – Острог закрепили за собой мотоциклисты, а выбивать их из города пришлось 109-й моторизованной дивизии.
Соотношение сил к утру 27 июня стало меняться в пользу немцев. «Пехотная» боевая группа Ангерна из 11-й танковой дивизии после ночного марша в 05.00 достигла Острога. Днем 27 июня также состоялось сражение за Острог. Утром 27 июня 381-й и 602-й мотострелковые полки 109-й моторизованной дивизии повели наступление на Острог со стороны селения Вильбовное, находившегося северо-западнее города. Артиллерийская поддержка атаки практически отсутствовала, поскольку 404-й артиллерийский полк не успел выйти на исходные позиции. Полки наступали только при поддержке 76-мм полковой артиллерии и огня 45-мм орудий танков Т-26 и БТ из состава отрядов 57-й и 13-й танковых дивизий. Большая часть последних уже была погружена в эшелоны и направилась в Оршу. Преодолев реку Вилию по единственному мосту и вплавь, части 109-й дивизии начали бой за город. Уже в первые часы боевых действий дивизия потеряла своего командира. В 10 утра под артиллерийским обстрелом немцев оказался командный пункт соединения, располагавшийся на колокольне. Осколком одного из снарядов был тяжело ранен командир 109-й моторизованной дивизии полковник Н. П. Краснорецкий. В командование соединением вступил заместитель Краснорецкого Н. И. Сидоренко.
Во второй половине дня к Острогу подтянулась «танковая» боевая группа 11-й танковой дивизии немцев, и баланс сил сразу качнулся в сторону противника. Полковник Сидоренко подчинил себе часть разведывательного батальона 13-й танковой дивизии в составе танковой роты из 17 танков БТ, роты бронеавтомобилей (15 бронемашин), автороты, мотоциклетного взвода и бросил на помощь 381-му мотострелковому полку. Однако он не смог повлиять на исход боя. Немцы выдавили находившиеся в городе советские части, вынудив их отступить за реку Вилию под артиллерийским и пулеметным огнем. В городе остались окруженными 173-й отдельный разведывательный батальон Юлборисова (блокированный еще вечером 26 июня мотоциклистами 61-го мотоциклетного батальона 11-й танковой дивизии) и один батальон 381-го мотострелкового полка. К ночи все, кто сумел переправиться через Вилию, сосредоточились в лесу восточнее Вильбовного. К вечеру к Острогу подошел 404-й артиллерийский полк 109-й моторизованной дивизии, поддержки которого так не хватало в дневном бою.
Наступление группы Лукина хотя и не привело к освобождению Острога от противника, препятствовало дальнейшему продвижению дивизии. Впервые с начала кампании вся 11-я танковая дивизия была сконцентрирована в одном месте и прекратила продвижение вперед. На тот момент препятствий к развитию наступления не было. Угроза флангу 11-й танковой дивизии была ликвидирована. Наступление III моторизованного корпуса полностью сковало действия 40-й и 43-й танковых дивизий. Во второй половине дня 27 июня и 228-я стрелковая дивизия, и обе танковые дивизии 19-го механизированного корпуса отошли от Дубно к окраинам Ровно. Между дивизией Крювеля и Шепетовкой стояла только группа Лукина.
Z8 июня. Ответный удар
Развернувшись по приказу командования фронта в направлении Дубно, 8-й механизированный корпус опасно растянул свой фланг. Фактически между правофланговой 212-й моторизованной дивизией 15-го мехкорпуса и левофланговой 7-й моторизованной 8-го мехкорпуса образовался 30-километровый разрыв, частично проходивший по лесным массивам. В 20.45 27 июня издается приказ 6-й армии № б, в котором Рейхенау предписывает атаковать советские войска в районе Бродов:
«XXXXIV АК сосредотачивает в районе Лопатин и Лешнёв возможно больше сил, с тем чтобы иметь возможность 29 июня атаковать Броды. Центр приложения усилий артиллерии – на восточном фланге. Южнее Радзехов надо захватить участок севернее Торопов. Любой клочок земли, оставленный неприятелем, должен быть немедленно занят. До начала наступления – прочно удерживать в своих руках высоты севернее Лешнева на случай возможных танковых атак неприятеля. Задачей корпуса является и далее прикрывать фланги от Холоюв до Броды от моторизованных и танковых сил противника, которые все еще могут ожидаться с направления Львов и Злочев»[496].
Танки КВ-2 8-й танковой дивизии, оставленные 25 июня в Жулкеве(Жовкве)
Заметим, что немецкое командование не имело ясной картины сложившейся обстановки и отнюдь не исключало повторения контрудара в направлении Лешнёва. На деле наносить его было уже некому. О существовании разрыва между 15-м мехкорпусом и главными силами 8-го мехкорпуса немцы также, скорее всего, не подозревали. По крайней мере, из приказа это никак не следует. Однако, решая задачу активного прикрытия фланга 1-й танковой группы, немецкие дивизии сделали ход, симметричный броску группы Попеля на Дубно, и попали в уязвимую точку построения советских войск.
В наступление стороны перешли почти одновременно, но на разных участках и в разных направлениях. По следам группы Н.К. Попеля постепенно подтягивались остальные подразделения 8-го механизированного корпуса. К 11.00 28 июня авангард 7-й мотострелковой дивизии (один батальон 300-го мотострелкового полка с дивизионом артиллерии) головой подошел к м. Верба, где завязал бой с мотопехотой и танками противника. Главные силы 7-й моторизованной дивизии и остатки 12-й танковой дивизии к этому времени отстали от передового отряда на 20 км. В этот разрыв немедленно вклинились части 75-й пехотной дивизии и пехотной бригады 16 танковой дивизии. Когда к 13.00 части, оставшиеся под командованием Д.И.Рябышева, подошли к рубежу реки Пляшевки, их ждал неприятный сюрприз. Разрыв с главными силами корпуса сократился до 10 км, но преодолеть этот десяток километров оказалось непростой задачей. Группа Рябышева встретила сильную противотанковую оборону немцев.
В этот момент на поле боя появилась… оттянутая 27 июня назад 12-я танковая дивизия. В течение дня 27 июня отошедшие в Подкамень части дивизии Т. А. Мишанина приводили себя в порядок, подтягивали отставшую технику. В 15.00 12-я танковая дивизия с новыми силами вступила в бой. Однако все попытки пробить оборону противника, продолжавшиеся до 19.00, оказались безуспешными. Немецкая сторона так описывает попытки группы Рябышева выйти к Дубно: «Основные силы полка продолжили движение в направлении Козина, повернув затем на восток. Лишь только II батальон 64-го мотопехотного полка, усиленный 11-й ротой 64-го мотопехотного полка, 1-й ротой 16-го истребительно-противотанкового батальона и батарея 88-мм орудий уничтожали противника в лесах к северу и югу от Тарновки. Пехотные роты заняли исходные позиции на окраине Тарновки. 8-я рота 64-го мотопехотного полка под командованием ст. лейтенанта Мууса приступила к атаке на Ивани-Пусто, с целью «взять в тиски» противника с востока. Бойцам 8-й роты 64-го мотопехотного полка пришлось нелегко в битве с тяжелым русским танком. С постоянно меняющихся огневых позиций он подавлял пехоту огнем и затягивал взятие деревни. Русские войска силой до батальона были все же «взяты в клещи» и отброшены назад. Однако с их стороны вскоре последовала танковая контратака, и 64-я была вынуждена вернуться на исходную позицию. Тарновка сотрясалась от взрывов противотанковых гранат, дома полыхали, все имеющееся в наличии оружие было направлено на уничтожение танков. Ветер разносил вокруг дым и гарь. Одному тяжелому пехотному орудию [речь идет о 150-мм орудии sIG 33. – А.И.] удалось подбить 2 средних танка. 5-сантиметровые противотанковые пушки были бесполезны на удалении даже 400 м. Все новые стальные колоссы входили в Тарновку, но бойцы 16-й танковой дивизии держались достойно. Одна 8,8-см зенитная пушка в течение получаса уничтожила 4 танка. Когда атака была отражена, убитые и раненые подобраны и дым рассеялся, на поле боя можно было насчитать 22 подбитых танка. В деревне Иваницк-Ивтоцкий бой все еще продолжался»[497].
В то время как Рябышев пытался пробиться на соединение с группой Попеля, его тылу была создана смертельная угроза. В 9.00 утра 28 июня начали наступление на юг 57-я и 75-я пехотные дивизии. Без труда сокрушив растянутую на широком фронте 212-ю моторизованную дивизию, немцы уже в 15.30 были в Бродах. К 19.00 7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии 8-го мехкорпуса были охвачены с трех сторон и практически окружены. Их боевые порядки насквозь простреливались артиллерией и подвергались интенсивным ударам с воздуха. Это вынудило Д. И. Рябышева отдать приказ на выход из окружения в юго-восточном направлении. В ходе прорыва из окружения танк командира 12-й танковой дивизии был подбит и загорелся, Т. А. Мишанин погиб. К 24.00 части 7-й моторизованной и 12-й танковой дивизий 8-го механизированного корпуса вышли из окружения и сосредоточились в районе юго-восточнее Бродов. Потери 12-й танковой дивизии в бою под Ситно составили 6 КВ, 15 Т-34, 7 БТ-7, 11 Т-26, 15 БА-10, 3 БА-20, 14 орудий, более 190 автомашин. Две потрепанные дивизии, оставшиеся от 8-го механизированного корпуса, выходят из боя. Их участие в Приграничном сражении на этом закончилось.
На периферии сражения
Ожидавшиеся немцами 26 июня атаки частей 15-го мехкорпуса из района Топорува были ими успешно отражены. Проведенная контратака частей 10-й танковой дивизии напоролась на сильную противотанковую оборону и привела к потере 4 танков КВ и 7 танков БТ-7. Только небольшая часть 10-й танковой дивизии оказалась не вовлеченной в сковывающие стычки с все прибывающими немецкими частями. Намотавшись безрезультатно по дорогам до Брод и обратно 19-й танковый полк 10-й танковой дивизии рвался в бой. И в 10 часов утра, по частной инициативе командира полка подполковника Пролеева, была организована атака в районе высот юго-восточнее Радзехова. Однако к тому моменту Радзехов представлял собой крепость, оборонявшуюся 297-й пехотной дивизией при поддержке стоявших там с 23 июня 88-мм зениток полка «Герман Геринг». Полк Пролеева был встречен организованным огнем орудий различных калибров, включая поставленные на прямую наводку тяжелые гаубицы. В этой атаке полк потерял 9 танков КВ и 5 танков БТ-7. Один из участников этого боя, командир 1-го батальона капитан 3. К. Слюсаренко описывал его так: «Вражеские снаряды пробить нашу броню не могут, но разбивают гусеницы, сносят башни. Загорается КВ слева от меня. В небо над ним взметнулся султан дыма с огненной тонкой, как жало, сердцевиной. «Ковальчук горит!» – екнуло сердце. Помочь этому экипажу никак не могу: со мной несутся вперед двенадцать машин. Еще один КВ остановился: снаряд сорвал с него башню. Танки КВ были очень сильными машинами, а вот скорости и поворотливости им явно не хватало»[498].
