Она весело рассмеялась собственной шутке, Настя в ответ лишь грустно улыбнулась. Заметив это, фрейлина оборвала свой смех.
— Ты чего такая смурная?
— За Глашу беспокоюсь, — ответила Настя, желая сменить тему разговора. — Что если её в казармах кто обидит?
— Значит, сама дура! — Дарья пристально посмотрела на Настю. — Что ты с ней, как курица с цыпленком! Она ж крепостная!
— Выросли мы вместе. Её мать моей кормилицей была… и потом все нянчилась.
— А, ну разве… — Дарья опять зевнула. — Тогда не денется никуда девка твоя. Вернется. Или дядя её приведет. Вообще не понимаю, за какой надобностью ты ее с собой взяла?
— Нельзя ей было оставаться. Сосед у нас… до таких девок охоч.
— До таких девок все охочи! Подол задрал и вся недолга, это ж не с благородной дело иметь! — заметила фрейлина.
— Так что, думаешь, за ней идти надо? — испугалась Настя.
— В казармы? Ты с ума сошла! И себя погубишь, и девку свою не спасешь. Сиди здесь. Вернется она жива-здоровехонька.
— С чего ты уверена?
— Так её ж с денщиком Белова видели! Почитай, амуры у них случилися!
Настя вздохнула:
— Амуры, твоя правда.
— Ну, так все уже знают, что она с ним, а с людьми Белова никто связываться не будет. Григорий когда шибко злой, так и прибить может ненароком!
— И что же, все так и оставить?
— Если не хочешь девку свою замуж отдавать, поговори сама с Беловым, пусть денщика своего прижмет!
Настя задумалась. Ей не хотелось лишний раз встречаться с Григорием, но с другой стороны…
— Наверное ты права, — наконец протянула девушка, заметив, что Дарья выжидающе смотрит на нее. — Надо к нему гонца послать.
— Вот еще, выдумала! Григорий завтра в наше время на караул заступит. В офицерской будет. Это от фрейлинской недалеко. Там все и выяснишь!
— А ты откуда знаешь, что он на карауле будет? — опешила Настя.
— Ой, Настасья, вот сразу видно, деревенская ты! — рассмеялась Дарья. — При дворе все про всех знают! Тем более Головина за Беловым почитай месяц бегала, проходу не давала. Мы уже все его дежурства выучили!
Она вновь отвернулась к зеркалу и внимательно посмотрела на цветок в волосах.
— Нет, уберу от греха подальше. Лопухину вон, государыня по щекам отхлестала, цветок с локонами срезала, а потом и вовсе в Сибирь отправила! До сих пор аресты идут.
При упоминании об арестах, Настя невольно вздохнула. Мысли вернулись к отцу. Каково сейчас Платону Збышеву в остроге сидеть?
О тюрьме Настя имела весьма слабое представление. Знала лишь, что там темно и сыро. Впрочем, Елисавета Петровна дала понять новой фрейлине, что с отцом особо лютовать не будут. Может, и не так все плохо. К тому же, следовало признаться в этом и самой себе, отцу было даже полезно побывать в остроге. Глядишь, и выпивать станет меньше.
— Что-то ты совсем загрустила, — заметила Дарья, выпутав розу из прически. — Пойдем во дворец! Там обед должны сготовить, государыня блан-манже заказывала, значит и нам достанется! Только плащ захвати — вдруг дождь будет!
Настя нерешительно посмотрела на фрейлину.
— Даш, ты иди, а я потом схожу…
— Из-за девки своей переживаешь? — догадалась фрейлина.
— Да. Я ж никогда руку на слуг не поднимала, окромя пьяниц беспробудных, а тут… — Настя закрыла лицо руками. — Господи, за что мне все это?
— Ты это что, опять плакать решила? — ахнула Дарья. — Нашла из-за кого! Так, пойдем! Поешь, там все и образуется.
Фрейлина буквально потащила Настю за собой ко дворцу.
Глаша появилась как раз после обеда. Вернее, когда Настя вернулась, крепостная была уже в комнате, тихо сидя на сундуке, который так и остался стоять у стены.
При виде хозяйки, девка вскочила с сундука, где сидела и с мольбой посмотрела на барыню.
— Анастасия Платоновна, простите… — тихо произнесла она.
— Глаша, это ты меня прости, — оборвала её Настя.
Девушки еще раз взглянули друг на друга и всхлипнув, кинулись друг другу в объятия.
— Пойдем отсюда, — предложила Настя, когда слезы поутихли. — Не ровен час, Лизетту разбудим.
— Да её из пушки не добудиться, — фыркнула Глаша. — Вы б Настасья Платоновна, тоже прилегли! Говорят, дежурство у государыни тяжкое!
— Ты же знаешь, что я не усну, — возразила Настя. — Особенно сейчас.
— Хотите, я вам чай заварю? — не дожидаясь ответа, Глаша вскочила и захлопотала: достала из сундука мешочек с травяными сборами, заварила чай.
Про Василия больше не говорили. Чай действительно успокоил Настю. Глаша расплела хозяйке волосы и долго расчесывала их, пока ту окончательно не сморило.
Проснулась Настя от шума. Она открыла глаза и долго пыталась сообразить, который час.
Дни были пасмурные и почти сливались с такой же светло-серой летней ночью, которую все называли «белой».
Лизетта уже поднялась и теперь сидела за небольшим столиком, распивая чай. Судя по запаху, один из Настиных травяных сборов.
Девушка бросила быстрый взгляд на стол, стараясь определить, какой именно, но в тусклом свете ей плохо было видно мешочки, разложенные Глашей на столе.
