Людская река увлекла Женю, Сашу и Зиночку, понесла по течению, выплеснула в море Театральной площади. Чтобы не потеряться, они взялись за руки и поплыли, не сопротивляясь. Попадали в водовороты, покружившись, оказывались то перед эстрадой, то перед сказочными деревянными избушками. Купили по шарику и отпустили, как птиц, в голубое небо. Потом их вынесло к аттракционам. Очередь огромная. Но проныра Сашка, крикнув: «Мальчики! Держитесь за столб, чтоб не унесло-о!» — исчезла в толпе. А через пять минут выплыла, потрясая билетами: «Взяла на все-е!»
Покатались на «колесе обозрения». Потом Саша спросила:
— А на самолете со мной кто? Билета всего два.
— Пускай Зинка пикирует. У меня от этого чертова колеса аж очки вспотели! — весело признался Женя.
Самолет, набирая скорость, взмыл в небо. Выше. Выше. Руки вцепились в борта кабины. Брезентовые лямки врезались в плечи, а тело потеряло вес и неуправляемой пушинкой падало в бездну голубого неба. Земля куда-то пропала! Везде небо. Да еще впереди голова Саши с растрепавшимися волосами. Казалось, падение никогда не кончится. Но в неуловимый миг тело вновь приобрело вес. Он рос, рос. Теперь уже Земля с острыми верхушками деревьев, яркими домиками аттракционов, тысячами людских голов летела навстречу, всей громадой падала на Зиновия…
— Смотрите! Наши! Магакян и Углов в самолет садятся, — крикнула Зойка. — Я бы умерла от страха. Какая все-таки Сашка!
Сильва брезгливо вздернула плечами. А Валерка сказал:
— Чего ты, Зойка, разохалась! Они же сейчас «маму» кричать будут! После первого круга их высадят.
Самолет сделал мертвую петлю. Еще. Еще. «Маму» они не кричали. Валерка покраснел и испуганно подумал: «Пока они крутятся, нужно поскорее уйти. А вдруг Сильве взбредет в голову…» И едва Сильва открыла рот, он с перепугу гаркнул:
— Сильва!!!
Сильва вздрогнула. А Валерка сказал небрежно:
— Может, и мы… на самолете? Красота…
— Какая же порядочная девочка… — начала Сильва.
— Правильно! — перебил ее обрадованный Валерка. — Я же пошутил! Пойдемте лучше я вас мороженым угощу.
— А кататься? — удивилась Зойка. — Зачем же мы пришли?..
Сойдя с карусели, они нос к носу столкнулись с Сашей.
— Видеть ее не могу! — отворачиваясь, шепнула Сильва Валерке. — Так и перебегает дорогу везде… как черная кошка.
Валерка захохотал и сказал таинственно:
— Союз?!. Мы им еще такое устроим! Будут знать…
Сильва улыбнулась и в знак согласия кивнула головой.
В душе у Зиновия все кипело. И он решился — пришел к кабинету директора. Входили и выходили учителя, родители, а он все ждал, прижавшись к прохладной стене. Наконец, вышла плотная, среднего оста, женщина. На лацкане синего жакета — узкая орденская планка. Большие карие глаза ее в полутемном коридоре щурились. Она устало провела рукой по пышным черным волосам с пробивающимися на исках белыми нитями. Увидела Углова и улыбнулась:
— Ты кого ждешь? У вас же каникулы.
— Вас, — краснея, ответил Зиновий.
— Лицо мне твое знакомо, а вот фамилию никак не вспомню, — заходя за стол, сказала Алевтина Васильевна.
— Углов я… Зиновий.
— Вот ты кто! — Улыбка исчезла с ее лица, глаза погрустнели. — Хорошо знала твоего отца. Прекрасный, отзывчивый человек. Он много помогал нашей школе… Что-то уж очень ты бледненький, Зиновий. Ты не болен?
— Не-ет, — еле выдавил из себя Зиночка.
Директор подождала еще немного, давая ему успокоиться, и спросила:
— Так что ты хотел мне сказать?
Он собрался с духом и, вскочив, выпалил:
— Алевтина Васильевна! Переведите меня в другой класс!
— Почему? Тебя кто-нибудь обидел?
— Нет… Маме нельзя волноваться… а она опять вызывает!
— Кто вызывает? За что?
— Она… она меня ненавидит! — испугался своей смелости и затопился: — Я отвечал за весь год. И диктанты писал. А она сказала: переведу условно… только пусть мать придет…
Директор с удивлением смотрела на дрожащего Зиночку. Хотела сказать что-то, но передумала. Налила воды и приказала:
— Выпей и успокойся. — Подошла к двери и попросила секретаря — Принесите мне снова журнал пятого «б»… Ты ошибаешься, Углов. За что тебя могут ненавидеть? Ты сделал что-то плохое?
Зиночка помотал головой. Вошла секретарь с журналом. Алевтина Васильевна просмотрела оценки и улыбнулась:
— Вот все и выяснилось. Ты уже шестиклассник. Никаких «условно». И выбрось свои нехорошие мысли из головы.
— Правда?! — вскочил Зиновий. — И можно маму не вызывать?!
— Правда, — подтвердила директор.
— А она не передумает? — с тревогой спросил он.
— Елизавета Серафимовна?.. Не передумает. Ты скажи лучше, что с мамой?
— Сердце у нее… когда папа… часто болеет… Спасибо, Алевтина Васильевна! До свиданья, Алевтина Васильевна.
Едва он вышел, директор резко встала из-за стола:
— Да что же это такое! Только что состоялось это неприятное объяснение с родителями Савченко и Капустина, как явился Углов. И опять та же история. «Условно»!.. Нет, видно, тут без взыскания не обойтись, — она пододвинула к себе книгу приказов и попросила вошедшую пионервожатую: — Алла, найдите Елизавету Серафимовну и скажите, что я ее жду.