Танк КВ-1, оставленный в Жулкеве
15-му механизированному корпусу тоже досталось от немецкой авиации. Одной из важнейших целей немецких самолетов были пункты управления войсками. В 18.00 26.6.41 г. 18 самолетов противника подвергли тяжелой бомбардировке командный пункт 15-го механизированного корпуса в районе селения Топорув. Судя по имеющимся на сегодняшний день данным, это были Не-111 55-й бомбардировочной эскадры «Гриф». В ходе бомбардировки был тяжело контужен командир корпуса Игнатий Иванович Карпезо. Командование принял заместитель командира корпуса полковник Ермолаев.
В то время как мотопехотная бригада 16-й танковой дивизии отбивала атаки под Лешнёвым и Шуровище, передовой отряд дивизии вышел на подступы к Кременцу. Хубе поспешил доложить командованию о том, что вошел в город. Однако на пути частей его дивизии по рубежу реки Иквы оборонялись советские кавалеристы. Еще 25 июня на этот рубеж вышли части 14-й кавалерийской дивизии. В течение дня немцами было предпринято несколько попыток прорваться к Кременцу, используя разные маршруты. Но все они были отражены огнем артиллерии и контратаками танкового полка кавалерийской дивизии Крюченкина. Прорывавшиеся через Икву немецкие отряды раз за разом были вынуждены отступать назад на западный берег реки. Советская оборона на этом направлении была достаточно устойчивой: слева и справа к позициям 14-й кавдивизии примыкали позиции 146-й и 140-й стрелковых дивизий 37-го стрелкового корпуса. Тех самых, за оборону которых планировал отвести 8-й и 15-й механизированные корпуса М. П. Кирпонос.
Как уже было сказано выше, командование Юго-Западного фронта постаралось повернуть в свою пользу предоставленную задержкой мехкорпусов на маршах паузу 25 июня и ввести в бой еще одно соединение. По боевому приказу № 0016 в контрударе должна была участвовать 8-я танковая дивизия. Однако 26 июня она оставалась на восточном фасе Львовского выступа и приводила себя в порядок после боев за Магерув.
Звездный час 15-го механизированного корпуса наступил только в самом конце сражения. Ранним утром 28 июня командование Юго-Западного фронта издало приказ № 018, разительно отличавшийся от являвшихся основным руководящим документом контрударов 24–27 числа директив за № 015 и 016. Фактически все соединения, находившиеся в радиусе нескольких десятков километров от Дубно, получили 28 июня активные задачи. Механизированные корпуса наконец-то должны были быть поддержаны пехотой. Получил задачу для совместных действий с танковыми частями не имевший активных задач с 25 июня 37-й стрелковый корпус. Вместо простого выжидания на позициях, обращенных фронтом на запад, корпус направлялся на север: «37-му стрелковому корпусу (141-я и 139-я стрелковые дивизии) наступать с 8 часов, к исходу 28.6.41 г. выйти на рубеж Болдуры, Станиславчик, Полонична». Болдуры и Станиславчик – это стык 15-го и 8-го механизированных корпусов. 36-му стрелковому корпусу приказывалось наступать против южного фланга вырвавшегося вперед острия немецкого танкового клина. Ему предписывалось «в 12.00 28.6.41 г. перейти в наступление с ближайшей задачей, используя успех 8-го механизированного корпуса, выйти на фронт Млынув, Бакуйма, Козин»[499]. Однако обстановка уже радикально изменилась. Навстречу стрелковым соединениям двигались с севера через район Бродов пехотные дивизии 6-й армии. Ни о каком «использовании успеха 8-го мехкорпуса» не могло быть и речи.
Атаке танков должна предшествовать разведка. Немецкий офицер наблюдает за полем боя в стереотрубу
Единственным соединением, которое могло перейти в наступление, был 15-й механизированный корпус. Единожды встав на загнутом фланге 6-й армии, он так на нем и оставался, колеблясь сообразно «стоп-приказам». Район его действий был сравнительно спокойным – немцы концентрировали усилия преимущественно на рывке на восток, прикрывая основания прорыва обороной пехотных дивизий. Соответственно, 15-й мехкорпус мог хотя бы попробовать пробить их оборону, вернувшись на исходные позиции после «стоп-приказа». В качестве средства усиления он наконец получил 8-ю танковую дивизию. Однако после напряженных боев по сдерживанию частей 17-й армии дивизия П. С. Фотченкова была серьезно ослаблена. Фактически в район действий вышел сводный танковый полк, в то время как мотострелковый полк оставался под Львовом.
Полученная 15-м мехкорпусом задача формулировалась кратко, но емко: «К исходу дня выйти в район Берестечко». Как мы знаем, Берестечко уже 27 июня превратилось в насыщенный противотанковыми средствами опорный пункт, для выхода к которому нужно было проломить оборону 57-й пехотной дивизии, смять которую было куда сложнее, чем сбить слабые заслоны на стыке танковых и пехотных корпусов.
Лидером наступления 15-го механизированного корпуса стала 37-я танковая дивизия полковника Аникушкина, которая до этого в наступательных боях практически не участвовала и смогла сохранить свои боевые возможности. Боевой и численный состав 37-й танковой дивизии к 28.6.41 г. характеризовался следующими цифрами:
Хорошо видно, что больше чем две сотни танков обслуживаются и поддерживаются всего пятью тысячами человек. Для сравнения, танковый корпус Красной Армии 1944–1945 г. на две сотни танков имел более 11 тыс. человек личного состава, двенадцать 122-мм гаубиц, сорок шесть 120-мм минометов. Вследствие нехватки автотранспорта 3571 человек из состава 37-й танковой дивизии остались в городе Кременец. На более чем 3 тысячи человек имелось всего 30 грузовых и специальных машин. Там же остались большинство артиллерийских орудий дивизии, двадцать одна 122-мм гаубица. Отсутствие транспорта, не поступившего из народного хозяйства до начала боевых действий, существенно снизило возможности 37-й танковой дивизии, предопределив невысокую эффективность действий более чем 200 танков, входивших в ее состав. Танки БТ по своим техническим характеристикам вполне отвечали требованиям 1941 г. Многие армии мира, и Вермахт в том числе, имели на вооружении легкие танки. Вопрос был в эффективном обеспечении действий танков пехотой и артиллерией. Последняя могла защищать танки не хуже противоснарядного бронирования, уничтожая своим огнем противотанковые орудия противника. Но, к сожалению, этой поддержки танкисты 37-й дивизии не получили. Собственная артиллерия была слабой, а поддержка со стороны артиллерийских полков, находившихся в подчинении командования Юго-Западного фронта, отсутствовала.
Расчет 50-мм противотанковой пушки ПАК-38 за работой
Одна из самых массированных атак танков БТ-7 в начальном периоде войны началась в середине дня 28 июня. 37-я танковая дивизия преодолела первую водную преграду на своем пути, реку Стырь, у Станиславчика. Захват собственно переправы был осуществлен 37-м мотострелковым полком, его успех развивали 73 и 74-й танковые полки. Форсирование следующей речки, Островки, стало уже непосильной задачей. Первые подошедшие к переправе танки были сразу же подбиты. Слабая артиллерийская поддержка не позволила дивизии эффективно использовать легкие танки. Командир дивизии в своем отчете по итогам боевых действий написал: «Противнику было сравнительно легко и малыми силами организовывать противотанковую оборону, особенно против танков БТ-7, которые в основном имелись на вооружении в частях дивизии. Вместе с этим и огневая мощь танков БТ-7 в этих условиях была малоэффективной». Слабая артиллерийская поддержка оказалась роковой и для мотострелков 37-й дивизии: «37-й мотострелковый полк, активно выполняя поставленную задачу, частью сил совместно с танками форсировал р. Стырь на участке Бордуляки, Станиславчик, но, не будучи поддержан достаточным количеством артиллерии (всего 2 батареи – одна 152-мм и одна 122-мм), понес большие потери. По данным начальника штаба мотострелкового полка капитана Карцева, потери полка – около 60 % всего состава полка. Убит командир полка майор Шлыков и его заместитель майор Шварц. Рубеж, занимаемый 37-м мотострелковым полком, по южному берегу р. Стырь на участке Бордуляки, Станиславчик усеян трупами и ранеными. 37-й мотострелковый полк сильно деморализован».
Подбитые Т-34 в поле. Эти два танка могли быть подбиты в борт одним противотанковым орудием
Остальные танковые соединения 15-го механизированного корпуса особых успехов не достигли. 8-я танковая дивизия в течение дня вела бои на правом фланге наступления. Но проломить противотанковую оборону немецкой 297-й пехотной дивизии ей не удалось. В отчете о боевых действиях дивизии мы находим лаконичную запись: «Бои в районе Охладув. Потеряно 12 танков». 10-я танковая дивизия также не смогла пробиться через артиллерийский огонь 297-й пехотной дивизии у Лешнёва. То направление, которое обещало успех 23 июня, было уже совершенно бесперспективным 28 июня.
Подробностей о действиях 9-го мехкорпуса 26–28 июня не сохранилось. В своих мемуарах М. Е. Катуков и К. К. Рокоссовский отделались общими словами с неточной привязкой событий ко времени. Что не все было гладко, говорит оперсводка штаба 5-й армии от 28 июня, в которой сказано: «20-я танковая дивизия, попавшая в окружение в бою с мотомеханизированными частями противника, в дубненском направлении вышла из окружения». Однако в донесениях 13-й танковой дивизии говорится о сильном противодействии противника и соединение продвигалось вперед низкими темпами. В целом танковый бой под Бойницей (Александровкой) и сражение с мехкорпусом К. К. Рокоссовского довольно дорого стоило немцам. Так, на 2 июля 1941 г. в 14-й танковой дивизии числилось боеготовыми 120 танков, а в 13-й танковой дивизии – 78[500]. В ремонте находилось соответственно 8 и 60 боевых машин, а безвозвратно потерянными – 14 и 8. Как мы видим, продиравшаяся через части 9-го мехкорпуса 13-я танковая дивизия пострадала по меркам 1941 г. достаточно серьезно.
