– Иванов, подъем, а то самое интересное проспишь! – прошипел он, выбирая среди приближающихся первую цель.
А Иванов, вздрогнув, попытался вскочить на ноги, но был остановлен прижавшей его к земле рукой младшего сержанта.
– Куда? Ты что, сдурел?! По-тихому, понял?
Тот понимающе кивнул, откинул плащ-палатку и, всем телом вздрагивая то ли от ночного холода, то ли от внезапно накрывшего его волнения, занял заранее подготовленную позицию.
Тем временем разбуженные Бебишевым бойцы уже заняли свои позиции и замерли в ожидании появления вражеского каравана.
«Духи слева? – лежа за камнем, Сергей все еще терялся в догадках. – Неужели разведка ошиблась? А может, перепутали в штабе? Да, конечно, в штабе! Блин! Ох уж мне эти штабисты, чуть не вляпались. Блин!» Но это был не худший вариант. Было бы хуже, если бы душманы их заметили, тогда либо пришлось бы вести бой на равных, либо духи вернулись бы в зеленку. А так, собственно, особо ничего не изменилось, разве что группа Есиповича может остаться без дел. Но это не страшно. Что ж, оставалось только ждать.
Сергей снова поднял бинокль и навел его на медленно выползающий из-за камней караван. «Лошади», – вновь удивился он, подсчитывая появлявшихся всадников. По данным разведки, караван должен был состоять из вьючных ослов, а тут лошади… Над этим тоже стоило бы поразмыслить, но времени не было, караван приближался, и весьма быстро. В бинокль было хорошо видно, что впереди ехал высокий чернобородый моджахед. Лежавший рядом замкомвзвода что-то бормотал, но на молитву это было не похоже…
– …Двадцать один, двадцать два… двадцать пять, – закончил подсчитывать Виктор, когда раздался голос взводного.
– Бебишев!
Старший лейтенант протянул бинокль присевшему рядом заместителю.
– Смотри! – отдав оптический прибор, Минохин снял автомат с предохранителя и не спеша навел ствол на ехавшего впереди всех бородатого духа.
Меж тем Виктор вытер проступивший на лбу пот и, немного приподнявшись над бруствером, посмотрел вдаль.
– Видишь? – не отрывая взгляда от прицельной планки, спросил старший лейтенант.
Бебишев кивнул.
– Да, – ответил он, быстро поняв, что ему хотел показать взводный. – Там двое европейцев, и это не пленные. Может, наемники?
– Похоже. Тем хуже для них. Давай, «пробегись» по нашим, их надо валить в первую очередь.
Бебишев снова кивнул и, двигаясь на четвереньках, прополз вдоль линии изготовившихся к бою разведчиков, еще раз напоминая, кому по какой части каравана вести огонь. Покончив с этим, он занял свою позицию и, подняв автомат на бруствер, тщательно прицелился.
Все это время Минохин, удерживая бородача на мушке, ждал, когда противник влезет в сектор поражения мины. Стояла такая тишина, что он отчетливо слышал цокот копыт вражеских коней и стук своего сердца. Черный провод, змеей просочившись через сложенные камни, заканчивался в подрывной машинке. Державший ее в руках Сыторчук нервно облизывал пересохшие губы.
Равшан неприязненно посмотрел на ехавшего впереди дядю и зло сплюнул. Из головы никак не желал уходить разговор, произошедший накануне.
– Дядя, – горячо доказывал Равшан, – вы не должны слушать Бориса и проходить ущелье днем. Почему нам не поступить, как всегда? Ахмад всегда будет рад принять нас и оказать гостеприимство. Хорошо отдохнув, мы сможем идти всю ночь.
Дядя Эсенбек, дородный, хорошо сложенный моджахед с черной окладистой бородой, горой высившийся над щуплым недокормленным племянником, криво усмехнулся.
– Равшан, путь через ущелье труден и долог, и только одному Аллаху известно, сколько отважных моджахедов и их скакунов, ступивших на тропу ночью, покоятся в его бездонной пропасти.
– Да, дядя! – горячо воскликнул Равшан. – Велико их число, но еще больше костей тех, кто необдуманно пустился в путь днем, остатки их тел, разорванные бомбами неверных, я видел своими глазами.
– Уймись! – строго одернул своего племянника Эсенбек. – Борис мой друг, я верю ему, если он сказал, что опасности не будет, значит, так оно и есть, он знает, что говорит. А теперь ступай и не приставай ко мне со своей болтовней.
Бородатый что-то заподозрил, а может быть, просто перестраховывался, но, тем не менее, гортанно крикнув, махнул рукой, показывая на скопище камней, за которыми засел взвод Минохина, ехавшему позади него духу, одетому в серые шаровары и коричневый жилет, надетый на такую же серую, как штаны, рубаху. Тот кивнул головой, и, слегка пришпорив коня, поравнялся с бородатым хозяином каравана и главарем небольшой банды Эсенбеком, который сказал что-то еще и почти дотронулся рукой до плеча, отправил моджахеда вперед. Тот покорно склонил голову и, дернув поводья, поскакал в сторону гряды.
Аркадий Бовин, ехавший следом за Эсенбеком и вот уже полтора года по поручению московского шефа занимавшийся контрабандой наркоты, был не в самом лучшем расположении духа. В очередной раз ему предстояло пройти по караванной тропе, узкой лентой вившейся над Ущельем слез. От одного воспоминания об этом ущелье у Аркадия волосы начинали вставать дыбом. Он горько раздумывал над судьбой, черной птицей изо дня в день кружившей над его бренным телом.
