— И все?
— Все?
— Он тебя…
— Нет, кажется.
— Невероятно.
— Что?
— В голове не укладывается.
— А у меня не укладывается, как я еще жива.
— Мы что-нибудь придумаем.
— А что здесь можно придумать?
— Не знаю, — сказала Таня, — ты меня врасплох застала. Стоило только отлучиться из дома, как началось невесть что…
— Тебе хорошо, ты далеко, а я-то здесь сижу.
— Я приеду завтра. Ну, если будет что-то совсем плохое, появлюсь раньше.
Спасибо тебе, Танечка…
— И ты не можешь вырваться?
— Нет, много работы. Никак. Мне уже идти надо. Я позвоню попозже еще.
Ладно?
— Ага, только есть еще одна новость, она тебя обрадует.
— Говори.
— Я вчера затопила соседей. Оставила воду, она текла в ванну с водой, а пробку я не вытащила. Вода полилась на пол, и просочилась вниз, прибежал сосед и устроил скандал.
— Люда… Я же тебе…
— Я ему сказала, что когда хозяйка, ты, приедет, то вы все и обговорите. Ну как я еще могла поступить? Что сказать?
— Люд…
— Прости меня, я не хотела. Это случайно. Ну, я оставила воду — что, теперь меня убить за это? — Мой голос стал точно у ребенка, которого ждет неотвратимое наказание.
— Люда, спокойно. Тебе надо принять таблетку и поспать.
— Я всю ночь спала!
— Тогда просто полежи, но главное — успокойся, иначе это плохо кончится! Ты на пределе. Я все поняла, я все решу, все проблемы, когда вернусь. Ты об этом не думай, не забивай голову. Жди меня, никому не открывай. Ты сейчас на все замки закрылась?
Я вспомнила, что не успела задвинуть засов.
— Все закрыла.
И, конечно, я не скажу ей, что рядом со мной здоровенный кухонный нож.
— Я с ума сойду, — засмеялась Таня. Мне стало обидно, я посчитала, что это она надо мной. — Все летит вверх тормашками…
Тут я с ней была согласна. Времени не остается. С минуты на минут должно грянуть что-то… Я зажмурилась. Веки сомкнулись поверх протезов.
— В общем, ты поняла, что надо делать?
— Взять себя за одно место.
— Что? А, ну да. — Таня снова засмеялась. — Давай, пока, я еще позвоню.
Держи уши на макушке и хвост пистолетом.
Мы распрощались. В душе у меня осталось острое чувство недоговоренности, чего-то, что мы упустили. Будто бы я бегу, не успевая рассмотреть то, что находится рядом со мной, и не могу остановиться.
Наверное, это из-за того, что Таня не очень-то верит мне. Раньше мы были на равных, — насколько это возможно, — а теперь я взяла на себя роль ненормальной, а Таня изо всех сил делала вид, что остается здравомыслящим человеком. Ей некогда. Она завалена важной работой, а я от безделья извожу себя дурацкими фантазиями. Я не сомневалась, что Таня именно такого мнения обо мне.
Пусть думает, как ей захочется, приказать ей поверить мне я не в состоянии. Положив трубку, я подтянула колени к лицу и закрыла руками голову. Как хорошо было бы спрятаться куда-нибудь поглубже в землю.
Потом были двадцать минут хаотичных перемещений по квартире, когда я в полушоковом состоянии натыкалась на углы и косяки, ударяясь коленями и пальцами ног. Я выла и рычала от боли. Большую часть времени я нее помнила, что делала, за редким исключением. Я нашла в ванной мои вчерашнюю одежду и пахнущие мочой джинсы и трусики. Их я замочила в тазу, вспомнив при этом, что до сих пор не проверила замки. Чем дальше в лес, тем больше дров — я схожу с ума…
Потом я открыла внутреннюю дверь — запертую на оба замка, между прочим.
Ощупала внешнюю. Конечно, засов не задвинут. Эта проклятая штуковина пятнадцати сантиметров длиной чуть меня не угробила. Эта мерзкая железка пустила в дом маньяка. Ясно, что она с ним в сговоре. И замки в сговоре с этим психованным убийцей… Ход моих мыслей в тот момент был поразительно логичным, кристально чистым. Я радовалась ему, потому что считала, что права. Мир обрел некую логичность, которой ему не хватало. Задвинув засов и пообещав ему отомстить, — как-нибудь попозже, — я пошла умываться. Придя в ванную, я поняла, что кухонный нож по-прежнему у меня в руке.
Часть IV. Бритва
Глава двадцать шестая
Положив нож на край раковины и умывшись, я услышала какой-то незнакомый звук. Сначала я дико испугалась, но тут же где-то в мозгу сработало узнавание. Странно, что реакция так запоздала.
Видимо, на какое-то время, разум у меня помутился. Когда тьма перестала быть такой тяжелой, я поняла, что звонит телефон. Я побежала к нему через все квартиру, в большой комнате своротила с места столик. Чуть не растянулась на ковре. Телефон подождал, пока закончу свое представление.
Абонент на том конце провода был терпеливым.
— Добрый день, говорит Алексей Морозов, я следователь, веду ваше дело.
Вы ведь Людмила Прошина?
Я молчала, стискивая трубку еще влажной рукой.
— Я.
— Алло?
Голос у него был молодой и приятный. Мне сразу представился голубоглазый блондин высокого роста.
— Я тут.
— Я хотел бы с вами поговорить связи с новыми обстоятельствами.
— Да…
Я не могла придти в себя. «В связи с новыми обстоятельствами» — это прозвучало так же, как если бы он сказал: «Вы приговорены к расстрелу!» Для меня не было разницы.
— Мне необходимо поговорить с вами лично, не по телефону. Дело важное.
— А что случилось?
— Я не могу обсуждать это так, поймите.
— Но ведь дело закрыто. И уже давно.
Мой голос звучал нормально. Или так мне казалось.
— Его снова открыли в связи с новыми обстоятельствами. Ваша роль в нем далеко не последняя.
— Какая именно?
Блин, перестань разыгрывать идиотку?
— Мне нужно поговорить с вами лично. — Да, следователь был терпелив. — Когда вы сможете это сделать?
— Не знаю. Вообще-то, в любой момент.
— Хорошо. Назовите ваш адрес, я выеду сразу же.
— Ладно.
Я назвала.
— С вами ничего странного в последнее время не происходило? Звонки или что-нибудь похожее? Записки?
— Нет. — Во рту у меня пересохло. Я не знала, что и думать.
Поняла лишь одно: вот оно, началось. Дурные предчувствия меня не обманули.
— Хорошо. Я выезжаю. Вас предупредить, когда я буду возле вашего дома?
— Да, позвоните по этому же номеру.
Мы распрощались, а следующий час, пока он ехал, показался мне самым жутким и длинным в моей жизни. Не знаю, как я смогла выдержать это. Я выкурила четверть пачки, даже не почувствовав.
Глава двадцать седьмая
Что я могу сказать о нем? «Внутреннее зрение», — словно в ответ на мое непреодолимое желание, — включилось примерно за пять минут до телефонного звонка следователя, и когда он вошел в квартиру, я уже могла рассмотреть гостя во всех деталях. Конечно, я продолжала притворяться полностью слепой.
Это было нетрудно. Морозов вошел и окинул прихожую внимательным, профессиональным взглядом. Я не ошиблась в нем. Действительно: высокий стройный светлоглазый блондин. Может, чересчур киношный. Его вид подействовал на меня успокаивающе. Ничего общего с сонным, вечно сопящим и мучающимся Гмызиным у него не было. Этот следователь знал, что делал, и видел конечный результат.
Войдя, он назвал себя полностью, зная, что я не могу прочесть того, что написано у него в удостоверении. Я поняла только, что он старший следователь. Молод для этого, но мне не было до таких деталей никакого дела.
— Проходите в комнату. Будете чай?
— Чай. Пожалуй, да. Благодарю. — Он сунул свою кожаную папку с документами под мышку и занялся обувью. Поискал глазами тапочки, и я заметила кольцо на его пальце. Ясно, семейный.
Еще раз указав на комнату, я пошла на кухню делать чай. Следователь поглядел мне вслед, анализируя мое поведение, и сделал какие-то свои выводы С приходом Морозова я не чувствовала такого нервного напряжения, как раньше. В конце концов, он пришел все мне рассказать. Еще пара минут ожидания меня не убьет. Приготовив чай, я принесла все необходимое для этого в комнату. Морозов, соблюдая врожденный такт, сидел на краю дивана. Он хотел помочь мне, но я была быстрее и поставила поднос на столик.
— Вы хорошо ориентируетесь, — сказал следователь. Без иронии, восхищения или раболепия, продиктованной излишней вежливостью. Так профессионал хвалит профессионала, констатируя его достижения. Мне это понравилось. Сдержанно, трезво и не унижает ничьего достоинства.
— Я привыкла, — сказала я. — Но спасибо. Я закурю.
— Конечно. Значит, и мне можно.
— Пожалуйста.
Мне хотелось прекратить этот обмен любезностями и приступить к делу. Я предоставила Морозову самому наливать чай, и с этим делом он справился на пятерку.
Я закурила. Он подвинул мне пепельницу. Я кивнула.
— Итак? Дело открыли, вы говорите? Почему? Гмызин мне сообщал, что никаких шансов найти преступника нет…
— В общем, так оно и было. Но произошло кое-что, что заставило нас вернуться к нему и начать все заново.
— Что же?
— Вы знаете Елену Гладкову?
— Ну. Это подруга моего знакомого.
— Артура Векшина?
— Да.
— Она убита. Предположительно, вчера днем.
Я закашлялась и уронила сигарету. Морозов поднял ее со столика и вручил мне. Невозмутимый русских бог, на его лице не было ни капли смущения. Ему не впервой сообщать такие вести. Но мне слушать их — пока еще непривычно…
— Сам Артур Векшин пропал, — добавил Морозов, не дав мне толком очухаться.
— Умерла… Пропал… Что с ним?
— Неизвестно. Его телефон не отвечает. Дома никого не оказалось.
Никаких следов.
— Как это?
В голове у меня крутились подробности нашей встречи с Леной. Ее слова, ее страх, ее жалобы на то, что она просто помешана на Артуре. Так говорил человек, находящийся на грани отчаяния. Я ничего не понимала.
— Мы проникли в квартиру, так как… подозревали участие в этом деле Векшина, но ничего подозрительного не обнаружили.
— Я не понимаю, — сказала я. — Вы сказали, что мое дело открыто,