Противотанковый еж. Дубно
Еще утром 27 июня в Дубно в качестве гарнизона было выдвинуто 108-е артиллерийское командование (Агсо 108). Именно артиллеристы вместе с тыловыми частями 11-й танковой дивизии отразили первые атаки группы Попеля вечером того же дня. Перспективы удержать город утром следующего дня под напором нескольких десятков танков были уже сомнительными. Удар группы Попеля на Дубно запаздывает буквально на несколько часов. В ЖБД XXXXVIII корпуса приводится время, когда на улицы городка 28 июня вошли немецкие пехотинцы: «07.00 – 111-я пд продвигается от Млынова в район восточнее Дубно, утром ее авангарды входят в Дубно. Это устраняет непосредственную угрозу для города»[501]. Теперь гарнизон города, ранее состоявший в основном из артиллерийских частей и тыловиков, значительно усиливается. Фактически обороняющиеся в Дубно немецкие части имеют численное превосходство в людях над группой Попеля. На стороне последней было единственное преимущество – танки. Однако сами по себе они не могли компенсировать превосходства противника в пехотном и артиллерийском отношении.
Пикирующий бомбардировщик Пе-2, ставший жертвой немецких истребителей
Незадолго до наступления 34-я танковая дивизия получает очередной удар – во время рекогносцировки погибает командир 67-го танкового полка подполковник Болховитин. Наконец в 9.00 28 июня наступление на Дубно начинается. Группу Попеля встречает сильный артиллерийский огонь как с фронта из самого Дубно, так и фланговый из селения Мятин.
Унтер-офицер Ягелер из «Германа Геринга» вспоминал: «В 3.15 мы издалека увидели танки, медленно, один за другим выходящие из укрытия. Мы располагались на краю кладбища на возвышенности и могли хорошо видеть южные и юго-западные окраины города и далеко в глубину территорию противника. Танки катились к городу и представляли собой прекрасные мишени. Но наш опыт показывал, что мы должны позволить монстрам подойти ближе. Противник атаковал, используя прежнюю тактику, как в предыдущие дни. 64-тонный танк был впереди, за ним близко следовали остальные»[502].
Немецкие зенитки встречают атакующие Дубно танки шквальным огнем. Ягелер продолжает:
«Последовала команда для самого большого танка: Бронебойным – дальность 500 – огонь!
Не было никаких признаков того, что он испытывает какое-то беспокойство после наших попаданий. Он собирался уничтожить нас своим 15-см орудием. Снаряды падают недалеко от нашей зенитки, но наши бронебойные снаряды с их трассерами бьют прямо в корпус гиганта. Он останавливается, мы ясно видим, что его левый каток отлетел и гусеница свисает вниз. […] Под защитой тяжелого танка 32-тонный танк открывает огонь по нам. Однако он вспыхнул немедленно после нашего первого выстрела по нему»[503].
Под «32-тонным танком», очевидно, следует понимать Т-34. Прорваться в Дубно не удается. Только 34-я танковая дивизия (КВ-2 были в 12-й тд) теряет около 30 танков подбитыми и сожженными. Как написал впоследствии начальник штаба дивизии в своем отчете: «Отдельные танки просочились на западную окраину Дубно, но связь с ними потеряна и танки пропали без вести»[504]. Гаубичный артполк 34-й дивизии, от которого к тому моменту осталось всего три орудия, полностью расстреливает оставшиеся боеприпасы, а затем и вовсе теряет свои гаубицы от огня противника из Дубно.
Утром 29 июня сводный отряд 8-го механизированного корпуса возобновил наступление на Дубно. Наших танкистов встретил с западных окраин Дубно сильный артиллерийский огонь. Особенно сильное впечатление на немцев произвели танки КВ-2: «Кульминационный момент в развитии ситуации у Дубно наступает с 04.00, когда русские начинают новую атаку силами стрелков и танков – в том числе 15-см штурмовых танков. Успокаивающе действует только сообщение командования танковой группы о том, что части 44-й пехотной дивизии уже на подходе в 15 км севернее Дубно, с задачей выправить положение в районе города. С другой стороны, по-видимому, противник прорвался 29.6. около полудня через позиции 111-й пехотной дивизии юго-восточнее Дубно и продвигается дальше на восток»[505]. Однако поддержка атаки тяжелыми танками не заменяет выбитую ранее артиллерию. Четыре танка КВ-1 34-й танковой дивизии выводятся из строя артиллерией, два из них сгорают. В ЖБД соединения вполне определенно указываются причины неудачи: «Атака захлебнулась ввиду отсутствия артиллерии и общевойсковой пехоты».
Командир I группы эскадры JG3 Ганс фон Хан в кабине своего Me-109F-2
Силы атакующих постепенно тают. За 29 июня 34-я танковая дивизия в целом теряет свыше 80 танков. Мотострелковый полк теряет до 40 % своего состава. В дивизии остается 65 Т-26, 5 КВ (из них один не годен для стрельбы), 2 БТ-7. Вечером командир 34-й танковой дивизии предпринимает попытку организовать взаимодействие с ближайшими частями РККА. С этой целью посылается разведка на юг, через заболоченную пойму Иквы. Но ничего утешительного она не сообщает, докладывая об отходе на юг 140-й стрелковой и 34-й (правильно – 14-й) кавалерийской дивизии. Вечером 29 июня группа Попеля занимает оборону вдоль шоссе, идущим западнее Дубно от Клещихи до Тараканова.
В то время как группа Попеля пыталась пробиться в Дубно, ее арьергард вел бой с частями 16-й танковой дивизии немцев. Вечером 29 июня боевая группа Зикениуса (2-й танковый полк, одна батарея 88-мм зенитных орудий и один батальон мотострелков) пыталась пробиться через Вербу на Дубно. Несмотря на то что взаимодействие с авиацией у группы Попеля отсутствовало, окруженцы неожиданно получили поддержку с воздуха. В истории 16-й танковой дивизии этот эпизод описан следующим образом: «На пути к Дубно ударной группе пришлось пережить налет русских бомбардировщиков. Волна за волной бомбы ложились на колонны боевой техники. В дыму горящих машин неожиданно послышался выкрик – «Газы!». Это была ложная тревога, однако крик еще более усугубил общее положение»[506]. Пережив удар с воздуха, боевая группа Зиккениуса продвинулась до Птычи и столкнулась с вкопанными в землю советскими танками.
Горящий на земле советский бомбардировщик ДБ-3
Донесение дивизии по итогам сражения рисует картину жестокой схватки: «Примерно в 21.30 2-й танковый полк подвергся русской контратаке силами танков и пехоты. Русские сражались крайне жестко, многократно запрыгивали группами на боевые машины, стреляя в экипажи. Далее, они прикрепляли к останавливавшимся боевым машинам заряды взрывчатки. В итоге танковый полк был около 23.00 отведен в район южнее Вербы. 10 тяжелых боевых машин было потеряно»[507]. Что скрывалось за тактичным оборотом «танковый полк около 23.00 был отведен в район южнее Вербы», описывает история дивизии: «Бойцы попытались развернуть орудия, танки, дав задний ход, старались уйти от обстрела. Приказов, казалось, уже никто не слышал, началась беспорядочная стрельба вокруг. Отступление частично перешло в панику. Лишь на короткое время еще раз удалось остановить напор танков и пехоты. Вербу пришлось оставить. Тревога в стане «Ежа» [занявшие круговую оборону в районе Вербы части 16-й танковой дивизии. – А.И.]! После неудач у Вербы и Дубно появилась опасность прорыва противника. Пехотная бригада, обеспечивавшая охранение со стороны прежних позиций «Ежа», еще ночью в ускоренном темпе покинула свои окопы, заняла северный фронт, вытянувшись по обеим сторонам дороги в сторону Вербы. Бригада готовилась к контратаке неприятеля. Еще на протяжении всей ночи в расположение «Ежа» продолжали входить отдельные отставшие машины и военнослужащие, возвращавшиеся из района Дубно»[508].
В этих боях были использованы тяжелые Т-35, доселе терявшиеся из-за поломок на маршах и остававшиеся в тени танкового сражения. Немцы написали об этом эпизоде: «Русские неоправданно бравировали своими 52-тонными танками «Клим Ворошилов», однако зенитная и полевая артиллерия уверенно справлялись с этими неповоротливыми увальнями с пятью вращающимися башнями»[509]. Название «Клим Ворошилов» очевидная ошибка, пятибашенными были Т-35, для поражения которых 88-мм зенитки были явно избыточны.
Однако, несмотря на успех в отражении удара 16-й танковой дивизии, над группой Попеля сгущались тучи. К блокированным на подступах к Дубно частям двух советских дивизий с разных направлений стягивались несколько немецких соединений. Вечером 29 июня Франц Гальдер записал в своем дневнике: «На фронте группы армий «Юг» развернулось своеобразное сражение в районе южнее Дубно. 16-я танковая дивизия, оставив высоты в районе Кременца, атакует противника с юга, в районе Кременца 75-я пехотная дивизия наступает с запада, 16-я моторизованная дивизия – с северо-запада, 44-я пехотная дивизия – с севера и 111-я пехотная дивизия – с востока. На стороне противника действует 8-й механизированный корпус. Обстановка в районе Дубно весьма напряженная»[510]. 44-я пехотная дивизия утром 29 июня находилась еще в 15 км к северу от Дубно и до вечера в назначенный район не прибыла. 16-я моторизованная дивизия, задержанная плохим состоянием дорог, утром 29 июня находилась под Берестечко. Так что приписывание этим двум соединениям Гальдером действия «наступает» несколько опережало события.
