и уважает все общество?
— Успокойтесь, Людмила Андреевна, — не повышая голоса, прервал ее Крылов. — Ваши знакомые это еще не все общество. Коль вы не хотите рассказать правду, придется во всем разбираться по порядку. Итак, первый вопрос: знаете ли вы жителей Смоленска Писляка Георгия Андроновича и Проскурина Виктора Евгеньевича?
Это был первый удар. Антонова хотела что-то сказать, но так и осталась сидеть с отвисшей челюстью.
— Что же вы не грозите нам больше властями и газетами? — улыбнулся Крылов и, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос. — Возможно, вас не затруднит сказать, с кем вы посещали деревню Залужье незадолго до того, как там сгорел дом вашего нынешнего супруга? Я имею в виду неких двух мужчин, которые якобы брали на себя ремонт этого дома. А заодно поясните, с какой целью вы обрабатывали двух мужчин, в обществе которых были задержаны, и за какую услугу принесли им монеты из червонного золота? Может, хватит вопросов?
Антонова, бледная как полотно, во все глаза смотрела на Крылова. А он между тем позвонил дежурному.
— Пришлите ко мне старшего группы по изъятию ценностей.
Вошел Крылов-младший. Антон Михайлович протянул ему лист бумаги:
— Вот тебе список. Разбей своих хлопцев на четверки, пусть пойдут по этим адресам и, допросив хозяев, потребуют с них то, что оставила Людмила Андреевна на хранение.
— Да, но тут же семнадцать адресов, — возразил Алексей. — У меня людей не хватит.
— Зайди к Гарбузу, он выделит из резерва.
Алексей ушел, а Антон Михайлович снова обратился к Антоновой:
— Итак, семнадцать человек. Мы никого не упустили? — Он взял со стола копию списка и протянул ей. — Вот, извольте проверить.
Антонова механически протянула руку, взяла бумагу. Пробежала ее глазами и положила на стол.
— Господи, что ж мне делать?
— Говорить правду. Пожалуй, в этом единственное для вас спасение.
— Скажите, а как вы узнали про пожар? — Этот вопрос означал, что запирательство кончилось.
Крылов чуть заметно улыбнулся:
— Нет ничего тайного, что не стало бы явным.
— У меня еще один вопрос. Стало быть, вы знали, что готовится убийство Антонова?
— Как видите, знали.
В этот момент ожил телефон. Звонил Шяштокас:
— Антон Михайлович, имей в виду, что мы нашли то самое письмо Антоновой в Смоленск. Оно лежало в дамской сумочке в ее спальне.
— Хорошо. А он как ведет себя?
— Кто, Антонов? Говорит, что теперь ему не о чем жалеть и он готов дать любые показания.
— Хорошо. Продолжайте обыск. — Крылов положил трубку, посмотрел на Антонову. — Письмо, которое вы писали в Смоленск, найдено.
— Это что же, обыск в мое отсутствие? — снова деланно возмутилась Антонова. — Вы же можете все что угодно вписать в протокол. Насколько мне известно, присутствие кого-либо из хозяев при обыске в их доме всегда было обязательным.
— И сейчас обязательно.
— Но я же сижу здесь, а ваши сыщики переворачивают мой дом.
— Обыск производится в присутствии хозяина.
— Какого еще хозяина? Что вы мелете чепуху? Вы же сами знаете, что он мертв.
— Да нет, на этот счет у нас другие сведения, — улыбнулся Крылов.
— Так что, он жив?
— Конечно. Неужели вы думаете, что мы могли бесстрастно наблюдать, как вы будете расправляться с человеком? Мы же не царская полиция и не охранка. Любомир Святославович жив. Вы, Людмила Андреевна, явно поторопились распылять ценности. Итак, я спрашиваю: согласны ли вы дать правдивые показания? Повторяю: это будет учтено при определении меры наказания.
— Да-да, я согласна. — Антонова закрыла лицо руками.
— Тогда у меня к вам вопрос: откуда вы знаете Данилу?
— Я его знаю по Смоленску... Теперь уже все равно. Мы с ним были дружны.
— Как его звали тогда?
— Кузьма Константинович Венчиков. Он был жандармский офицер. Кажется, ротмистр.
— А почему вы его искали у цыган?
— Мне сказали, что он под кличкой Данила выполняет какое-то задание. А он, насколько я знала, нередко прибегал к услугам цыган.
— Вы хотели, чтобы он помог вам избавиться от мужа?
— Да.
— За плату?
— Конечно, у него всегда была слабость к золоту.
— Хорошо. Вот вам бумага, присаживайтесь поближе к столу и пишите.
— Да, но как я объясню, какие мотивы?..
— Пишите: черт попутал. Не забудьте о Венчикове.
ПО ПРАВУ СВОБОДЫ
Гарбузу и Крылову пришлось изрядно потрудиться, чтобы выполнить поручение Михайлова: добиться доступа в места, где находились арестованные солдаты, и организовать там соответствующую работу. Труднее всего пришлось в тюрьме. Меньшевикам удалось вернуть на прежнюю службу многих бывших тюремщиков, и те ревностно несли службу — ни дать ни взять голодные псы, дорвавшиеся до еды.