«Черт бы побрал хозяина со всеми деньгами мира, вместе взятыми! Что значат деньги, если их нельзя тратить ни здесь, ни в Союзе! Живешь и всего боишься: особистов, ХАДа, советских войск, даже душманов, которые считаются своими. А тут еще это ущелье, узкая тропа рядом с бездной…» Он вспомнил последний ночной переход и покрылся холодным потом: лошадь споткнулась и, увлекая его за собой, полетела в пропасть. Каким-то чудом ему удалось выбросить руку и, ухватившись за каменный уступ, задержать свое падение. Он помнил, как цеплялся за скользкие от крови камни и сползал вниз, плача от бессилия, а когда его лица коснулась холодная, воняющая сырой кожей веревка, это было великое счастье. Аркадий вздохнул и поправил левой рукой висевший на груди автомат. «Слава богу, что Борису удалось убедить этого бородатого «урюка» ехать днем. Нет, больше я никогда не вернусь к этому ущелью, только бы добраться до Пакистана! – Он покосился на едущего впереди Андрея. – Сам Борис с нами не поехал, а с этим малахольным Андреем я разберусь и, прихватив денежки… – он любовно погладил притороченный к седлу мешок. То, что в мешке лежат приготовленные для закупки товара деньги, а точнее, золото, он нисколечко не сомневался – его содержимое было настолько тяжелым, что ничем, кроме золота, просто не могло быть… – сделаю ноги, а хозяина я не боюсь, теперь у него руки коротки».
Подумав так, Бовин блаженно улыбнулся.
«А сколько, интересно, тут денег? Такого тяжелого мешка я еще не пере…» Треснувшая автоматная очередь вернула его к действительности. Он изо всей силы стеганул лошадь и, не обращая внимания на пальбу, поскакал вперед.
«Все, медлить нельзя», – решил Сергей.
– Подрыв! – крикнул он и плавно нажал на спуск. Перестук выстрелов потонул в грохоте взрыва. Ехавших впереди борцов за веру снесло начисто.
Чернобородый уткнулся лицом в гриву и вместе с конем полетел на землю. Дух, скакавший к гряде, заметил вспышки выстрелов, но, прежде чем он успел повернуть назад, его срезала короткая очередь Виктора. Окрестности огласились криками, грохотами разрывов и трескотней очередей.
Один из европейцев вел беспорядочную пальбу, укрывшись за трупом своей лошади; другой, пригнувшись к гриве коня, предпринял отчаянную попытку прорваться в сторону ущелья, но удача только посмеялась над ним. Граната «РПГ-18» ударила прямо перед лошадью, и его сознание потонуло в черноте разрыва.
Больше половины духов было перебито в первые секунды боя; уцелевшие хоть и укрылись за трупами, но вели огонь не целясь, по принципу «на кого бог пошлет», а бог сегодня был не на их стороне.
По лежащему противнику ударили Молотов и Иванов, методично переходя от одного лежащего тела к другому. Неплохо порезвился снайпер. Огонь из подствольников окончательно завершил начатое дело. Держась за горячее цевье автомата, Сергей сменил магазин и, выглянув из-за камня, посмотрел вниз, выискивая какое-нибудь движение, – никто не подавал признаков жизни. Поняв, что с противником покончено, он дал ребятам возможность еще немного поупражняться в стрельбе и только тогда приказал прекратить огонь. Наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь топотом копыт убегающей вдаль, чудом спасшейся одинокой лошади.
Услышав треск выстрелов, Карим-хан остановил своих людей. До выхода из ущелья оставалось около мили, и именно там шел бой. В основном работали автоматы, перемежаемые уханьем подствольных гранатометов и короткими злыми очередями «ПК». Он прислушался. Стреляли из «пять сорок пять», лишь изредка прорывались более басовитые очереди его предшественника «АКМа». «Шурави устроили засаду», – догадался Карим и хотел было поспешить на помощь, но передумал. Его люди устали, длинный переход по краю пропасти отнял всю ночь, хвала Аллаху, что никто из моджахедов не скатился вниз в ее бездонную глубину.
Спешить нельзя. Что из того, что еще несколько правоверных попадут в рай? Нет, он не будет торопиться, тем более что выстрелы стали затихать. Он удивился такой быстротечности боя и, оглянувшись назад, посмотрел на свой растянувшийся по ущелью караван.
Тремя днями ранее
– О, господин! – выбежав навстречу Кариму, обрадованно воскликнул караванщик. Его отданные в прокат ишаки были до основания загружены, но выглядели сытыми и ухоженными. – Я пришел не один, со мной сто воинов ислама. Дай мне своих людей, чтобы они могли пригнать твоих животных обратно.
«Моих людей… Итого, сто двадцать три сопровождающих, – быстро подсчитал в голове хозяин каравана. – Такой силе не сможет противостоять ни одна засада. – Он, продолжая подсчитывать возможную прибыль, заискивающе улыбнулся Карим-хану. Стоимость ста пяти ишаков он уже получил, а теперь рассчитывал заполучить их обратно целыми и невредимыми, но, ничего не сказав, улыбнулся еще шире и склонился в почтительном поклоне.