Танк КВ, оставшийся на обочине дороги. На башне видны отметиныпопаданий
До ликвидации прорвавшейся к Дубно группы Попеля наступательные операции вдоль центральной «панцерштрассе» были фактически свернуты. Обе танковые дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса были лишены свободы маневра. 11-я танковая дивизия который день простаивала под Острогом. С одной стороны ее контратаковала группа Лукина, с другой – снабжение было поставлено под угрозу прорывом к Дубно и, наконец, с воздуха нескончаемым потоком сыпались советские авиабомбы. В истории соединения этому периоду посвящены следующие строки: «В течение трех дней 11-я танковая дивизия и с ней 15-й танковый полк оставались в Остроге. В ста километрах от собственного корпусного фронта и полностью предоставленные сами себе, они должны были справляться с возникающими здесь напастями, среди которых самое неприятное – нехватка боеприпасов. Снабжение по воздуху эскадрильей бомбардировщиков Не-111 оказывало помощь лишь на короткий период, чего было недостаточно. За это время удалось отражать непрекращающиеся вражеские атаки на предмостном укреплении в Остроге, которое находилось под угрозой из-за растущих трудностей в снабжении. В то время как 11-я танковая дивизия, как уже было сказано, сражается на передовой за предмостное укрепление в Остроге, немецкие воинские части ведут бои с сильными моторизованными войсками врага, оснащенными танками в месте Дубно»[511]. Общая оценка обстановки командованием дивизии была однозначной: «До окончательного улаживания положения на тыловых линиях о дальнейшем продвижении 11-й танковой дивизии не могло быть и речи»[512]. 16-я танковая дивизия также приостановила наступление на Кременец и вынуждена была атаковать позиции группы Попеля под Вербой. Руководство группы армий «Юг» сетовало, что «и 29 июня моторизованным соединениям танковой группы не удалось достичь оперативной скорости передвижения»[513].
Выгоревший танк БТ-7 34-й танковой дивизии. Рядом с ним сгоревший тягач «Коминтерн».
Несмотря на все сложности с реализацией плана, обрисованного Гальдером, вокруг группы Попеля к вечеру 29 июня образовалось достаточно плотное кольцо окружения. С утра 30 июня артиллерия 111-й пехотной дивизии начинает интенсивный обстрел позиций окруженных. Артиллерийским огнем были подбиты несколько танков, в частности сгорели два БТ-7 разведывательного батальона 34-й танковой дивизии. Под артиллерийским огнем погибает комиссар 67-го танкового полка И. К. Гуров, начальник штаба 68-го танкового полка капитан Абрамихин. К 19.00 29 июня командующий группой Н. К. Попель принимает решение использовать результативные бои своих тылов у Вербы и прорываться на юг, к Кременцу. Предполагалось воспользовавшись дорогой, идущей через заболоченную пойму Иквы от Птичьего до Стар. Носовиц. С наступлением темноты, в 22.00–23.00, тылы дивизии выходят на дорогу и постепенно выходят в направлении Стар. Носовицы. Однако движение обнаруживается частями 16-й танковой дивизии, и на переправы обрушивается артиллерийский огонь, который поджигает танки и автомашины на мосту. Тем не менее тылы 34-й танковой дивизии прорываются на юг, ценой потери до 50 % мат-части.
Острог
Трудности в снабжении, возникшие в связи с прорывом группы Попеля к Дубно, были для 11-й танковой дивизии особенно актуальны в связи с непрекрагцающимися атаками со стороны группы М. Ф. Лукина. Напряженные бои вызывали повышенный расход боеприпасов. В течение ночи с 27 на 28.06 по приказу полковника Сидоренко части и подразделения 109-й моторизованной дивизии произвели перегруппировку сил для нового наступления. Но оно не завершилось успехом. Немцы дали возможность 602-му полку переправиться через Вилию и подойти вплотную к окраинам города, после чего открыли артиллерийский и пулеметный огонь, применили танки. Наступление 381-го полка также было приостановлено. Чтобы обеспечить его продвижение, в бой вступил 404-й артиллерийский полк. Артиллеристам удалось подавить многие батареи и пулеметные точки противника, что помогло 381-му полку ворваться в Острог и начать продвижение к центру. До самого вечера полк вел бой за город с переменным успехом. Лишь с наступлением темноты 381-й мотострелковый полк был вынужден отойти на исходные позиции, на восточный берег Вилии. В официальной истории 11-й танковой дивизии эти события отражены следующей фразой: «Используя имеющиеся силы, все же удалось отразить атаку русских на окраине города»[514].
Обеспокоенный остановкой наступления своего корпуса, Вернер Кемпф 28 июня лично отправляется в Острог на связном самолете. Ничего утешительного он там не увидел. По итогам этого визита в ЖБД XXXXVIII корпуса появляется запись: «От 11-й тд в связи с плохими условиями радиосвязи поступают лишь отрывочные донесения. Вернувшийся на «Шторьхе» из дивизии командир корпуса сообщает, что дивизия на расширенном утром плацдарме отбивает непрерывные мощные атаки противника и вынуждена нести большие потери от постоянных ударов с воздуха»[515]. Такое поведение вообще было характерно для немецких командующих корпусами и даже армиями. Широко известный командующий 9-й армией Вальтер Модель в таком полете в 1942 г. был ранен выстрелом с земли из винтовки.
В бой вступает XIV корпус
28 июня командованием группы армий «Юг» было наконец принято решение об использовании южной «панцерштрассе». До последнего момента Рундштедт колебался относительно направления ввода в бой XIV моторизованного корпуса Виттерсгейма. Рассматривался, в частности, вариант с его выдвижением по северной «панцерштрассе», в затылок III моторизованному корпусу.
Брошенный в лесу танк Т-35 34-й танковой дивизии. Кадр немецкой кинохроники
Наконец, 28 июня был отдан приказ о наступлении XIV корпуса через Томашув и Раву-Русскую. На тот момент в состав корпуса входили 9-я танковая дивизия и моторизованная дивизия СС «Викинг». Они должны были наступать по линии Жулкев – Золочев – Тарнополь. Корпус Виттерсгейма перешел в наступление уже 28 июня, но был задержан до 6.00 29 июня необходимостью постройки 24-тонного моста у селения Мосты-Велики. Вечером 29 июня 15-й механизированный корпус, участвовавший в боях с 23 июня, начал отход в резерв фронта. С севера отход прикрывала 212-я моторизованная дивизия, занимавшая позиции южнее Бродов. Растянутый на широком фронте механизированный корпус медленно сворачивался и уходил на восток, постепенно вытягиваясь из узкого промежутка между немецкими пехотными дивизиями с севера и вклинением 9-й танковой дивизией с юга. Этот промежуток в любой момент грозил стать стенками «мешка» окружения. Но 29 июня катастрофического развития ситуация не получила. 9-я танковая дивизия столкнулась с частями 8-й танковой дивизии. В отчете последней происходившие в тот день события описаны кратко, но емко: «Своими действиями, переходя от обороны в наступление, дивизия вывела из окружения 10 тд 15 МК»[516]. 15-й мехкорпус завершил свое участие в танковом сражении и постепенно отходил на восток, ведя арьергардные бои с шедшими по пятам немецкими частями. В дневном донесении за 30 июня 9-я танковая дивизия заявила о 13 уничтоженных советских танках, «включая сверхтяжелые», в боях на подступах к Золочеву.
Война в воздухе
К концу приграничного сражения ВВС Юго-Западного фронта начали постепенно выдыхаться. 28 июня произошло переключение внимания авиации фронта на район Острога. 28 июня 16-я авиадивизия выполнила 135 самолето-вылетов и сбросила 59 ФАБ-50. Такое мизерное количество бомб объясняется тем, что в дивизии осталось всего 5 СБ и 2 Пе-2. Намного энергичнее действовала 17-я авиадивизия. Ее СБ с высоты 200–600 метров бомбили Острог, Мизочь, выполнив 89 самолето-вылетов и сбросив 192 ФАБ-100 и 180 АО-25. Летчики наблюдали прямые попадания в танки и три горящие цистерны-автозаправщики юго-западнее Острога. Потери составили 1 СБ, поврежденный Ме-109 и разбитый при посадке. 18-я дальнебомбардировочная авиадивизия выполнила 22 самолето-вылета и сбросила 202 ФАБ-100 (заметим – даже больше, чем сбросили СБ) в районе Варковичей, Мизочи и Острога. Потери составили один ДБ-3, сбитый в воздушном бою.
Потерпевший аварию при посадке МиГ-3
Настоящим героем дня 28 июня стала 62-я авиадивизия. Если возможности других авиасоединений фронта падали вследствие потерь, то дивизия полковника Смирнова получила два ближнебомбардировочных полка Су-2 (226-й и 227-й), наконец-то закончивших формирование. Итогом действий в усиленном составе стали 159 самолето-вылетов, в которых на 11-ю танковую дивизию было сброшено 432 ФАБ-10 и 311 ФАБ-50. Потери можно охарактеризовать как умеренные – истребителями противника были сбиты 1 СБ и 4 Су-2.
Удары бомбардировщиков 19-й авиадивизии были распределены по более широкому пространству. В сферу ее деятельности попал не только Острог, но и подступы к Ровно, а также район Млынува и Дубно. Дивизия выполнила два полковых вылета на бомбометание, в первом было сброшено 239 ФАБ-100 и 7 ФАБ-50, во втором 180 ФАБ-100. Собственные потери составили 1 СБ, сбитый в воздушном бою.
Почти четыре сотни самолето-вылетов, выполненных бомбардировщиками ВВС ЮЗФ по довольно ограниченному пространству на линии Острог – Мизочь— Варковичи (всего около 40 км), произвели на личный состав 11 танковой дивизии неизгладимое впечатление: «Начавшийся среди ночи дождь давал надежду на то, что на сегодняшний день ожидается уменьшение воздушной деятельности русских. Не тут-то было. На рассвете дождь закончился, и сразу же появились советские самолеты, которые непрерывно атаковали части 11-й танковой дивизии, державшей в течение всего дня путь на Острог. […] Чтобы избежать длительного обстрела с воздуха, танковые экипажи пытались защитить себя таким образом: рыли канавы, по которым потом проезжали их хорошо закамуфлированные танки. […] Неоспоримо было то, что советский противник, по меньшей мере здесь, имел абсолютное господство в воздухе (выделено мной. – Л.И.)»[517].
Фраза про абсолютное господство в воздухе, может быть и преувеличение, советские бомбардировщики все же несли потери. Однако сил для прикрытия своих войск у немцев явно не хватало. В составе 3-й истребительной эскадры JG3 на 28 июня было всего около 70 боеготовых истребителей. Кроме того, истребители JG3, за исключением II группы, не успели сменить аэродромы базирования. По-прежнему они летали на прикрытие войск из Польши, а Острог лежал в глубине советской территории.
Боевой и численный состав эскадры JG 3 на 28 июня 1941 г.
На следующий день 29 июня задачи авиасоединениям Юго-Западного фронта были поставлены на большую глубину, что привело к некоторому снижению количества вылетов. Это хорошо видно по результатам деятельности 62-й авиадивизии. За день она выполнила 116 самолето-вылетов (против 159 в предыдущий день), сбросила 148 ФАБ-100, 195 ФАБ-50 и 524 АО-25. Новым полкам на Су-2 была устроена настоящая кровавая купель – за день было потеряно 8 Су-2 и 3 СБ.