— Зинка! Ну что она сказала?.. Почему так долго? Мы хотели уже выручать идти! — наперебой спрашивали Саша с Женей.
А он не мог прийти в себя от счастья. Стоял и улыбался.
— Может, ты того? — Женя ткнул пальцем в висок. — Чокнулся?
— Ну говори же! Ведь все хорошо? — теребила за рукав Саша.
— Хо-ро-шо-о! — закричал Зиновий и побежал со двора.
Они догнали его, схватили за руки, смеялись, теребя. Зиночка, вновь переживая случившееся, рассказал им все.
— Молодец! — радовался Женя. — Я так боялся, что ты струсишь.
— Я говорила? Говорила! Алевтина Васильевна, знаешь, какая мировая! Человека насквозь видит!.. Пошли на Энгельса, газировки выпьем. Что-то во рту пересохло.
Выпив воды, они уселись в Первомайском саду. Саша сказала:
— Пока ты там парился, мы так хорошо придумали! Придем на завод и скажем: «Зиночкина мама часто болеет, потому что сердце… А если полечится — болеть не будет, а хорошо будет работать каждый день. Вам же еще и лучше!..» Ну как? Здорово?
— Ага, — сказал Зиночка. — Только мне стыдно за себя просить.
— Стыдно?! — налетела на него Саша. — Ты и к директору говорил «стыдно». И не себе просить, а маме! Понял?!
— А если нас выгонят?
— Не выгонят, — вмешался Женя. — Не имеют права. Папа мне рассказал. Профсоюз защищает рабочих. И должны, если правильно, сделать так, как рабочий просит. А у нас правильно!..
Полные решимости, подходили они к заводу. По крутой, как пароходный трап, железной лестнице поднялись на второй этаж. Остановились перед дверью с табличкой: «Председатель завкома…» Постучали — молчание. Еще раз — ни звука.
— Пусто, — сказал Зиночка, желая одного — поскорее уйти.
— Посмотрим, — шепнула Саша и глянула в замочную скважину — Есть! Женщина. Симпатичная. Эта сразу поймет!
Саша рванула дверь. Женщина удивленно посмотрела на них:
— Вам кого?
— Вас, товарищ Афиногенова, — ответил Женя. — Вы ведь Афиногенова?.. Нам нужна сердечная путевка в санаторий.
— Ой, уморил! — засмеялась она. — У тебя, что ли, сердце больное?
— Не смешно, — обиделся Женя. — У Зиночкиной мамы!
— У твоей, что ли? — спросила она, глядя на Сашу.
— Нет. Это его маме надо. Зиночки, — и указала на Зиновия.
— Он — Зиночка?!. Цирк какой-то! Он же пацан!.. Или говорите толком, или выкатывайтесь!
Они рассказали. Афиногенова порылась в бумагах.
— Нет. Угловой не можем. И работает она у нас без году неделю, и не проявила себя так уж очень…
— Так потому что болеет! — перебил возмущенный Зиновий.
— Слушай ты, мамин защитник! — рассердилась Афиногенова. — Ты чего орешь?! Отдыхать все желают. И вообще, тут не детский сад. Пусть мать сама приходит… Идите, идите…
Очутившись снова в пустом коридоре, друзья растерянно переглянулись. Первой опомнилась Саша:
— Надо на нее пожаловаться!.. К кому бы еще пойти?
И тут Зиночка вспомнил, как к ним приходил на праздники папин друг — Семен Семенович Дубровин. Большущий. Вся грудь медалями увешана…
— Дядя Семен еще тут работает, — сказал Зиночка. — Он тоже, как и папа, в парткоме.
— Так чего же ты молчал? Пойдем к нему! — потребовала Саша…
Над заводским двором завыла сирена. Обеденный перерыв. К столовой, заполнив проход между цехами, быстро приближались рабочие. Ветерок донес запахи железа, машинного масла, краски.
— Смотри, Зинка, не прозевай, — предупредила Саша.
— Давай! — крикнул он, увидев в толпе могучую фигуру кузнеца.
— Дядя Семен!.. Семен Семенович!.. Товарищ Дубровин! — в три голоса закричали они разом.
Дубровин увидал их, помахал рукой и пошел к проходной.
— Зиновий?! Вот молодец, что пришел проведать! — протягивая большую, темную от въевшейся копоти руку, сказал дядя Семен. — Знакомь с друзьями… Саша?.. Хороша Саша! А ты, видать, бойкая! Мальчишек не бьешь?.. Женя? Ну ты верняком профессором будешь. Почему?.. Наружность у тебя такая… внушительная.
От него веяло силой. Светлые глаза излучали добродушие.
— Что, ребятки, завод посмотреть? Или какое дело есть?
— Мы в завком ходили. А нас это… а путевка позарез нужна! А она бюрократка, — выпалила Саша.
— Стоп! Раз до завкома дошли, значит, дело серьезное. Разобраться надо. Айда в столовую. Там сразу два дела и сделаем.
— Да мы не хотим кушать! — возразил Женя.
— Зато я хочу. Это раз. А во-вторых, и вы хотите. Когда из дому?.. Ну вот, полдня прошло. Решено. Пошли.
За столом, рассказывая дяде Семену, не заметили, как выхлебали борщ, расправились с гуляшом и запили компотом.
— Как же это? Я ведь совсем не хотел есть, — обнаружив пустые тарелки, растерянно сказал Женя.
— Видишь, — засмеялся дядя Семен, — я прав. Быть тебе профессором. Только по рассеянности не сломай зуб мудрости.