Куприянов ошеломленно смотрел на меня. Он был уверен, что я сломлен, уничтожен, повергнут в прах… Говоря все это, я пристально наблюдал за его лицом. И выражения на нем менялись с непостижимой быстротой. Несколько раз Куприянов хотел меня прервать, но я взглядом останавливал его, и он, как ни странно, уступал мне. На лице его попеременно отражались гнев, возмущение, презрение и что угодно, только не сомнение в своей правоте. Мои слова ошеломили его, но отнюдь не поколебали. Глядя в его светло-серые глаза, я подумал, что раз этот человек не понял меня сейчас, значит, никогда не поймет. Просто не сможет заставить себя понять…
— Это что же получается? Вы меня отчитываете? — совсем тихо спросил он и повернулся к Бутафорову. — Ты слышал что-нибудь подобное?
В течение всего этого словесного поединка Бутафоров молчал. Он снова закурил и, прислонившись спиной к высокому коричневому сейфу, внимательно наблюдал за нами. Один раз я поймал его задумчивый и какой-то отрешенный взгляд. Можно было подумать, что Николай витает где-то далеко-далеко… Второй раз мне почудилось в его быстром пристальном взгляде если не одобрение, то, по крайней мере, понимание.
В ответ на обращение Куприянова Николай промолчал. Не найдя у Бутафорова поддержки, секретарь снова уставился на меня. Я спокойно выдержал его пронизывающий взгляд. И тогда он сказал:
— Я понимаю, что Великие Луки по сравнению с Ленинградом… Может быть, вам захотелось снова в Ленинград? Нам случалось на бюро разбирать дела коммунистов-ленинградцев, направленных сюда после института. Бывало и такое, что способный инженер специально заваливал свою работу для того, чтобы его поскорее уволили…
— Борис Александрович, вы не правы, — впервые подал голос Николай. — Я хорошо знаю Бобцова, и обвинять его в подобной чепухе несправедливо. Ему не нравится продукция, которую выпускает его завод. Заказчики берут ее потому, что другой нет. По совести говоря, домишки они клепают действительно того…
— Проекты, как ты изволил выразиться, «домишек» утверждены Советом Министров СССР. И нам никто не позволит их изменять!
— Я предлагаю съездить в деревню… — Николай взглянул на меня. — Все забываю название…
— Стансы, — подсказал я.
— …И посмотреть на новый поселок, который Бобцов строит для Васина.
— Ты никак с ним заодно? — оторопело воззрился на него Куприянов.
— Я за истину, — коротко ответил Бутафоров.
— И ты допускаешь мысль, что он… прав?
— Я этого не утверждаю, но считаю, что со всем этим делом нужно детально и серьезно разобраться.
— Ты знал, что он все это затевает?
Разговор пошел такой, будто меня в кабинете не было.
— Знал, — после некоторой паузы уронил Бутафоров.
— И мне не сказал?!
— Это ничего бы не изменило: Бобцов уже начал выпускать детали для новых домов.
— Хотел ты этого или нет, но на поверку получается, что ты своим молчанием попустительствовал Бобцову, — сказал первый секретарь. — А вмешайся ты своевременно в это дело, ничего подобного бы не случилось.
— Я не хотел мешать Бобцову, — ответил Николай.
— Но к чему все это приведет, ты знал?
Куприянов оставлял Бутафорову последнюю лазейку. От того, что сейчас ответит Николай, очень многое зависело. Были поставлены на карту личные отношения этих людей, а Куприянов хорошо относился к Николаю и ценил его, как умного и опытного партийного работника, кроме того, Куприянов такое поведение Бутафорова мог расценить, как отклонение от линии горкома партии и прямой выпад против него, Куприянова, лично.
И Николай ответил, причем не колеблясь:
— Я это знал.
— Я отказываюсь тебя понимать… — Разгневанный взгляд Куприянова снова остановился на мне.
Я понимал, каких трудов ему стоило сдержаться, но он взял себя в руки и тяжелой поступью направился к двери. На пороге, не оборачиваясь, коротко бросил Бутафорову:
— Закончите разговор — зайди ко мне.
Как только за первым секретарем захлопнулась дверь, Бутафоров повернулся ко мне. И что удивительно, лицо его было не таким хмурым, как когда я вошел к нему.
— Придется, Максим, теперь вместе расхлебывать кашу, которую ты заварил…
В таких случаях не нужны никакие слова. И без слов все понятно. Мы стояли совсем рядом. Я нагнул голову и боднул Николая в плечо. В ответ он ткнул меня кулаком в живот.
— Душно, — сказал Николай. — Хотел с тобой прокатиться в эти… как их?
— Стансы, — улыбнулся я.
В кабинет вошла секретарша и, как-то странно взглянув на меня, сказала:
— Возьмите трубку… У вас на заводе что-то случилось.
Тяжелое предчувствие кольнуло сердце. Снимая трубку, я еще успел подумать: «Ну, пришла беда — отворяй ворота!» В следующее мгновение я услышал взволнованный, прерывающийся голос Любомудрова… Когда я повесил трубку, Николай с тревогой заглянул мне в лицо.
— Авария? — спросил он.
— Хуже, — ответил я. — На строительной площадке погиб молодой рабочий… Вася Конев.