Съехавший в кювет Т-35. Бортовой экран выщерблен попаданием снаряда
Достоверно указать, кто атаковал 16-ю танковую дивизию на подступах к Вербе и оказал поддержку группе Попеля, довольно сложно. Наиболее вероятным кандидатом является 16-я авиадивизия, в числе целей которой в явном виде фигурирует название «Верба». Помимо этого, ее авиаполки «работали» по типовым для этого периода целям – тройке Варковичи, Мизочь, Острог. Всего авиадивизией было выполнено 178 самолето-вылетов и сброшено 18 ФАБ-100, 110 ФАБ-50 и 102 АО-25. 1 Як-1 и 1 И-16 были сбиты зенитной артиллерией. В более размытом варианте, как «Дубно», район действий группы Попеля фигурирует в списке целей большинства авиадивизий фронта.
Разметанный мощным взрывом Т-35. От взрыва с танка были сорваны все башни, кроме одной орудийной.
17-я авиадивизия за день выполнила 220 самолетовылетов, сбросила 286 ФАБ-100, 39 ФАБ-50, 18 ЗАБ-50, 475 АО-25 и 180 АО-10. Боеспособность дивизии оставалась на достаточно высоком уровне. В 48-м полку дивизии все еще оставалось в строю 20 «пешек». Именно на счету «пешек» числится большая часть сброшенных бомб – 280 ФАБ-100 и 20 ФАБ-50. Объектами атаки были дороги, идущие от Дубно на Ровно и Острог. От огня зениток было потеряно два самолета. Бомбардировщикам соединения удалось не только вклиниться в «окна», когда над Острогом не было истребителей противника, но и отразить их атаки. Так, СБ 224-го полка были встречены над целью «Мессершмиттами», но организованным огнем стрелков сумели их отогнать. Относительно состояния цели в донесении авиадивизии имеется краткая, но емкая запись: «Острог горит». При большом количестве сброшенных на него зажигательных бомб это как-то не удивляет.
Машина с предыдущего фото, более поздний снимок
Активность дальних бомбардировщиков 29 июня была невысокой. 18-я авиадивизия выполнила всего 8 вылетов, причем один из них – на разведку. Соответственно, число сброшенных авиабомб было невелико, всего 70 ФАБ-100. Потерь не имела. Среди целей 19-й авиадивизии фигурируют Ровно, Дубно, Млынув, Мизочь и Варковичи. За день дивизия выполнила 76 самолето-вылетов и сбросила 210 ФАБ-100, 274 ФАБ-50. Потери соединения на фоне других авиадивизий, переключившихся на Острог, были сравнительно высоки: 4 самолета не вернулись с боевого задания и 3 были сбиты истребителями.
14-я авиадивизия 5-й армии в течение дня 29 июня группами по 9—11 самолетов противодействовала атаками продвижению противника на участке Дубно, Ровно, а также вела разведку. Активность авиадивизии была рекордно низкой – 49 самолето-вылетов при 36 исправных самолетах. В избиении 11-й танковой дивизии под Острогом также не участвовала 15-я авиадивизия. Ее самолеты летали только по заданиям штаба 6-й армии. МиГи не только прикрывали войска Музыченко, но и использовались в качестве истребителей-бомбардировщиков. Летчики заявляли о прямых попаданиях в танки противника под Яворовым. Возможно, это были САУ «Штурмгешюц», приданные пехоте. Всего за день было выполнено 119 самолето-вылетов. На свой аэродром не вернулось 4 И-16.
«Панцерштрассе» освобождается
Блокирование дороги от Птичьего через Икву артиллерийским огнем немцев вынудило командование группы Попеля искать другие пути выхода из окружения. И здесь командир 34-й танковой дивизии И. В. Васильев допустил ошибку, которая стоила ему жизни. Он решил сменить направление прорыва и прорываться с западного фаса образовавшегося «котла» на юго-запад, от Бол. Мильчи на Вуды. В 7.30 утра 1 июля остатки дивизии подошли к Бол. Мильче, откуда были встречены огнем артиллерии – село было занято частями 44-й пехотной дивизии. И.В. Васильев принимает решение прорываться с боем и атакует Бол. Мильчу. В этом бою дивизия теряет оставшиеся танки, из 150-мм тяжелого пехотного орудия sIG-ЗЗ артиллеристы 44-й пехотной дивизии подбивают КВ-2. Из боя выходят 395 человек, 13 танков Т-26, 4 танка Т-34 из состава 12-й танковой дивизии и 12 автомашин. Участвовавшие в бою полковник И. В. Васильев и зам. командира дивизии по политчасти полковой комиссар М. М. Немцев пропали без вести. На следующий день решением комиссара Попеля и начальника штаба 34-й танковой дивизии Курепина оставшиеся танки и автомашины выводятся из строя, документы зарываются в землю и остатки группы выходят пешим порядком из окружения.
Воина в воздухе
В последний день июня обе стороны были изрядно измотаны непрекращающимися боями и уже не могли поддерживать активность в воздухе на прежнем уровне. В истории 51-й бомбардировочной эскадры «Эдельвейс» ситуация 30 июня описывается так: «Технические роты испытывали нехватку необходимого оборудования. Мало того, что имелся недостаток кранов и лебедок для подъема самолетов, совершивших аварийные посадки и для замены двигателей, также не хватало и многих других инструментов и запчастей. К 30 июня в KG51 численность самолетов и экипажей сократилась до одной трети от штатной. Моральное состояние также пришло в упадок, хотя до этого времени персонал эскадры одерживал только победы. В тот же самый день было прекращено использование бомбы SD2 («дьявольской бомбы»)»[518].
Бомбардировщик СБ ранних серий с моторами М-100, рухнувший на землю у дороги в районе Дубно
Особенности авиационной поддержки в красках описывает донесение 16-й танковой дивизии о бое 30 июня: «Поскольку приказом по корпусу нам были обещаны противотанковые подразделения, а с 11.00 начальником оперативного отдела [обещана] и поддержка авиации, то дивизия отложила атаку еще раз, чтобы дождаться настоятельно необходимой авиационной поддержки. Около 11.30 в качестве воздушной поддержки появилось два истребителя. Вследствие этого атака была назначена на послеполуденные часы, но в 15.00 последовала русская атака при поддержке танков восточнее Верба. Атака была отбита. При этом, однако, одновременно и наша атака была перенесена на более позднее время. Во время этой паузы полностью неожиданно был проведен бомбовый налет одной эскадрильи Ю-88 со значительной высоты, не имевший существенного успеха, но, по крайней мере, не причинивший никакого вреда стрелкам, которые тем временем успели пересечь линию сброса бомб в северном направлении [т. е. попали на бомбардируемый участок. – Прим. перев.]»[519].
Задача авиации Юго-Западного фронта 30 июня оставалась неизменной: «продолжать уничтожение мотомеханизированной группы противника, действующей в направлении Дубно, Острог, Ровно». Однако закончился период безнаказанности, когда можно было с небольшими потерями бомбить вырвавшиеся вперед соединения противника. 62-я авиадивизия, выполнив 108 самолето-вылетов в районе Млынува, Гощи и Дубно, потеряла сразу 11 самолетов: б Пе-2 и 5 Су-2, правда, три Су-2 сели на вынужденную на своей территории. При этом сброшенный бомбовый груз был не так велик, как в предыдущие дни – 338 ФАБ-50 и 78 АО-10. В строю в авиадивизии оставалось 5 Пе-2, 44 СБ, 71 Су-2 (+ 16 неисправных). 15-я и 16-я авиадивизии переключились на поддержку 6-й армии, нанося удары по наступающим немецким соединениям в районе Львова, а также прикрывая с воздуха отходящие советские части. 16-я авиадивизия также отметилась ударом по немецкому аэродрому Млынув. Всего авиадивизия выполнила 138 самолето-вылетов, сбросив 36 ФАБ-100, 36 ФАБ-50 и 28 АО-25. Ответным ударом на аэродроме 16-й авиадивизии Тарнополь были сожжены 1 Як-4, 1 СБ и 1 И-16.
Энергичнее всего действовала 30 июня 17-я авиадивизия. Ее целями были мехчасти противника на дороге Дубно – Ровно, а также традиционный для последних дней Острог. Всего было выполнено 162 самолето-вылета с расходом 298 ФАБ-100, 50 ФАБ-50 и нескольких сотен мелких бомб. Собственные потери составили всего 1 самолет Як-1. СБ и «пешки» отлетались без потерь, не в последнюю очередь потому, что прикрывались «яками», которых оставалось в строю 26 машин. Пилотами Як-1 было заявлено об уничтожении 1 Me-109 в воздушном бою.
Дебют легкого бомбардировщика. Су-2 из 226-го авиаполка сбрасывает бомбы на врага
Дальние бомбардировщики 18-й авиадивизии выполнили всего 20 самолето-вылетов, сбросив 71 ФАБ-100. Их целями были мехчасти в районе Берестечко и Радзехова. Скорее всего, это были колонны 16-й моторизованной дивизии, спешившей к Дубно. Потерь полки ДБ-3 не имели. Еще одно ависоединение фронтового подчинения, 19-я авиадивизия (69 боеготовых самолетов), выполнила за день 56 самолето-вылетов, сбросив 30 ФАБ-100, 212 ФАБ-50 и около полутора тысяч мелких бомб на цели в районе Дубно и Млынува. Потери составили 4 самолета, сбитые истребителями противника.
В штабе ВВС ЮЗФ в начале июля была подготовлена таблица по потерям 22–30 июня, однако она имела больше пропагандистский, нежели практический смысл. Согласно ей с 22 по 25 июня ВВС фронта безвозвратно потеряли 288 самолетов, а еще 222 было повреждено. В следующие пять дней, с 26 по 30 июня, потери составили всего 70 самолетов (66 уничтожено и 4 повреждено). Соответственно, вырисовывалась благостная картина жизни, наладившейся после замены Астахова на Птухина. Однако ни с данными противника, ни с отчетами авиасоединений эти цифры никак не стыкуются.