Стоило Гарбузу или Крылову появиться у ворот тюрьмы, как начиналась волокита. Тюремщики с плохо скрываемым удовольствием гоняли их от одного начальника к другому, а когда они в конце концов проникали в тюрьму, то за ними по пятам ходили соглядатаи.
Неожиданно добрую службу им сослужил уже знакомый Гарбузу надзиратель — тот самый, что в свое время помог установить настоящую фамилию Данилы. Именно благодаря ему удалось наладить связь с арестованными солдатами-большевиками и даже направить в тюрьму небольшую группу агитаторов. Постепенно работа в тюрьме наладилась и пошла даже лучше, чем в других местах. Тогда Гарбуз предложил хитроумный план: перевести в тюрьму наиболее активных и подготовленных большевиков из гауптвахт, казарм, Доминиканского монастыря и женской гимназии, чтобы в дальнейшем освободить их всех вместе.
Осуществить первую часть этого плана не составило труда. Подействовало само магическое слово «тюрьма»: конечно же, за тюремными стенами большевики будут в самой надежной изоляции.
Готовя второй этап операции, Гарбуз исходил из собственных многолетних наблюдений: тюремщикам при всем их служебном рвении больше, чем кому-нибудь, свойственны тупость и отсутствие разумной инициативы.
— Понимаешь, — с жаром убеждал он Михайлова, — у всех тюремщиков есть одна общая черта: они, когда видят начальство, теряют способность мыслить и беспрекословно выполняют любой приказ. Предлагаю воспользоваться этим.
Михайлов задумался. Приближалось 18 июня — день, на который была назначена грандиозная демонстрация рабочих, крестьян и солдат. Большевики знали, насколько сложно будет обеспечить безопасность демонстрации и митингов, и заранее строили расчеты на том, что в помощь милиции и рабочим дружинникам будут привлечены освобожденные из-под ареста революционные солдаты. Но их предстояло еще проинструктировать, научить, как действовать в той или иной ситуации. А времени оставалось в обрез. И Михайлов принял план Гарбуза...
Ранним утром 15 июня со двора штаба Минской милиции выехали три грузовика. В кузовах стояли вооруженные милиционеры. Впереди ехал легковой автомобиль. Рядом с шофером сидел Гарбуз, на заднем сиденье — Михайлов и Крылов. Перед массивными железными воротами тюрьмы колонна остановилась. Из боковой калитки выкатился маленький, пузатенький охранник. Как таракан, шевеля усами, вытянулся перед начальством, сидевшим в легковом автомобиле, взял под козырек и пронзительным, срывающимся до хрипоты голосом выкрикнул:
— Здравия желаю, граждане начальники! — Он не знал, кто перед ним, кому из сидящих в автомобиле надо рапортовать, и от этого совсем растерялся, был почти в панике.
Михайлов небрежно бросил:
— Я — начальник городской милиции. Отвори-ка, братец, ворота.
Охранник козырнул и опрометью бросился исполнять приказание. Через несколько минут автомобили уже были в просторном дворе тюрьмы. Здесь перед Михайловым предстал толстый, с жирным лицом и узкими глазками-щелками старший надзиратель. Михайлов протянул ему несколько исписанных листов (пригодились списки, полученные через Жихарева!) и тем же спокойным, негромким голосом сказал:
— Здесь значится двести тридцать два человека. Немедленно распорядитесь вывести их сюда, во двор, и построить.
— Но, господин... простите, гражданин начальник, у меня нет предписания, а у вас — разнарядки.
Михайлов достал из нагрудного кармана сложенный пополам листок:
— Вот мое удостоверение. Читайте: «Все граждане и должностные лица обязаны выполнять...»
Гарбуз вышел из автомобиля и, приблизившись к надзирателю, взял его за локоть:
— Потрудитесь выполнить приказ начальника милиции, если не хотите проехать с нами.
— Я, конечно, выполню, — вяло залепетал тюремщик, — но...
— Никаких «но»! Прикажите доставить этих людей сюда.
Старший надзиратель протянул бумаги двум своим подчиненным, навытяжку стоявшим у входной двери, и приказал выводить арестованных во двор. К этому времени милиционеры по команде Крылова выстроились в две шеренги по сторонам площадки, на которой обычно проводилось построение.
Примерно через полчаса арестованные были во дворе. Гарбуз провел перекличку и доложил Михайлову:
— Все налицо.
— Действуйте дальше, — тихо сказал Михайлов и повернулся к тюремщику. — Обращаю внимание на вашу личную недисциплинированность и нерасторопность. Вынужден поставить об этом в известность губернский комиссариат. Хотя в общем-то я вправе был поступить по закону военного времени.
Видимо, старший надзиратель на миг представил себя стоящим у тюремной стены, а напротив с винтовками наизготовку — строй этих вооруженных милиционеров. Лицо его стало мертвенно-белым, и он еле слышно пролепетал:
— Виноват... исправлюсь.
Колонна между тем уже была готова двинуться в путь. Впереди легковой автомобиль, за ним — грузовики, а затем в колонну по четыре — солдаты. По сторонам строя — цепочки вооруженных милиционеров. Михайлов в сопровождении подобострастно семенящего старшего надзирателя прошел к своему автомобилю, неторопливо устроился на заднем сиденье. Гарбуз сел рядом и приказал:
— Отворите ворота.
Старший надзиратель козырнул и ринулся к воротам. На бегу визгливо прокричал: