Только потом предложила бродяге. Тот протянул руку-клешню, осторожно вытащил сигарету из моих пальцев, боясь прикоснуться. Я чиркнула зажигалкой.
Бродяга затянулся и затрясся.
— Что?
— Это нормально, все нормально, хорошо, — сказал он. Закашлялся, потом глубоко вздохнул.
— Так, значит, ты ясновидящий?
— Да нет.
— Но ты будущее увидел.
— Ну и что?
— Тогда…
— Я просто вижу, я не знаю, прошлое это или будущее. В большинстве случаев, — сказал бродяга.
— Но в моем — это будущее. Ты напророчил мне боль и ужас… И я их получила.
Бродяга смотрел в землю, старательно затягиваясь.
— Значит, так оно и есть. Я плохо помню. Ты приснилась мне сегодня, я приснился тебе… Для меня это был страшный сон. Последнее время все сны у меня страшные, если я трезвый, если я не бухаю.
— И где же тут объяснение? — спросила я.
— Его нет. Я же говорю: ты просто видишь, не зная, почему и как…
Воспринимай как должное. Ты пришла сюда не как слепая. Я знаю, что хотя ты без глаз, ты способна видеть.
— Я уже поняла… — Похоже, ничего конкретного я не добьюсь, хотя сама встреча, безусловно, большая удача. По крайней мере, выяснилось, что никакого проклятия не было.
— Может, это оттого, что ты очень хочешь узнать, что произошло с тобой.
И мозг твой дает тебе возможность.
Я не могла поверить, что слышу от него такое. Бродяга ощерился.
— Думаешь, как странно, что бомж рассуждает на такие темы?
— Не странно…
— Я знаю. Хочешь услышать мою историю? Думаю, что нет.
— Кем ты был?
— Аспирантом с большим будущим, с семьей и красивой женой.
На языке вертелся следующий вопрос, но я его не задала. Это могло повлечь за собой много ненужной мне информации.
— Я не вру, хотя, глядя на меня, трудно поверить. Просто имей в виду, что такое случается. Просто случается.
Как со мной, подумала я, чувствуя, как наваливается тоска. Мне хотелось только лечь на землю и умереть. Я понимала, что борюсь с ветряными мельницами.
Бомж затушил сигарету на половине, спрятал ее в карман пальто.
— Я пойду, — прошептала я.
— Подожди. Я не все сказал. Сейчас я не вижу, что с тобой произойдет дальше. Используй то, что у тебя есть, но главное — не теряй желания. Во сне я говорил о том, что ты что-то забыла…
— Это про моего похитителя.
— Значит, мы не зря снились друг другу.
— Но откуда между нами такая связь? Мы были знакомы когда-то?
— Нет, вряд ли. Не имею понятия, откуда эти связи появляются. Хотел бы объяснить, как бывший научный работник, но — увольте, это уже не по моей части. Просто иногда я влияю на людей, которым сообщаю о своих видениях. Я не стремлюсь к этому, получается само собой как-то… — Бродяга пожал плечами. — Может быть, часть моих способностей передается к другому человеку. Но так происходит не всегда.
— Думаешь, я заразилась?
Я открывала рот и говорила, но слышала сама себя точно со дна шахты.
— Может быть. Но я не хотел. Извини. — Бомж посмотрел на меня словно побитая собака. Мне стало противно и жалко его. Он был похож на человека, пережившего страшное стихийное бедствие, потерявшего все в один момент; от него осталась только эта исковерканная тень, прячущая в карман наполовину выкуренную дешевую сигарету. Я не хотела знать, что с ним произошло. Не могла взвалить на себя еще и этот груз.
— Я ни в чем тебя не обвиняю. Все равно ничего не исправить, — сказала я. — В этом есть свои плюсы. «Мозговое видение», — добавила я тихо.
— Что?
— Да так, ерунда.
Мы помолчали. Бомж сопел и оглядывался по сторонам.
— Так, значит, ты не видишь меня сейчас?
— Нет.
— Жаль.
— Это не происходит по желанию.
Как мои «включения», подумала я. Вынув пачку сигарет, вытащила из нее две и протянула остальное бомжу вместе со сторублевкой.
— Спасибо.
Он взял, посмотрел на подарок, спрятал все это в карман.
— Ты его найдешь. Он не так уж и далеко, — произнес бомж и, повернувшись, зашагал через покрытый снегом газон.
Я не знала, что сказать. Я чувствовала гнев и обиду, они буквально рвали меня на части. Нельзя сказать, что я зря проделала весь этот путь, но результата меня не удовлетворил. Можно было догнать бродягу и вытрясти из него правду. Что он мне только что сказал? Видел ли он мое будущее за секунду до своего ухода? Это несправедливо. Я тоже хочу знать. Это касается меня, моей жизни.
Мне на кого было выплеснуть свои эмоции. Понимая, что нахожусь на грани истерики, я отправилась обратным путем. Надо побыстрее попасть домой.
Спрятаться, подумать, проанализировать ситуацию. А сейчас — убраться с вражеской территории. Я шагала, не используя палку, и некоторые прохожие смотрели на меня и удивлялись. Их физиономии пролетали мимо меня, точно бессмысленные безжизненные маски призраков. Я шла, не замечая, что начинаю задыхаться. Холодный воздух словно застревал где-то на полпути к легким и давил мне на горло.