Я не помнил, как выбежал из горкома, вскочил в машину и рванул ее с места. Тропинин (он сидел в машине) хотел что-то спросить, но, взглянув мне в лицо, промолчал, только рукой осторожно дотронулся до плеча. Так мы и молчали всю дорогу до деревни. Да я и забыл, что рядом сидит секретарь парткома. В голове билась одна-единственная назойливая мысль: «Пришла беда — отворяй ворота!..»
3
Двухэтажное здание милиции спряталось в тени высоких лип. Улица тихая и небольшая, застроенная массивными кирпичными зданиями. Белокурая девочка из окна второго этажа бросала на тротуар кусочки булки. Птицы суетливо бегала за подпрыгивающими крошками и жадно хватали их. Девочка негромко смеялась, и голубой бант качался в ее волосах. Солнце запуталось где-то в яркой листве лип, и здесь на тротуаре не так жарко.
Во дворе милиции стояли желтая с синими полосами милицейская «Волга» с крупной надписью «ГАИ» и два мотоцикла с колясками. Тут же приткнулся к забору бежевый разбитый «Запорожец». Капот расплющен, в окнах льдинками торчат осколки растрескавшихся стекол. Милиционеры проходят мимо, не обращая внимания на машину, для них это дело привычное, а я долго стою и смотрю на покалеченный «Запорожец». Где и когда произошла катастрофа? И жив ли водитель?.. В последние годы неожиданно люди почувствовали, что без автомобиля и жизнь не в жизнь. Автомобилей сейчас много выпускается. Почти каждому загорелось купить автомобиль! Люди годами экономят, откладывают на желанную покупку деньги, ждут терпеливо своей очереди, наконец покупают… и случается, чуть ли не в первый выезд попадают в жестокую аварию. Новенький красивый автомобиль превращается в груду покореженного металла, а неопытный водитель, если остается жив, попадает надолго в больницу и иногда выходит оттуда на всю жизнь калекой… Почему такое случается? Ведь машиной может управлять не каждый, а следить за ней, ухаживать, ремонтировать и тем более. Чтобы получать от автомобиля удовольствие, нужно иметь, как говорят, техническую жилку. Для иного любителя покопаться в потрохах автомобиля — одно удовольствие, а другой не заглядывает под капот, пока мотор не откажет или колесо не отвалится…
— Максим Константинович, какими ветрами занесло к нам? — прервал мои невеселые размышления звонкий приветливый голос.
Передо мной стоял голубоглазый подполковник милиции с университетским значком на сером кителе. Я встречался с ним на дне рождения Архиповой Валерии Григорьевны. Только тогда он был не в форме. Кажется, фамилия его Добычин, а вот как имя-отчество, убей бог, не помню. А он вот запомнил. Правда, у работника милиции и должна быть прекрасная память. Оттого что никак не удавалось вспомнить, как его зовут, я нахмурился, что не укрылось от внимательного ока подполковника.
— Что-нибудь случилось? — поинтересовался он и неожиданно весело рассмеялся. — Такое уж наше заведение, что сюда в основном приходят не радостью делиться, а горем… Авария, убийство, кража…
— Несчастный случай, — сказал я. — Вчера на стройке погиб один мой рабочий. Мне хотелось бы со следователем поговорить.
— Вы подозреваете, что это не просто несчастный случай?
Хотя мне и было невесело, теперь я улыбнулся:
— Просто несчастного случая вам мало? С автокрана сорвалась железобетонная плита — деталь для строящегося дома — и наповал убила рабочего.
— При чем же тут милиция?
— Дело в том, что этот рабочий был на бракосочетании своего приятеля, а я его чуть ли не силой посадил в свою машину и вместе с бригадиром отвез на строительство… Понимаете, если бы я этого не сделал, Вася Конев был бы жив.
— Он пьяный был? — Подполковник уже не улыбался.
— Не успел еще и капли в рот взять. Я их прямо из Дворца бракосочетания прихватил.
— Он взял отгул?
— Да нет…
— Значит, вы встретили у загса своего рабочего, который совершил прогул, посадили его в машину и отвезли на работу? Трезвого?
— Все было так, — подтвердил я.
— Конечно, в обязанности директора завода не входит разъезжать по городу, ловить прогульщиков и лично отвозить на работу… — усмехнулся Добычин. — Но в данном случае никакой даже косвенной вашей вины я не вижу.
— Но если бы я его не забрал со свадьбы, он был бы жив.
— Если бы вы встали утром на пять минут позже, а по дороге на завод ваша машина отказала или вы решили заехать к знакомому… Или начнем с другого конца: если бы жених вдруг в самый последний момент разочаровался в невесте и свадьба расстроилась бы, тогда ваш рабочий не присутствовал бы на бракосочетании, вовремя вышел на работу — и ничего бы вообще не произошло…
— Вы меня разыгрываете? — хмуро взглянул я на него.
— Извините за школьный пример. Случайность, закономерность… Или теория относительности? — рассмеялся подполковник. — Пройдемте ко мне в кабинет.
Я поднялся вслед за ним на второй этаж. В узком коридоре, тускло освещенном единственным окном, выходящим во двор, было густо накурено. Возле двери с надписью «Автоинспекторы ГАИ» сидели на приставных стульях и стояли посетители.