Согласно журналу боевых действий ВВС ЮЗФ, безвозвратные потери с 22 по 24 июня составили 448 самолетов, а с 25 по 27 июня было потеряно еще 173 самолета. На 30 июня в авиадивизиях фронта остался 871 самолет. Эта цифра не включает отданную Южному фронту 63-ю авиадивизию и З6-ю авиадивизию ПВО Киева. Это позволяет сделать следующие расчеты. Исключение из 2003 самолетов, имевшихся на 22 июня, 63-й и 36-й авиадивизий дает нам цифру 1789 самолетов. Вычтя из получившегося числа 871 самолет, оставшийся в составе ВВС фронта на 30 июня, мы получаем 918 боевых машин, потерянных с 22 по 30 июня. Заявка пилотов JG3 на уничтоженные в воздухе советские самолеты составляет 258 штук. С советскими данными о потерях в воздушных боях цифры заявок истребителей Люфтваффе в этот период стыкуются хорошо, и ее можно принять как базовую для потерь в воздухе. Вычитая известные по ЖБД ВВС фронта потери с 22 по 27 июня, мы получаем цифру 297 самолетов, потерянных в период с 28 по 30 июня. Сбитыми в воздухе за эти дни JG3 было заявлено 76 самолетов. Соответственно, в число 297, скорее всего, вошли 222 самолета, поврежденных 22–25 июня и оставленных на аэродромах ввиду сложностей с эвакуацией в условиях общего отхода войск фронта. Картина воздушной войны вырисовывается вполне однозначно: большие потери на аэродромах в первые дни, последовавшие за этим большие потери в воздухе и добивающим ударом стал отход, заставивший массово бросать поврежденную технику.
Последний контрудар
Основным противником 11-й танковой дивизии у Острога 30 июня оставалась авиация: «Враг по-прежнему обладает абсолютным господством в воздухе и причиняет ей [11-й танковой дивизии. – А.И.] большие потери в длительных атаках с малой высоты бомбами и бортовым оружием»[520]. В целом на острие немецкого танкового клина обстановка стабилизировалась с выходом III моторизованного корпуса к рубежу реки Горынь. Немцы подтягивали тылы, переправочные средства и выбирали места для форсирования. В журнале боевых действий группы армий «Юг» эти бои были отражены записью от 1 июля: «1-я танковая группа встретила у реки Горынь упорную оборону противника и подверглась сильным контратакам его танковых частей. В течение сегодняшнего дня ей также не удалось овладеть свободой оперативного маневра».
С марша в бой. Расчеты легких пехотных орудий из эсэсовской части приготовились к отражению советской контратаки
В построение войск фронта в полосе 5-й и частично 6-й армии немцами к началу июля 1941 г. был вбит гигантский клин, точнее трапеция. Основание трапеции, на линии от Киверец до Брод, имело ширину до 70 км. В высоту трапеция тянулась к востоку на глубину 90— 100 км до реки Горынь. Верхнее основание трапеции составляли 11-я и 13-я танковые дивизии, вышедшие к реке Горынь на фронте до 40 км. По северной образующей трапеции советским командованием было решено нанести удар силами 5-й армии. Решение командующего армией М.И. Потапова предусматривало нанесение ударов 9, 19 и 22-м механизированными корпусами в общем направлении на Млынув, населенный пункт в 15 км северо-западнее Дубно. 9-й механизированный корпус должен был нанести удар на глубину до 40 км от Клевани до Млынува. 19-й механизированный корпус должен был наступать южнее Ровно в том же направлении. Дивизии 9-го и 19-го механизированных корпусов были сильно измотаны. Например, 29 июня в 85-м танковом полку 43-й танковой дивизии имелось 25 танков Т-26, в 86-м танковом полку – 35 Т-26 и один Т-34. М.И. Потапов это прекрасно понимал и потому решил ввести в бой 22-й механизированный корпус. Ядро 22-го механизированного корпуса составляла 41-я танковая дивизия, которая до этого участвовала в боях лишь отдельными частями. На 30 июня она насчитывала 106 танков Т-26, 16 танков КВ и 12 орудий. 19-я танковая дивизия понесла большие потери в сражении у Войницы и 30 июня имела в своем составе всего 16 танков Т-26. 215-я моторизованная дивизия 22-го механизированного корпуса также успела понести потери в боях первых дней войны и имела всего 15 танков и 12 орудий. 22-й механизированный корпус должен был нанести удар в направлении Млынува с утра 1 июля, сосредоточившись в районе Гиниш, Сильно, Карпиловка (населенные пункты у Цумани, примерно в 40 км севернее Млынува). Время для нанесения удара было выбрано исключительно удачно: внимание немцев было приковано к району Дубно, и оборона северного фланга наступления была значительно ослаблена. Но удар был спланирован в отрыве от общей стратегии фронта и даже в случае успеха не мог получить развития.
Не добившись решительных результатов в контрударах механизированными корпусами, руководство фронта стало искать спасения в переходе к пассивной стратегии. В воздухе витала мысль об отходе на старую границу: «Во всех разговорах сквозила мысль: приграничное сражение проиграно, нужно отводить войска на линию старых укрепленных районов. Но прямо это никто не решался высказать»[521]. Вечером 30 июня отход на старую границу был санкционирован из Москвы.
Солдат «Лебштандарта» осматривает подбитый бронеавтомобиль БА-10. На заднем плане возвышается громада КВ-2
Директива Ставки Верховного главнокомандования за подписями Сталина, Жукова и Тимошенко гласила:
«1. Противник после упорных боев овладел подвижными частями районом Дубно и стремится развить успех в восточном направлении.
Одновременно крупные силы противника сосредоточились в северо-восточной части Румынии, угрожая флангу Юго-Западного фронта. До мехкорпуса противника прорвалось в район Бобруйска.
2. Армии Западного фронта организуют оборону на рубеже укрепленных районов Полоцка, Минска, Мозыря. Граница с ним прежняя.
3. Войскам Юго-Западного и Южного фронтов отойти к 9 июля на рубеж укрепленных районов: Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Старо-Константиновского, Проскуровского и Каменец-Подольского, где, опираясь на УРы, организовать упорную оборону полевыми войсками с выделением в первую очередь артиллерийских противотанковых средств».
В 23.00 командование Юго-Западного фронта направило подчиненным ему войскам боевой приказ за № 0027. Вводная часть приказа практически буквально повторяла директиву Ставки ВГК. Далее детализировались задачи армий:
«5-й армии, продолжая во взаимодействии с 6-й армией ликвидацию прорыва на ровенском направлении, прочно закрепиться на укрепленном рубеже первой линии Новоград-Волынского УР. Правым крылом армии начать отход; на рубеж р. Случь выйти к утру 5.7.
6-й армии с 24 механизированным] к[орпусом], 2 и[стребительно-] п[ротиво-] т[анковой] артиллерийской] бр[игадой] к утру 5.7 отойти на рубеж Острог, Лановцы, Волочиск, отход начать с наступлением темноты 2.7; промежуточный рубеж Острог, Кременец, Заложце, Покропивна выйти к утру 3.7; промежуточный рубеж Острог, Кременец, Вишневец, Збараж выйти к утру 4.7». 5-я армия усиливалась 196-й стрелковой дивизией 7-го стрелкового корпуса, командование 6-й армии получало в свое распоряжение 24-й механизированный корпус и 2-ю противотанковую бригаду.
26-я и 12-я армии имели аналогичную по содержанию и рубежам задачу. Отход обеих армий был назначен на ночь с 1 на 2 июля. В течение 5—б суток частям четырех армий Юго-Западного фронта предстояло пройти около 100–200 км.
Механизированные корпуса выводились в резерв, их предполагалось сосредоточить:
а) 8-й механизированный корпус – Проскуров к утру 3.7;
б) 4-й механизированный корпус – Бабин (30 км восточнее Старо-Константинова) к утру 4.7;
в) 15-й механизированный корпус – Старо-Константинов к утру 4.7».
При таких «чемоданных» настроениях контрудар механизированных корпусов 5-й армии не имел долгосрочных перспектив, армии уже были назначены рубежи отступления. Но тем не менее удар состоялся и стал достаточно результативным.
Танк КВ-1 12 тд в Миколаюве. На танке отчетливо видны отметины снарядных попаданий
20-я танковая дивизия 9-го механизированного корпуса с утра 1 июля перешла в наступление с рубежа Клевань, Оржев и, отбросив части противника, к 15 часам 1 июля продвинулась на 10–12 км, овладела рубежом Белюв, Бронники. Дивизией было заявлено об уничтожении в этом бою до 1 тыс. человек противника, 10 танков, 2 артбатарей. Собственные потери при этом достигали до 200 человек убитыми и ранеными. Под ударом дивизии М. Е. Катукова оказалась 25-я моторизованная дивизия немцев. Согласно данным генерал-майора Гейнца Гудериана (сына широко известного немецкого военачальника, в то время офицера штаба III армейского моторизованного корпуса), 20-я танковая дивизия действительно добилась внушительного результата. Полновесный батальон, 2-й батальон 35-го полка 25-й моторизованной дивизии немцев, оказался окружен в районе селения Бронники. Потери батальона только убитыми составили 153 человека. Но в связи с общим отходом успех 20-й дивизии не получил развития. К исходу дня 1 июля дивизия по приказу командира 9-го мехкорпуса К. К. Рокоссовского отошла в исходное положение.
35-я танковая дивизия 9-го механизированного корпуса, наступая с южной опушки леса западнее Клевани, к исходу 1 июля овладела лесом у Жуковщины, продвинувшись примерно на 7 км, но этот результат также не получил своего развития. В ночь на 2 июля 35-я танковая дивизия по приказу командира 9-го мехкорпуса отошла в исходное положение.
Наиболее сильный удар по флангу немецкого наступления был нанесен частями 22-го механизированного корпуса. К началу наступления корпус насчитывал 13 040 человек, 149 орудий калибра 45 мм (противотанковых и танковых), 42 полевых орудия разных калибров, 125 танков Т-26 (из них 19 огнеметных), 17 танков БТ-5-7, 15 танков КВ-2 и 22 бронемашины. По количеству людей и танков это примерно соответствовало одной танковой дивизии. Удар 22-го механизированного корпуса пришелся по разрыву между подвижными частями III армейского моторизованного корпуса, вышедшими на рубеж Горыни, и 298-й пехотной дивизией у Луцка. Предназначенные для прикрытия этого участка пехотные соединения были задействованы на южном фланге немецкого наступления. 44-я пехотная дивизия была вовлечена в уничтожение группы Н.К. Попеля у Дубно, 299-я пехотная дивизия также была направлена на юг и северный фланг немецкого танкового клина был прикрыт довольно жидкой завесой. Это обусловило сравнительно большой успех слабого в целом соединения.
