— Тихо Браге! — воскликнул Дейвенпорт.
— Верно. А кратер Тихо — одно из самых заметных лунных образований.
— Ладно. Попробуем дальше. LN можно написать маленькими буквами и получится In — обозначение натурального логарифма. Это понятие ввел математик Непер. Насколько я знаю, такой кратер на Луне имеется.
— Отлично. Что с SU?
— Ума не приложу, шеф.
— Выскажу догадку. Когда-то в международных документах так обозначался Советский Союз — древнее государство на месте теперешней Российской области. Советские ученые первыми нанесли на карту обратную сторону Луны, и SU может обозначать какой-то из названных ими кратеров — например, Циолковский. Итак, за левыми символами скрываются названия кратеров: Пифагор, Тихо, Эвклид, Ньютон, Циолковский, Непер, Гершель.
— А что тогда правые символы?
— Проще простого. Разделенный на четверти кружок — астрономическое обозначение Земли. Стрелка, направленная на него, должна означать, что Земля — прямо вверху.
— Ага, — протянул Дейвенпорт. — Центральный Залив, над которым Солнце всегда в зените. Это не кратер, поэтому он помещен справа, отдельно от остальных.
— Ладно, — сказал Эшли, — все значки разгаданы или могут быть разгаданы, значит, записка скорее всего не бессмысленна и пытается что-то нам сообщить. Но что именно? Мы получили семь кратеров и один не-кратер, и что с ними делать? Устройство-то спрятано в одном-единственном месте.
— Ну, — устало проговорил Дейвенпорт, — обыскать целый кратер нелегко. Допустим, Дженнингс выбрал теневую сторону, чтоб укрыться от солнечной радиации. Нам все равно придется обшаривать десятки миль. Предположим, стрелка, указывающая на Землю, означает, что искомое место в кратере — то, над которым Солнце стоит ближе всего к зениту.
— До этого я тоже допетрил. Тогда мы имеем место — южная оконечность кратеров, лежащих к северу от экватора, и северная — у тех, что расположены к югу. Но какого кратера из семи?
Дейвенпорт задумался. До сих пор он не предложил ничего такого, что прежде не пришло бы в голову шефу.
— Обыскать их все, — буркнул он.
Эшли хохотнул:
— Вот уже несколько недель как мы именно этим и занимаемся.
— И какие успехи?
— Никаких. Мы ничего не нашли. Впрочем, поиски продолжаются.
— Очевидно, один из символов расшифрован неверно.
— Очевидно!
— Вы сами сказали, что название Гершель объединяет три кратера. SU, если это Советский Союз и обратная сторона Луны, может быть любым из тамошних кратеров — Ломоносовым, Жюль Верном, Жолио-Кюри — да любым! Стрелкой можно обозначить Прямую Стену.
— Не спорю. Но даже если мы верно разгадаем значки, как отличить правильную интерпретацию от ложной и как выбрать нужный кратер? Что-то должно с ходу бросаться в глаза и сразу говорить, где суть, а где — дымовая завеса. Мы в тупике, и нам нужен свежий взгляд. Что вы тут видите?
— Я скажу, что мы можем сделать, — неохотно произнес Дейвенпорт. — Мы можем обратиться к одному человеку... О Господи! — Он привстал.
Эшли мгновенно напружинился:
— Что вы увидели?
У Дейвенпорта дрожали руки и, кажется, губы. Он сказал:
— Вы изучали прошлое Дженнингса?
— Конечно!
— Что он заканчивал?
— Восточный университет.
Дейвенпорт задохнулся от радости, но старался сдерживаться. Это еще не доказательство.
— Он слушал курс экстратеррологии?
— Разумеется, как все геологи.
— Вы знаете, кто читает экстратеррологию в Восточном университете?
Эшли щелкнул пальцами:
— Такой чудик. Как его... Уэнделл Эрт
— Правильно. Чудик, который в своем роде гениален. Чудик, который несколько раз консультировал Бюро и всякий раз находил блестящее решение. Чудик, чье имя я уже собирался назвать, когда понял, что к нему и велит прибегнуть записка. Стрелка указывает на символ Земли. Это значит — отправляйтесь на Землю. А всякий ученик Эрта знает, к кому обратиться на Земле.
Эшли всмотрелся в листок.
— Возможно, вы и правы. Но что этот Эрт скажет такого, до чего б мы не додумались сами?
Дейвенпорт с вежливым спокойствием отвечал:
— Предлагаю спросить это у него, шеф.
Эшли с изумлением огляделся по сторонам и несколько раз сморгнул. Он попал не то к колдуну, не то в экзотическую антикварную лавку; казалось, сейчас из полумрака с воплем вылетит демон.
Освещение было слабое, углы прятались в тени. Стены едва угадывались, заставленные полками с микрофильмами. За трехмерной Галактический Линзой можно было с трудом различить схемы звездного неба. Карта Луны в дальнем углу вполне могла оказаться картой Марса.
Лампа освещала лишь одно место — стол в середине комнаты, заваленный бумагами и открытыми книгами. Здесь же стояло устройство для чтения микрофильмов с заправленной пленкой и весело тикал старинный круглый будильник.
Эшли с трудом верил, что на улице — ранний вечер и светит солнце. Здесь царила вечная ночь. Окна он не приметил, и хотя в комнату явно поступал свежий воздух, начальник отдела почувствовал приступ клаустрофобии.
