— Садись, тут стул должен быть.
Таня поставил пакет, что принесла с собой, у кровати и выполнила мою просьбу. По ее учащенному дыханию я поняла: Таня еле держит себя в руках. Я почти слышала, как ее трясет.
Она не отпускала мою руку. Никто из нас не знал, с чего начать разговор; мне даже подумалось, что лучше бы она не приходила.
— Я тебя искала, — произнесла Таня. — Я звонила тебе домой и на сотовый. Нигде ничего. Я нутром чувствовала, что с тобой что-то произошло.
Всем другим словно плевать было.
Я кивнула. Таня говорила так, словно я пропала максимум на неделю и мы не виделись всего ничего.
— Теперь все нормально… Ну, как возможно… Я, в общем, здорова.
Таня накрыла мою руку своей ладонью. Вот чего я боялась, чего не хотела слышать — она плакала. Старалась тихо, но все равно я знала, что боль и скорбь разрывают ее изнутри. Я попробовала сказать, чтобы Таня прекратила, но впустую раскрывала рот, точно рыба. Пришлось смириться с этим. Таня выплескивала все, что накопилось. Ей было мало одиночества, чтобы пережить нашу разлуку, выреветь все в подушку. Я ее понимала и не осуждала, предчувствуя, что и мне предстоит не один сумеречный день, полный удушливого страха.
— Где-то через неделю я подумала, что мы уже не встретимся… Поначалу мне говорили в милиции, что все нормально, что они найдут по горячим следам… Время шло. Потом, как-то утром, когда собиралась на работу, я поняла, что последние возможности уходят.
— Теперь все нормально, — ответила я, поглаживая ее запястье.
— Нормально? Он же…
— Не говори — знаю. Как там Нюся поживает?
— Что? — Таня, кажется, не верит, что я об этом спрашиваю.
— Нюся…
— Нормально. Потолстела. В последнее время ест только молоко. Одно разорение с ней.
— Да уж, степенная матрона, любит, чтобы ее обхаживали…
Я поняла, что Таня улыбается сквозь слезы. Это хорошо. Мы замолчали.
— Ты лучше честно скажи, Люд…
— Что?
— Я могу уйти, если тебе неудобно. — Таня выговорила это, подбирая слова. Ей было тяжело.
— Почему мне неудобно…
— Может быть, я тебе и не нужна, — сказала она. — Пришла, реву в три ручья. Тебя жалею, себя жалею. Я понимаю, что жалость унижает. Если это тебе не нужно, то я не буду.
Сжав Танины пальцы, я улыбнулась.
— Лучше не жалей…
— Ладно.
— Я сейчас в таком состоянии, что не могу понять, что мне нужно, чего хочу. Наверное, у меня поехала крыша после всего этого. Не удивлюсь, если попаду скоро в психушку.
— Совершенно не понимаю, как такое случилось…
— Вот именно. Я еще там думала про это… Как? Кто виноват? Кто бы что ни говорил, а моя вина в этом есть.
— Ну да, ты типа сама его заставила наброситься на себя, а потом умоляла держать где-то в вонючей дыре!
— Подожди! Я как-то получше знаю, что со мной было. Я не ценила того, что есть. Надо было, видите ли, чего-то нового. Разрядки. Приключения. Мне его предоставили с большим удовольствием, бесплатно. И я сыта этим по горло. — Я поймала себя на том, что начинаю пороть абсолютную чушь. — Если бы я не встретилась с Дубовым, то не было бы ничего.
Таня шмыгнула носом.
— А если он охотился конкретно за тобой?
— Никто не знает…
— Вот именно! Тогда был бы другой случай похитить тебя, — сказала Таня. — Не надо самоуничижением заниматься. Нет, это ж с ума сойти! Почему ты собираешься делить с ним ответственность, с этим подонком? Что тебе от этого — спокойней? Виноват он и только он. Его надо колесовать.
Я засмеялась.
— Кто бы нам дал это сделать? Да и для начала нужно его найти.
— Короче, не смей ни в чем винить себя. Не будь банальной. У тебя всегда мозги были в порядке, ты же понимаешь, что ни к чему хорошему это не приведет. Ну не знаю — позанимайся с психологом. К тебе его приводили?
— Обещали. Кто-то из «Центра помощи жертвам насилия» собирается придти.
— Вот. Он тебе скажет то же, что и я. Комплекс вины часто появляется в таких случаях. Но это только самовнушение. Из-за того, что нет рядом реального объекта, на кого можно возложить ответственность…
Я отмахнулась, Таня-психолог замолчала. Наверное, на моем лице была жестокая гримаса. Слепым трудно контролировать свою мимику.
— Да знаю я все это! Прекрати! Ладно, я не буду банальной, я считаю, что это он виноват! Устраивает тебя?
Я не заметила, что сорвалась на крик. Неверный ход с моей стороны. Сюда могла придти сестра — интересоваться, в чем дело или вообще прекратить свидание, а этого мне вовсе не хотелось.
Я прикусила язычок, понимая, что кричать на Таню не имею права. Ясно, что она говорит правду, ей со стороны видней лучше. А мне? Я же была там, а не она!
Да что им всем? Хорошо рассуждать, привлекая на помощь разные теории!
Что они могут понять? Да что они все ко мне прицепились?
Я очнулась, понимая, что сижу, прижав обе ладони к лицу и чувствуя под пальцами проклятые бинты. На несколько мгновений сознание просто отключилось, отойдя в тень. Так происходило не раз в периоды бодрствований и не могло не наводить на мысли о сумасшествии. Подняв голову, я назвала Таню по имени, испугавшись, что она уже ушла. Я не хотела быть в одиночестве.