1 июля стало боевым крещением 41-й танковой дивизии П. П. Павлова. До этого дивизия уныло продиралась через леса и болота в районе Ковеля и постепенно раздергивалась командирами стрелковых частей. В первый день июля дивизия стала лидером контрудара 22-го мехкорпуса. Задачей соединения было наступление в направлении Долгошеи, Дубно. Разреженное построение немцев на северном фланге наступления не стало препятствием на пути соединения, и 41-я танковая дивизия продвинулась почти на 20 км. К 22.00 1 июля советские танкисты вышли к рубежу Городницы, Мошков (15 км сев. Дубно). Однако успех стоил дивизии потери свыше 200 человек убитыми и ранеными. К вечеру произошло два события, которые свели на нет все успехи дня. Во-первых, 41-я танковая дивизия получила приказ командира 22-го механизированного корпуса на отход. Приказ этот соответствовал боевому приказу № 08 командующего 5-й армией на отвод войск армии на линию Новоград-Волынского укрепленного района. В нем, в частности, говорилось: «22-му механизированному корпусу с 1 на 2.7.41 г. отойти в район Подлужное, Берестовец, Костополь». Во-вторых, немцы отреагировали на кризисную обстановку ударами с воздуха. Бомбардировки уничтожили мосты севернее Олыко и в течение нескольких часов получили возможность молотить дивизию на открытом пространстве южнее шоссе Луцк – Ровно даже после того, как соединение П. П. Павлова получило формальную возможность отойти назад и тем самым выйти из-под удара.
Танк КВ-1 12 тд в Миколаюве. На танке отчетливо видны отметины снарядных попаданий
Третья дивизия 22-го механизированного корпуса, 215-я моторизованная дивизия, следуя во втором эшелоне за 41-й танковой дивизией, в 11 часов 2 июля вышли на рубеж реки Путиловка (сев. Долгошеи), где и закрепились, обеспечивая левый фланг и тыл 22-го механизированного корпуса. Соединение повторило все приключения 41-й танковой дивизии – разрушение мостов и отход под ударами авиации немцев и понесла значительные потери.
Т-34 из 4-го механизированного корпуса, оставленный на улице Львова
Ветеран сражения у Бойницы, 19-я танковая дивизия, наступавшая в направлении Покошув, Млынув, к утру 2 июля вышла на рубеж Калинова, Маслянка, Каролина, где вступила в бой с пехотой противника. К 11 часам 2 июля 19-я танковая дивизия, отбрасывая противника, вышла к рубежу Млынув, Озлинов, где, встретив усилившееся сопротивление противника, вела бой до второй половины 2 июля. Но 2 июня вместо ушедшей к Дубно 44-й пехотной дивизии на выручку III моторизованному армейскому корпусу выдвинулась моторизованная бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». В 14 часов 2 июля 19-я танковая дивизия неожиданно подверглась сильному удару частей «Лейбштандарта» в правый фланг и тыл с направления Острожца и вынуждена была с большими потерями отходить в исходное положение. Успех контрудара 22-го механизированного корпуса имел ограниченное значение. Разрыв между танковыми и пехотными дивизиями вскоре был закрыт подтянутыми вдоль северного маршрута наступления танковой группы эсэсовцами. Однако до подхода «Лейбштандарта» советские танкисты успели изрядно пощипать растянутые на широком фронте немецкие части. Впоследствии ставший известным танковым командиром Курт «Панцер» Майер, служивший в то время в «Лейбштандарте» вспоминал, что Олыка было местом, где он впервые увидел брошенную немецкую боевую технику.
1 июля стал последним днем, когда механизированные корпуса наносили контрудары. Войска фронта начали отход на восток, к стенам «старой крепости» – укреплениям на границе 1939 г. В этот же день из Москвы поступила директива, являющаяся своего рода признанием заслуг мехкорпусов в Приграничном сражении. Директива ставки ВГК № 00124 выводила с территории Украины 19-ю армию И.С. Конева, прибывшую с Северного Кавказа и Харьковского военного округа. Она гласила: «Войска 19-й армии подготовить и отправить по жел. дороге в новый район. Готовность погрузки 18.00 1.07.1941 г.». До этого 19-я армия, подчиняясь директиве Ставки ГК № 0060, занимала оборону в районе Киева. Вывод армии И.С. Конева означал, что командование считало положение Юго-Западного фронта достаточно устойчивым. Фронт пока еще держался лучше других направлений, избегая крупных катастроф.
Заключение по третьей части
Народная мудрость гласит, что все познается в сравнении. Поэтому в истории 16-й танковой дивизии эмоциональная оценка Приграничного сражения была дана в сравнении с кампанией на Западе. С этой точки зрения итоги первой недели боев были следующими: «Русским, тем не менее, удалось сдержать наступление немецких войск. Они не только нанесли наступающим войскам потери и заставили себя уважать, но и выиграли время. Их не удалось ввести в замешательство клинообразными прорывами танковых групп. Русские также несли тяжелые потери, однако им удалось отвести свои плотные боевые порядки за Случь, верхний Буг, Днестр. Прошли первые 10 дней кампании. После 10 дней во Франции немецкие танки, разгоняя перед собой трусливых французов и англичан, прошли 800 км и стояли у берегов Атлантики. За первые 10 дней «похода на Восток» было пройдено всего 100 км по прямой, и ударные танковые группы немецких войск противостояли превосходящему по силе и техническому оснащению противнику, часто прибегавшему к неизученным эффективным тактическим приемам. Успешное продвижение на этот раз не укладывалось во временной график, установленный командованием. После первых 10 дней оперативный прорыв на южном участке еще не был завершен»[522].
D-157 – Разбомбленный в районе Тарнополя эшелон с танками БТ-2
Любому, кто не ограничивал изучение истории войны только ее начальным периодом, бросается в глаза обилие пехотных дивизий на поле танковой битвы в треугольнике Броды – Луцк – Дубно. В последующем это никогда не повторялось. Наступая под Курском летом 1943 г., немецкие танковые дивизии были вынуждены прокладывать себе путь вперед самостоятельно, с первого дня и даже часа битвы «прогрызая» советскую оборону. Любезного взлома обороны пехотой, как это было в случае с «линией Молотова» в первой половине дня 22 июня 1941 г. на Украине, под Курском не было. В 1944–1945 гг. поддержка действий танковых соединений пехотой была крайне слабой и нерегулярной.
Более того, при падении количества пехотных соединений, участвовавших в сражении, в 1943–1945 гг. существенно снизилось их качество.
На фоне немногочисленных с точки зрения пехотной составляющей армий прикрытия эта плотная масса пехотных дивизий рисует уникальную с точки зрения войны в целом картину. Ситуация, когда советские танковые соединения лихорадочно мечутся между островками стрелковых дивизий, стремясь сдержать толпу (другого слова не подберешь) пехотных дивизий и вытянутыми вперед длинных копий танковых дивизий, в 1942–1945 гг. не повторялась.
Немецкие пехотные дивизии в значительной степени предопределили исход Дубненских боев. Активные действия полностью состоявшей из пехотных дивизий 17-й армии под Львовом заставили использовать сильнейший 4-й механизированный корпус для контратак в интересах 6-й армии. Без этих контратак оборона на подступах к Львову попросту рухнула бы, и немецкие пехотные дивизии вышли в тыл мехкорпусам, атакующим 1-ю танковую группу. Также пехотные соединения брали на себя ликвидацию «котлов», в которые попали 87-я и 124-я стрелковые дивизии. В противном случае эти «котлы» пришлось бы ликвидировать моторизованным корпусам, жертвуя продвижением вперед. Именно по такому сценарию происходили бои в Венгрии в январе 1945 г. в ходе операции «Конрад III». Окружив часть сил 18-го танкового и 130-го стрелкового корпуса, эсэсовские танковые дивизии были вынуждены самостоятельно их блокировать, теряя время и растрачивая силы. В Дубненских боях эту миссию взяла на себя пехота.
Возможность затыкать дыры пехотой позволила немцам сглаживать свои промахи. Например, разгром части сил 8-го механизированного корпуса под Бродами 28–29 июня, после прорыва группы Попеля под Дубно был осуществлен наступлением пехотных дивизий. Перехват трассы снабжения передовых подразделений XXXXVIII танкового корпуса ударом на Дубно опять же был предотвращен пехотным соединением – 111-й пехотной дивизией. Последняя приняла на себя град ударов танков группы Попеля. Пехота достаточно оперативно заполняла пространство на флангах (особенно южном) 1-й танковой группы, что позволяло безостановочно двигаться вперед, подминая ситуацию под себя.
Напротив, советское командование было практически полностью лишено возможности парировать кризисы силами стрелковых дивизий. Будучи разорванными на несколько эшелонов ввиду упреждения в развертывании, советские стрелковые дивизии не имели возможности оказаться в нужное время в нужном месте. Соответственно, вместо них пришлось вводить танковые и моторизованные дивизии мехкорпусов. Сугубо «пехотная» задача сдерживания 17-й армии на подступах к Львову досталась 4-му мехкорпусу. 15-й мехкорпус на протяжении нескольких дней решал точно такую же «пехотную» задачу, обороняясь на загнутом фланге 6-й армии под Радзеховом. Заменить его стрелковыми дивизиями у командования фронта возможностей не было. В итоге всех этих событий советские танки разменивались не на танки противника, а были вынуждены компенсировать нехватку стрелковых дивизий в армиях прикрытия.
Разумеется, противостоянием танков и пехоты такое многообразное явление как недельное сражение крупных масс танков не ограничивалось. Вооруженные танками дивизии противников неизбежно сталкивались на поле боя. Победителя в этих поединках определял комплекс факторов, но в первую очередь – организационная структура танковых сил сторон. И здесь Вермахт противопоставлял танкам РККА пехоту и артиллерию, но на этот раз моторизованную. Это позволяло перемалывать крупные массы легких танков и парировать удары Т-34 и КВ.
Тем не менее мехкорпусам Юго-Западного фронта удалось пусть временно, но вытеснить моторизованные корпуса группы Клейста с обеих «панцерштрассе» и тем самым существенно снизить темп ее наступления. Результативные контратаки мехкорпусов также спасли от разгрома и окружения большую часть 6-й армии. Ставившаяся в приказах на контрудары задача окружения и разгрома ударной группировки немцев теми силами и средствами, которые имелись в распоряжении штаба Юго-Западного фронта, представляется не решаемой даже при идеальном выполнении его директив. Мехкорпуса при благоприятном стечении обстоятельств могли перехватить коммуникации III и XXXXVIII моторизованных корпусов, но вряд ли смогли бы их удержать под натиском пехотных дивизий 6-й армии.