— Проснулась? — услышав шорох, Лизетта обернулась. — А я вот, похозяйничать решила, чай заварить из трав. А то у государыни все кофей да вино…
— Ты что, сама? — ахнула Настя, подскакивая к столу.
Девушка слегка побледнела: некоторые сборы она делала сама, вкладывая в них свою магию, чтобы усилить действие трав. И если Лизетта взяла один из этих, то последствия могли быть самые непредсказуемые.
— Конечно сама, девка твоя куда-то выбежала. Или ты против?
Быстро пробежав глазами по холщовым мешочкам, Настя выдохнула. На столе лежали лишь обычные укрепляющие силы сборы.
— Нет, только в следующий раз лучше спрашивай, — сказала она. — Тут травы разные. Не дай бог, потом как живот прихватит, и будешь вместо фрейлинской в кустах восседать.
Она быстро собрала мешочки, оставив на столе всего один, с самым простым сбором. Лизетта с опаской покосилась на чашку.
— Да ты пей, — Настя улыбнулась. — Эти безобидные.
Она тоже налила себе душистый отвар. Фрейлина придвинула ей блюдце с сушками.
— Вот, держи! У меня нянюшка так любила чаевничать. Говорила — попьешь чай, и все проблемы уйдут…
— Спасибо, — Настя вгрызлась в сушку. — Вкусная!
— Я их у бабки Нюши на рынке беру. Моя Манька бегает, когда время есть. Потом Глаше твоей покажет, у кого.
— Манька? — переспросила Настя.
— Девка моя, горничная. Я её сейчас в услужение к Голициной отправила. Уж больно Манька ей приглянулась. Оно и понятно: прически такие делает, ни один куаффюр не сравниться, а мне деньги нужны.
Настя кивнула головой. Она была наслышана, что многие дворяне отдавали своих крепостных в услужение или на заводы, получая за них ежемесячно причитающийся заработок.
— Так что мне должны из дома скоро новую прислать, — продолжала Лизетта. — А пока можно я твоей Глашей попользуюсь?
Настя задумчиво помешала ложечкой свой чай. Ей не нравилась бесцеремонность соседки, но и наживать врага на новом месте девушке не хотелось. Достаточно было одной Марфы. А ведь еще был Белов, всеми силами старавшийся исполнить приказ Елисаветы Петровны.
— Знаешь, Глаша у меня девка своенравная, как бы конфуза не случилось. Ты мне лучше говори, что надо, я ей поручать буду, если она не будет мне самой нужна, — осторожно предложила Настасья.
— Да? ну ладно, почитай и договорились! — Лизетта слегка натянуто улыбнулась, явно разочарованная ответом соседки.
Они еще немного поговорили ни о чем, пока в дверь не постучалась Дарья.
— Вы идете? — она заглянула в комнату.
— Куда?
— Так сегодня же у Самсона оперу поют! — изумилась фрейлина и посмотрела на Лизетту. — А ты не сказала?
— Нет, не успела, — отмахнулась та.
— Ну вот. Настасья, одевайся, пойдем!
— Так я одета, — девушка недоуменно посмотрела на свое платье.
— Ты же в этом днем была! — возразила Дарья. — Кто вспомнит, государыне доложит, а Елисавета Петровна этого страсть как не любит!
— Тогда может мне и вовсе не ходить?
— Ага. Указ петровский вспомни: кто театру без причины пропустит, того батогами бить!
— Будто кто меня заметит, — отмахнулась Настя. Идти вновь в парк и мерзнуть на ветру не хотелось.
— Марфа наверняка. Она ж на тебя злая… ужас как! — фыркнула Лизетта, — Нет уж! Одевайся и пойдем.
— У меня платья еще не готовы, — призналась Настя.
— Да? Тогда я тебе свое дам. Сейчас! — Дарья убежала, прежде чем девушка успела возразить, и вскоре появилась, неся в руках ворох голубой, расшитой серебром ткани. — Вот, мне маловато, а тебе в самый раз будет!
— Что, Дашка, разъелась на государевых харчах? — хмыкнула Лизетта.
— Я ж амуры не кручу, по офицерским комнатам не бегаю! — беззлобно отпарировала та.
— Ты это на что намекаешь?
— А кто с Воскресенским вчера в альковах прятался? Что, Лизка, небось целовалась?
— Ой, сама то! — фыркнула Лизетта, — три кадрили кто с поручиком Апраксиным на прошлой неделе танцевал, а опосля по парку гулял? Левшин потом еще злой, как черт ходил!
— Мы с Павлом Ивановичем фейерверхи смотрели! А Левшин на себя берет много. Я ему преференций не давала! — запротестовала Дарья, примеряя на Насте свое платье, — Лиз, фижмы свои дай, они попышнее будут, а то подол по земле волочится!
— Ага, — та порылась в своем сундуке, извлекая на свет пышные обручи. — Вот! На китовом усе!
— Я ж в них в дверь не пройду, — ахнула Настя.
— Пройдешь. Руками с боков сдавишь, и вся недолга́! — отмахнулась Дарья.
Не слушая более никаких возражений, фрейлины быстро надели на притихшую подругу платье.
— Теперь волосы наверх убрать, гребнем заколоть, а у виска выпустить! — Дарья легко причесала Настю. — Пудрить не будем, не успеваем! Губы покусай, а то бледные!
Лизетта с готовностью протянула соседке небольшое зеркальце. Настя взглянула на свое отражение и ахнула: из зеркала на нее смотрела просто красавица. Воздушные кружева обрамляли хрупкие плечи, темные пряди, выпущенные на плечо, подчеркивали белизну кожи, а голубой шелк платья подчеркивал яркость глаз.