Прикладная психолингвистика речевого общения и массовой коммуникации — страница 17 из 47

Кроме того, в представленных материалах содержатся аналогичные утверждения о других национальностях; ср.: «Сегодня в Москве по неофициальным данным проживают 15 миллионов человек. Из них 1/3 – это в основном «кавказцы» и южане, которые нагло, бессовестно эксплуатируют русский народ».

2. Да, содержат. При этом, как ни странно, имеются заявления и утверждения, направленные на унижение национальной чести и достоинства не только евреев, но и русских. Ср.: «за жидовской мразью…», «пустыни, выжженной еврейской гнилью…», «картавые внушают…» и мн. др. Однако русский народ выступает в исследуемых материалах в следующем виде: «Наш народ, погрязший в пьянстве и воровстве, убивающий миллионы собственных детей через аборты и забывший о чувстве национального достоинства, пока что не заслужил победу в этой войне» (то есть с евреями).

3. Нет, не содержат. Многочисленные высказывания антиеврейской направленности «обосновывают» не неполноценность еврейского этноса, а якобы направленность всей деятельности евреев на мировое господство и уничтожение России и русских.

4. Да, содержатся.

Во-первых, в представленных материалах содержатся однозначные призывы к насильственным действиям против евреев, отвечающим содержанию ст. 357 УК РФ («Геноцид») – «действия, направленные на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы путем… насильственного переселения». Во многих местах содержатся прямые призывы к депортации евреев из России.

Во-вторых, в них содержатся также призывы к насильственному изменению конституционного строя РФ. См., например: «Колонизаторы навязали нам Конституцию, отрицающую национальный статус России…», «правительство грабителей», «вся юриспруденция тоже в руках этой братии», «Наступил сионистский беспредел. Он господствует под сенью ими же созданных фарисейских законов…», «финансы, управление – все прихватизировано сионистами», и мн. др. Вывод – «необходимо отстранение жидов от руководства Россией» в виде «хирургического вмешательства», то есть насильственных действий. См. также: еврейская нация «навязывает миру «демократию» и "права человека" – подлейший способ порабощения народов с помощью доллара». Аналогично утверждение о свободе слова. Напомним, что все эти понятия содержатся в Конституции РФ в числе основных гарантируемых ею ценностей.

Кроме того, в представленных материалах, в частности в передовой статье газеты «Русские ведомости», усматриваются высказывания, соответствующие содержанию ч. 1 и 2 ст. 129 УК РФ («Клевета»): «распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию» («клевета, содержащаяся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации») в отношении Президента РФ В.В. Путина и других должностных лиц РФ. Ср.: «Банда Березовского пока контролирует исполнительную власть и поставила на пост президента масона Путина… Он обнаружил себя врагом русской нации… Развитие экономики Путин ориентирует только на иностранные инвестиции, чтобы в России русским ничего не принадлежало». В другом месте: «Попытался Путин продержать три дня Гусинского в тюрьме, так ему, из-за океана, стукнули кулаком, он его и оттуда отпустил. То есть правят нами не русские, а из-за океана жидократия». Клевета усматривается также в отношении Швыдкого, Лужкова, Кириенко, Грефа и ряда депутатов Государственной Думы (Примаков, Жириновский, Явлинский).

Следует добавить, что представленные материалы оскорбляют религиозные чувства православных граждан РФ, так как утверждается: «Финансируя постройку церквей и поощряя проповеди по телевидению, евреи приобщают русских людей к религии, памятуя, что христианство – это религия рабов». И в другом месте: «жидовский Иисус».

Таким образом, экспертиза представленных материалов приводит к бесспорному выводу о правомерности возбуждения уголовного дела по ст. 282 УК РФ «Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды», ст. 280 «Публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации» и ст. 129 «Клевета».

(подпись)

Говоря здесь и далее об экспертизе, мы имеем в виду сам процесс экспертного исследования текста под тем или иным углом зрения, а не подготавливаемый на основе такого исследования процессуальный документ. С юридической (процессуальной) точки зрения экспертиза отличается от заключения. «Экспертиза – строгий жанр, предполагающий определенную форму… указание на то, что эксперты предупреждены об уголовной и гражданской ответственности; указание материалов, анализированных экспертами (о требованиях к этому документу см. ст. 77 ГПК РСФСР, ст. 191 УПК…). Экспертизы (заключения экспертов) выполняются по определению судебного органа или по постановлению правоохранительного органа… Заключение выполняется по запросу в учреждение адвокатов, учреждения, частного лица… Кроме того, исследование может быть представлено и в жанре "мнение эксперта" в случае обращения к эксперту как к частному лицу, а не как к представителю экспертного учреждения» (Цена слова… 2002, с. 199).