Вместе с тем совершенно бессмысленно отрицать наличие ошибок командования Юго-Западного фронта. Оставление 4-го механизированного корпуса в подчинении командарма-6 Музыченко ограничило его использование в боях под Бродами и Дубно. Энергичный удар 23 июня по Радзехову мог если не привести к разгрому 11-й танковой дивизии, то существенно усложнить условия наступления XXXXVIII моторизованного корпуса. При этом жидкий фронт 6-й армии мог быть поддержан рокируемым из 26-й армии 8-м мехкорпусом. Передача последнего под командование Музыченко также была излишней и привела к лишнему крюку в маршах корпуса Рябышева. Метания со «стоп-приказом» 26–27 июня также нельзя записать в плюс Кирпоносу и Пуркаеву.
Немало вопросов вызывает медленная «раскачка» ВВС фронта. Составив достаточно четкую картину обстановки 22 июня в 16.00–17.00, фронтовое командование ставит четкие и заслуживающие всяческого одобрения задачи мехкорпусам. Но вместе с тем авиация фронта в оставшиеся вечерние часы 22 июня фактически бездельничает. Задачу летчикам Е.С. Птухин ставит только поздно вечером 22 июня (вероятно, по указке Г. К. Жукова). Соответственно, 23 июня ВВС Юго-Западного фронта еще работали не в полную силу. Энергичные удары с воздуха могли существенно снизить темпы продвижения 11-й танковой дивизии и обеспечить выход «глубинных» соединений на рубеж Иквы и Стыри до прорыва на этот рубеж противника. То есть к моменту выхода 11-й танковой дивизии к Млынову и Дубно они были бы прочно заняты 228-й стрелковой дивизией.
Усеянная разбитой техникой дорога отступления. На переднем плане Т-28, позади него грузовики и плавающий танк Т-38
Однако у всех этих рассуждений имеется существенный изъян: ошибки делали не только советские командиры и командующие, но и противник. Ошибок, допущенных командованием группы армий «Юг», тоже предостаточно. Начать можно с задержки с выходом на исходные позиции танковых дивизий III и XXXXVIII моторизованных корпусов 22 июня. Они были введены только во второй половине дня 22 июня и уже не успевали прорваться достаточно глубоко в первый день войны. Также совершенно непростительным выглядит пропуск удара группы Попеля на Дубно, в результате которого центральная «панцерштрассе» была на несколько суток перехвачена. Освободить ее удалось с большим трудом за счет вышеупомянутого изобилия пехотных дивизий.
Ошибки одной стороны в какой-то степени уравновешиваются ошибками другой. Какой результат имела бы битва по «безошибочному» (для обоих противников) варианту, можно только гадать. В любом случае если относительно противодействия танковым дивизиям противника просматриваются некие варианты, то что делать с массой немецкой пехоты – совершенно неочевидно. Пехотные дивизии, словно стадо буйволов, затоптали бы любые начинания механизированных корпусов.
Когда считать мы стали паны…
Одним из основных показателей любого сражения являются понесенные сторонами потери. При всей неоднозначности и сложности в интерпретации этого показателя, данные сторон о потерях безусловно требуют рассмотрения. Даже в изначально невыгодной ситуации, в которой оказался Киевский особый, его части и соединения наносили удары противнику, причем в ряде случаев весьма чувствительные.
Согласно сохранившимся документам, на 5 июля 1941 г. состояние танкового парка 1-й танковой группы характеризовалось следующими цифрами (см. таблицу).
Состояние танкового парка 1-й танковой группы на 5 июля 1941 г.
Как мы видим, в строю после Приграничного сражения осталось около 60 % боевых машин 1-й танковой группы. При этом нужно учитывать, что некоторые из подбитых в период с 22 июня до начала июля 1941 г. танков уже успели отремонтировать. Безвозвратные потери были сравнительно невелики – около 10 % общей численности. Однако на немцев работало продвижение линии фронта на восток. Те танки, которые числились в мастерских, были вне опасности. Им не угрожал захват наступающими советскими частями, как это часто бывало в 1943–1945 гг. и даже в 1942 г.
Закономерное любопытство вызывает вопрос: «Кто же сильнее всех пострадал?» К сожалению, самые ранние данные по потерям танков с распределением по типам и дивизиям, имеются в отчетных документах 1-й танковой группы только по состоянию на 11 июля 1941 г. То есть распределение потерь в Приграничном сражении несколько затеняется потерями при прорыве «линии Сталина». Тем не менее эти данные все равно представляют несомненный интерес (см. таблицу).
Безвозвратные потери танков и бронеавтомобилей дивизий 1-й танковой группы в период с 22 июня по 11 июля 1941 г.
Ком. – командирские, БА л. – бронеавтомобили легкие, БА т. – бронеавтомобили тяжелые, Арт. – танки артиллерийских наблюдателей.
NARA Т313 R15 f7241992..
По таблице хорошо видно, что 16-я танковая дивизия стала абсолютным лидером по числу потерянных танков среди соединений танковой группы Клейста. Объяснение этого очевидно: дивизия Хубе билась с частями 8-го мехкорпуса, имевшими большое количество танков новых типов. Также 16-я танковая дивизия была вынуждена наступать на группу Попеля и попадать под огонь танковых орудий всех калибров. Более того, Хубе еще повезло, что его танки, ставшие советскими трофеями, были брошены, а не взорваны или сожжены. Интересной и в какой-то мере показательной была ситуация в 11-й танковой дивизии. Танков она потеряла не так много, зато мотоциклов дивизией было потеряно 129, тягачей – 5 и автомашин – аж 187. Ни одна немецкая дивизия 1-й танковой группы не потеряла такого количества автотранспорта. Ответ на вопрос «Почему?» очевиден. Машины и мотоциклы дивизии Крювеля стали в первую очередь жертвами советской авиации.
Оставленный, вероятно из-за технических неисправностей, танк Т-28
В наилучшем положении находились танковые дивизии корпуса Маккензена. С танками новых типов они практически не сталкивались, а подбитые в боях с 1-й противотанковой бригадой и 19-й танковой дивизией танки были восстановлены. Авиация Юго-Западного фронта также не жаловала их своим вниманием. Поэтому они стали аутсайдерами в отношении потерь техники.
В целом приведенные данные хорошо коррелируют с известными нам фактами о ходе боевых действий. Не совсем понятно, чем вызвана разница в числе безвозвратно потерянных «единичек» по сравнению с предыдущей таблицей. Если по танкам других типов наблюдается рост потерь по сравнению с предыдущей датой, то число Pz.I, наоборот, снизилось с 11 до 9. В обоих случаях источник данных один, донесения оберквартирмейстера 1-й танковой группы. Возможно, имела место переквалификация потерь – в частях поспешили списать обладавшие сомнительной боевой ценностью танки, а ремонтные подразделения сочли нужным все же восстановить их. В итоге чудо военной промышленности Фатерлянда вернулось к встретившим их кислой улыбкой танкистам.
Большое значение для немецкой армии в 1941 г. имели потери личного состава. Не в последнюю очередь из-за снижения численности боевых подразделений вследствие потерь упали почти до нуля ударные возможности Вермахта осенью 1941 г. Причем потери хорошо обученных и имевших боевой опыт бойцов могли быть восполнены с большим трудом не только в качественном, но и в количественном отношении. Начало этому процессу было положено в Приграничном сражении. Людские потери подвижных соединений 1-й танковой группы характеризуются следующими цифрами (см. таблицу).
Потери личного состава танковых и моторизованных соединений 1-й ТГр в период с 22 июня по 6 июля 1941 г.
По этим данным видно, что лидировавшая немецкое наступление на Украине 11-я танковая дивизия также является лидером по потерям. Если потери бронетехники дивизии Крювеля можно оценить как умеренные, то людские потери соединения резко выбиваются из общего ряда. В это был внесен вклад как частями Красной Армии (под Радзеховом, Дубно и Острогом), так и советской авиацией. Несомненно, что «сталинские соколы» могут претендовать на значительную часть нанесенных дивизии потерь. Помимо этого, впечатляют потери соединений, вступивших в бой на излете сражения. Повоевавшая буквально несколько дней, но попавшая под последний советский контрудар 25-я моторизованная дивизия потеряла больше, чем воевавшие с первого дня войны 13-я и 14-я танковые дивизии. По числу пропавших без вести она вообще оказывается впереди всех. Также впечатляют потери 9-й танковой дивизии, столкнувшейся лоб в лоб с отходящими через Золочев остатками 4-го и 15-го механизированных корпусов.
Танк КВ ранних серий выпуска с орудием Л-11, брошенный на обочине дороги
Потери ВВС Юго-Западного фронта были достаточно тяжелыми, хотя язык все же поворачивается назвать их катастрофическими (см. таблицу).
Потери самолетов ВВС ЮЗФ с 22 по 30 июня 1941 г.
В числителе уничтожено, в знаменателе временно выведено из строя (требуют ремонта).
ЦАМО РФ, ф. 229, он. 181, д. 33, л. 19.
Как мы видим, наиболее тяжелые потери пришлись на 22–25 июня 1941 г., когда были уничтожены 288 самолетов ВВС ЮЗФ и еще 222 повреждены. С 26 июня авиация противника перенацеливалась на действия против механизированных корпусов и потери самолетов фронта снизились, прежде всего за счет сокращения числа ударов по аэродромам. Во второй период сражения было уничтожено 66 самолетов и 4 повреждено. Однако следует отметить, что по окончании Приграничного сражения и с началом общего отхода войск Юго-Западного фронта к старой границе большинство поврежденных самолетов было потеряно. Как изрешеченные осколками и пулями в боях, так и разбитые летчиками вследствие неудачных посадок самолеты бросались на оставляемых аэродромах.
Севший «на брюхо» и сгоревший бомбардировщик ДБ-3. Немецкий солдат рассматривает оставленный кем-то из летчиков парашют
Немецкая авиация, безусловно, находилась в более выгодном положении. Ее аэродромы практически не бомбили, отступать и бросать севшие на вынужденную или поврежденные самолеты им не пришлось. Однако нельзя сказать, что воздушное сражение над треугольником Броды – Дубно – Луцк дешево обошлись Люфтваффе. По оценке известного отечественного историка авиации Д.Б. Хазанова, до конца июня 1941 г. в небе Украины 4-й воздушный флот потерял 150–160 самолетов всех типов (84 машины из 5-го авиакорпуса погибли за линией фронта или считались 100 %-ной потерей по немецкой классификации, включая один Hell 1, сбитый по ошибке своими истребителями).