Таня была рядом, подала мне руку, в которую я вцепилась точно в последнюю возможность не сойти с ума и не умереть в тот же момент. Возможно, так оно и было.
Сестра не появилась, мы так и сидели одни. Мне хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно.
— Я думала, что дальше делать, — сказала Таня.
— Дальше?
— Ну насчет всего. Извини уж. Но я не могла не думать, как нам быть дальше…
— Нам?..
— Нам. — По движению Таниных пальцев и интонации было ясно: она взяла себя в руки, чтобы объявить о своем решении. Моя настоящая подруга, какой я ее знала всегда. Смелая, отважная. Лично я о будущем еще не думала, мне хватало проблем с прошлым и настоящим. — Вот именно — нам, это не шутки.
Люда, не перебивай. Я решила, что ты будешь жить у меня дома. Переедешь насовсем или, по крайней мере, на долгое время — как сложится. Загадывать далеко не будем. Тебе в любом случае нужен будет человек, который поможет, если понадобится. Понимаешь меня?
Я кивнула. Долго я гнала от себя правду, не решаясь даже мысленно произнести это определение. Я — инвалид. Просто и ясно.
Таня, сама того не ведая, лишила меня еще одной утешительной иллюзии.
Впрочем, она всегда отличалась способностью наносить сокрушительные удары по моим миражам и возвращать на твердую землю.
— Я сейчас на другой работе.
— Почему?
— Ну как… Деньги. Тем более, если ты будешь у меня, мне нужно зарабатывать на двоих.
— А…
Я сжала зубы. Мысль о том, что Таня возьмет меня на содержание, чуть не вызвала во мне новый взрыв ярости. Я не могла принять правду, наверное, не сумею принять никогда.
— Тебе это не нравится? — спросила Таня.
— Что?
— То, что я говорю?
Пришлось ответить честно:
— Пока не знаю. Ты уже все рассчитала?
— Пыталась. Думаю, получится. Зарплата будет больше старой на треть, как минимум.
— А где ты сейчас?
— Да так, одна контора. Чушь, но главное — деньги. На них мы можем жить вдвоем вполне нормально, иногда даже шиковать.
— А моя квартира?
— Решим. Не это главное.
— А что?
— Ты.
— Мое согласие?
— Я тебя, конечно, не тяну насильно, но подумай хорошо. Это же не жалость, которая тебе не нравится. Это необходимость. Я тебя не брошу.
— Почему?
От Тани шел легкий запах дорогого табака. Мне вновь, как не раз за последнее время, захотелось курить. Тот случай, когда все отдашь за сигарету.
Таня наклонилась ко мне, приблизив наши руки к своему лицу.
— Я тебя не брошу. Неужели ты не понимаешь?
— Я там буду в качестве кого? Приживалки? Или любовницы?
Таня резко отстранилась.
— Может, не надо так? — спросила она.
— Извини.
— Ты мне нужна. Я не могу без тебя. Очень боялась, что мы никогда не увидимся, что ты пропала бесследно, навсегда. Я чего только не передумала за то время. Ты… просто живи. Мне достаточно того, что ты будешь рядом.
— Спасибо. Правда.
— Согласна?
— Да.
Таня прикоснулась сухими губами к костяшкам моих пальцев, мимолетно, в неосознанном порыве, и отстранилась. Вторая моя рука была свободной. Я протянула ее по направлению к лицу Тани. Подушечки пальцев заменяли мне глаза. Касание было мягким, дрожь прошла по спине. Вот ее нос, щеки, скулы.
Как странно трогать их, чувствовать рельеф кожи, ее гладкость. Я нашла ее губы, поняв, что они растянуты в улыбке. Я сама непроизвольно ответила своей улыбкой, потом захихикала, словно ребенок, играющий с матерью.
— Щекотно, — сказала Таня, когда я провела указательным пальцем по ее верхней губе.
Дальше я обследовала ее отросшие волосы.
— Зачем они тебе?
— Буду дальше растить — на работе требуется. Более чтобы презентабельный вид был.
— Ага.
Я погладила ее по голове, испытывая огромное удовольствие, почти сексуальное. Это меня испугало и заставило прекратить. Мои ладони проскользнули по Таниным плечам, по рукам.
— Все так же, — заключила я.
— И ты…
— Кроме глаз.
— Я люблю тебя и так. Мне неважно.
— Не важно?
— Мои чувства не могут измениться, — сказала она.
— Смотри. Ты же хорошо, надеюсь, поразмыслила. Получишь на свою голову истеричку, которая ежеминутно будет требовать к себе внимания.
— Придется потерпеть.
— Ладно. На том и порешили.
По правде говоря, я не была целиком уверена, что правильно поступила, но в тот момент не могла мыслить трезво. Слишком быстро произошло возвращение в нормальный мир. Я еще не адаптировалась в нем, не свыклась со своим новым статусом, не поборола всю боль, не ответила на главные вопросы.
Я была рада, что Таня решила за меня. В самом деле, куда я могла податься после больницы? К себе домой? В пустую квартиру, где буду жить на инвалидную пенсию до конца жизни, постепенно сходя с ума от одиночества? Таня прекрасно знала, что это не выход. Она любила меня, поэтому иных вариантов даже не рассматривала. Я подумала, какую цену мне придется заплатить за это. Вряд ли я сумею ответить Тане на ее чувства, а значит, буду поступат