Из приведенного текста видно, что в содержательном отношении экспертиза (экспертное заключение) не отличается от просто заключения и от мнения эксперта: весь вопрос в том, по чьей инициативе осуществляется экспертное исследование. Если это суд или прокуратура, то мы имеем дело соответственно с судебно-психолингвистической или следственно-психолингвистической экспертизой. По запросу адвоката или сторонней организации (чаще всего в качестве такой организации выступает газета) результаты исследования описываются в форме заключения. Что касается третьего случая, то нам вообще непонятно, что здесь имеется в виду: что такое эксперт «как частное лицо» в отличие от «представителя экспертного учреждения»? Допустим (это реальный пример), в качестве эксперта выступает доктор филологических наук, профессор факультета иностранных языков МГУ им. М.В. Ломоносова Юлий Абрамович Бельчиков. Другой эксперт – главный научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН Леонид Петрович Крысин. Можно ли считать, что второй – «представитель экспертного учреждения», а первый – «частное лицо»? Или надо рассматривать факультет иностранных языков как «экспертное учреждение»? Вся проблема здесь в том, что привычные для суда и прокуратуры виды экспертизы (например, баллистическая, трассологическая, микроскопическая и мн. др.), включая сюда и инструментальное (фоноскопическое) исследование звучащей речи, как правило, связаны с работой целых коллективов; между тем лингвистическая и психолингвистическая экспертизы осуществляются, как правило, отдельными крупными специалистами «за письменным столом», и здесь важен опыт и квалификация эксперта, а отнюдь не его, так сказать, ведомственная принадлежность.

Федеральный закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (2001) пытается внести некоторую ясность в этот вопрос. Он предусматривает, так сказать, трехэтажную конструкцию. В основе ее лежит система государственных судебно-экспертных учреждений, обычно осуществляющих фоноскопическую либо автороведческую экспертизу. Однако, хотя об этом в тексте данного закона специально не говорится, в принципе судебно-экспертное учреждение не обязательно должно быть государственным – во всяком случае, УПК РФ в ст. 199 («Порядок направления материалов уголовного дела для производства судебной экспертизы») говорит об «экспертном учреждении», а не о «государственном экспертном (судебно-экспертном) учреждении». Наконец, третья возможность – это проведение экспертизы вне экспертных учреждений лицами, обладающими необходимыми специальными познаниями, но не являющимися государственными судебными экспертами (ст. 41 указанного Федерального закона). Кстати, означает ли это, что государственный судебный эксперт – это то же самое, что сотрудник государственного экспертного учреждения? И всякий ли такой сотрудник может называть себя государственным судебным экспертом? Наконец, в какой мере сопоставимы (под правовым углом зрения) в качестве государственных экспертных учреждений, например, с одной стороны, НИИ судебных экспертиз Генпрокуратуры, с другой, Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН?

1.4. Лингвистическая экспертиза

Наряду с психолингвистической экспертизой в следственной и судебной практике распространена так называемая лингвистическая экспертиза. В частности, ей специально посвящен вышедший двумя изданиями сборник «Цена слова» (2002). Создана общественная организация – «Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам». Согласно определению, данному в указанном сборнике Т.В. Губаевой, «лингвистическая экспертиза представляет собой процессуальное действие, состоящее из проведения исследований и дачи заключения экспертом по вопросам, разрешение которых требует специальных знаний в области науки о языке» ( там же, с. 237). Очевидно, что этот критерий непригоден для определения специфики лингвистической экспертизы, так как он не носит целевого характера – непонятно, какие вопросы имеются в виду. Вообще многие авторы названного сборника, по-видимому, недостаточно представляют себе спектр экспертных задач и специфику экспертного исследования текстов. Так например, Е.И. Галяшина в качестве недостатка существующих экспертиз указывает, что «выводы подчас даются в вероятной, а не категоричной форме, что не позволяет использовать их в качестве судебных экспертиз» ( там же, с. 235). Однако любая экспертиза, имеющая дело с текстом (например, автороведческая), способна дать информацию лишь с определенной долей вероятности; задача эксперта не в том, чтобы дать категоричный ответ (автором текста является Н.), а в том, чтобы максимально обеспечить высокую вероятность ответа путем объективизации используемых методик и обосновать в заключении этот ответ и степень его вероятности. Дело суда, а не эксперта, каким образом можно и следует использовать в процессе это заключение; допрос эксперта как