«Ты его найдешь. Он не так уж и далеко». Потрясающее утешение для жертвы. Одно дело думать, что маньяк бродит где-то рядом, другое — когда тебе скажут: вот, смотри, он здесь. Я этого не выдержу! Дойдя до светофора, я остановилась. Мое тело превратилось в одно большое пульсирующее сердце.
Зазвонил телефон. Я не обратила на нее внимания, сосредоточившись на том, чтобы не упасть посреди тротуара. За секунду до того я увидела перед глазами оранжевую вспышку, следом за которой опять заболела голова. Мне пришлось сесть на край скамейки, и только тогда я смогла ответить на звонок.
Это оказался Леша. Я вообще забыла о его существовании.
— Как твои дела, привет, — сказал он.
— Не знаю, ты не очень вовремя.
Еще одна вспышка, которую сопровождают оранжевые сполохи. Боковое видение сузилось еще сильней. Мне почудилось, что я вижу себя со стороны: сижу на скамейке, сгорбившись, и прижимаю трубку к уху. Завороженная этим видением, я замолчала. Я словно поднималась вверх на какой-то лебедке, и в какой-то миг меня пронял страх, что я продолжу вот так подниматься, пока не исчезну, не растворюсь в пасмурном небе.
— Люда!
Леша повторил мое имя, наверное, раз пять. Он слышал, как гудит улица, и понимал, что я на связи, но почему-то не произношу ни слова. Его голос заставил видение исчезнуть.
— Слушаю. Неполадки на линии. — Какая ерунда! У меня, наверное, нервный срыв. Что делать?
— Ты когда свободна? Я решил, что так много времени прошло. Мне хочется тебя увидеть. Очень!
— Не имею понятия.
— Люда, ты что спишь, что ли? Что у тебя за голос. Как будто не твой.
— Мой, нормальный.
— Ты на улице? Я слышу.
— Ну, на улице, ну и что?
— Надо встретиться!
— Зачем? — крикнула я.
— Ну как? — Леша удивился. Видимо, рассчитывал, что я выпрыгну из трусиков сразу, как только это услышу. Какой же он идиот! — Ты… нужна мне.
Мы тогда очень хорошо провели время.
— А потом меня похитили и вырезали глаза, — сказала я.
— Так не я же виноват.
— Я откуда это знаю?
Странно, этот вопрос я задала подсознательно. С чего бы вдруг? Не знаю, что там накопала милиция на Лешу — ничего, судя по всему, — но ведь это легко и просто объяснить: Леша пошел за мной к подъезду. Пока я шла, стараясь не упасть в темноте, у него было время открыть заранее припасенную бутылочку с хлороформом, а потом нагнать меня у крыльца. Дело двух минут, пользуясь темнотой, отволочь мое тело в багажник машины и поехать. Никто не видел Лешу в это время. Он сказал следователям, что был в дороге. Этого бы хватило, чтобы привезти меня в какой-то дом, привязать и уехать.
— Люда, меня уже пропесочили по первое число, — сказал Леша, рассердившись. Когда он это делал, его голос поднимался к фальцету.
Появлялась гнусавость, которую я ненавидела. Внезапно эта ненависть разрослась до таких размеров, что перекинулась на весь образ Леши. Я поняла, что мне омерзительно даже вспоминать, как его тело лежало на моем, как склеивалась от пота наша кожа. Его сперма на моем животе.
— Люда, — сказал он.
— Отстань от меня.
— Почему ты так вдруг? Я ничего не делал тебе. Это очень плохо, скверно, что ты попала в такую ситуацию. Но я-то ничего не могу изменить…
Почему-то я вспомнила один из фильмов, которые смотрела, привязанная к стулу.
— Да, ты не можешь.
— И не надо ко мне так относиться, будто я враг народа…
— Ты много о себе думаешь…
Он вздохнул в трубке, это был вздох ярости. Я чувствовала, как Леша злится.
У него были возможности похитить меня, но не было мотивов. Вот в чем закавыка. Иначе бы его давно взяли под стражу. Да и обыск ничего не дал.
— Ровно столько думаю, сколько могу себе позволить. То есть, ты думаешь, что это я?
— Не надо говорить ерунду всякую. Если я не бегу со всех ног к тебе в объятия, это ничего не значит. Тогда могло бы быть что-то, а сейчас уже нет.
— Почему?
— Ты заводишь старую песню, Леша. Мы это проходили сто раз.
— Не сто раз. И я до сих пор не понимаю, почему ты ушла впервые, тогда…
— Не понимаешь? Тогда я не объясню. Может, и поэтому тоже — ты видишь только себя, заботишься только о себе, балуешь только себя. И любишь только себя в себе.
— Что?
Тут я, кажется, переборщила.
— Да как ты смеешь? Я из кожи вон лез…
— Да весь вылез!
Ох, какое это было наслаждение — поступать несправедливо. Никогда не думала, что может быть так. Я обвиняла человека в том, чего он не делал!
Леша, конечно, был порядочным эгоистом, но трактовать его привычки таким образом было нелепо. Своей наглостью я его обезоружила. Он некоторое время молчал.
— У тебя что сегодня — проблемы какие-то? Не с той ноги встала?
— У меня давно проблемы, если ты не в курсе.
— Не хватай меня за язык, я тебе ничего не сделал.
— Но ты ничем не можешь доказать, что не похищал меня.
— А разве кто-то сомневается? Серьезно? Ты думаешь, что…