Он придвинулся ближе к Дейвенпорту, которого странная обстановка явно не смущала.
Дейвенпорт тихо сказал:
— Сейчас придет, сэр.
— Здесь всегда так? — спросил Эшли.
— Всегда. Насколько я знаю, он никуда не ходит, только в университет через студенческий городок.
— Господа, господа!—раздался пронзительный тенор.— Рад вас видеть. Как мило, что вы зашли.
В комнату вкатился кругленький человечек, пересек тень и оказался на свету.
Он широко улыбался и поправлял сползшие вниз очки с толстыми стеклами, чтобы разглядеть гостей. Едва он отпустил руку, очки снова съехали на самый кончик носа картофелиной и повисли, грозя свалиться совсем.
— Я — Уэнделл Эрт.
Жидкий седой клинышек на пухлом круглом подбородке не прибавлял достоинства, которым не могли похвастать улыбка и яйцевидное туловище.
— Господа! Как мило, что вы зашли! — повторил Эрт и не глядя плюхнулся в кресло. Ноги его не доставали до пола на целый дюйм и болтались в воздухе. — Мистер Дейвенпорт, вероятно, помнит, как... э... важно для меня не выходить отсюда. Я путешествую только пешком, и прогулки через студенческий городок мне вполне хватает.
Эшли оторопел. Он продолжал стоять, а Эрт в растущем недоумении пялился на него. Потом вытащил носовой платок, протер очки, нацепил их на нос и сказал:
— Я вижу ваше затруднение. Вам некуда сесть. Ладно. Берите стулья. Если на них что-нибудь лежит, смахните. Смахните на пол! Рассаживайтесь, пожалуйста.
Дейвенпорт снял со стула книги и осторожно положил их на пол. Пододвинул стул Эшли. С другого стула он снял человеческий череп и еще осторожнее поставил на стол. При этом плохо прикрученная нижняя челюсть отвисла, и череп оказался перекошенным.
— Пустяки, — милостиво сказал Эрт. — Ему не больно. Теперь рассказывайте, господа, что вас ко мне привело?
Дейвенпорт подождал, чтобы Эшли заговорил первым, и поскольку тот молчал, с явным облегчением начал:
— Доктор Эрт, помните вы студента по фамилии Дженнингс? Карла Дженнингса?
Эрт задумался. Улыбка исчезла с его лица. Чуть выкаченные глаза заморгали.
— Нет, — сказал он. — Сейчас не припоминаю.
— Геолог. Несколько лет назад он слушал у вас курс экстратеррологии. У меня есть фотография, если это вам поможет.
Эрт близоруко вгляделся в снимок, однако лицо его по-прежнему выражало сомнение.
Дейвенпорт продолжил:
— Он оставил шифрованную записку — ключ к очень важному делу. До сих пор нам не удавалось правильно ее разгадать, но одно мы поняли — она велит обратиться к вам.
— Вот как? Любопытно! И зачем же обращаться ко мне?
— Вероятно, чтоб вы посоветовали, как прочесть записку.
— Можно на нее взглянуть?
Эшли молча передал листок Уэнделлу Эрту. Экстратерролог скользнул глазами по бумаге, перевернул ее и некоторое время тупо смотрел на пустую сторону.
— Где тут сказано обратиться ко мне?
Эшли вздрогнул, но Дейвенпорт опередил его:
— Стрелка указывает на символ Земли. Мы решили, что это отсылает нас к вам.
— Да, стрелка явно направлена на символ планеты Земля. Я полагаю, это может означать буквально «отправляйтесь на Землю», если записку нашли на какой-то другой планете.
— Ее нашли на Луне, доктор Эрт, и, конечно, значение может быть именно таким. Но когда мы узнали, что Дженнингс учился у вас, мы решили, что тут подразумеваетесь вы. Понимаете, при своем домоседстве вы... э... очень земной человек.
— Он слушал экстратеррологию здесь, в университете?
— Да.
— В каком году, мистер Дейвенпорт?
—В восемнадцатом.
— A-а. Загадка разрешилась.
— Вы хотите сказать, что поняли записку? — спросил Дейвенпорт.
— Нет-нет. Она по-прежнему ничего мне не говорит. Под загадкой я разумел, что забыл Дженнингса, потому что теперь я его вспомнил. Он был очень тихий, серьезный, робкий, всегда держался в тени — такие не западают в память. Без этого, — доктор постучал по листку, — я бы его не вспомнил.
— А что изменила открытка? — спросил Дейвенпорт.
— Она составлена в форме ребуса. Не очень удачного, конечно, но в этом — весь Дженнингс. Его недосягаемой мечтой были каламбуры. Все, что я о нем помню, — это попытки играть словами. Я люблю каламбуры, я обожаю каламбуры, но Дженнингс — теперь я вижу его совершенно явственно— каламбурил ужасно. Или банально, или, как в данном случае, — маловразумительно. У него не было ни малейших способностей к игре слов, тем не менее он постоянно пытался острить...
Эшли перебил:
— Это послание целиком построено на словесной игре, доктор Эрт. По крайней мере мы так полагаем, и это сходится с тем, что вы сказали.
— Ах! — Эрт поправил очки и снова вгляделся в непонятные символы. Покусал пухлые губы, потом сказал бодро: — Ничего не понимаю.
— В таком случае... — Эшли сжал кулаки.
— Но если вы объясните, к чему это написано, — продолжал Эрт, — я, может быть, что-нибудь разберу.